Красавиц мертвых локоны златые

– Ты не хотел бы чашечку чая? – предложила я. – У нас почти не было времени поговорить.

– Крайне своевременное предложение, – согласился Доггер. – Я попросил миссис Мюллет принести чашки.

– И оставить нам чайник, – с энтузиазмом сказала я.

– И оставить нам чайник, – подтвердил Доггер.

Через пятнадцать минут, когда мы сидели за чаем с печеньем, я вытащила из кармана билет на поезд и положила его на стол.

– Билет на виселицу, – напомнила я Доггеру его же слова.

– Вполне вероятно, – сказал он.

– Но для кого?

– А! – улыбнулся Доггер. – Вот в чем вопрос. И большой вопрос для нас.

Я видела, что ему не терпится изложить свою теорию, чтобы упорядочить мысли. Детективная работа очень похожа на шитье одеяла, когда бесчисленные клочки ткани раскладываются во множество цветовых комбинаций, пока внезапно не появляется одна, та самая, неопознаваемая с самого начала, но теперь поразительно ясная.

Доггер бессознательно сжимал кончики пальцев левой руки правой ладонью, что подсказало мне, что он глубоко задумался.

Я налила нам еще по чашке чая, придерживая крышку чайника левым указательным пальцем, как делает миссис Мюллет, чтобы не уронить на стол, и оттопырила согнутый мизинец в комическом подражании.

Если Доггер и заметил, то он ничего не сказал.

– Билет, – наконец произнес он, – был не прокомпостирован.

Я кивнула, как будто сама это заметила, хотя на самом деле нет.

– И что это значит? – спросила я. – Он не использован?

– Не обязательно, – ответил Доггер. – Не все путешественники сдают билеты в конце пути. Железная дорога сейчас не так требовательна, как раньше.

Я ждала продолжения.

– Пассажиру из Бруквуда в Доддингсли или Хинли обязательно потребуются два билета: один из точки начала пути до вокзала Ватерлоо и второй с Ватерлоо до места назначения.

– Продолжай, – попросила я.

– Если этот пассажир хочет иметь алиби, ему нужно предъявить только первый билет в качестве доказательства, что в определенное время он был в Лондоне.

– Если только кто-то другой не докажет обратное, – заметила я.

– Именно, – согласился Доггер. – В преступный ум также могла прийти идея прокомпостировать или другим способом показать, что билет использован. В случае необходимости. Далее требуется уничтожить второй билет, доказывающий, что путешествие не закончилось в Лондоне.

– Это он или она? – спросила я.

– Еще многое предстоит выяснить, – сказал Доггер. – Поскольку билет не прокомпостирован, остается невыясненным, путешествовал ли пассажир. Если нет, то это просто свидетельство его намерения. Может, они хотели поехать, но не смогли. Тем не менее непрокомпостированный не обязательно означает неиспользованный. Билеты на поезд, как нам известно, могут быть отмечены следующими способами: их могут механически прокомпостировать, оторвать половину, сделать отметку чернилами или карандашом. Иногда это зависит от класса билета и от того, нужен ли он для обратной поездки. В этом случае мы имеем дело с месячным проездным первого класса, на котором нет следов использования.

– Но только до Ватерлоо, – заметила я. – Это прямо как в железнодорожных детективных романах, которые продаются у «Г. У. Смита»[24], не так ли?

– Мы можем предположить три вещи, – продолжил Доггер, игнорируя мой вопрос. – Либо билет хранился доктором Брокеном как доказательство предполагаемой поездки в Лондон…

– Несмотря на то что он обманщик, – перебила я.

– Да, но это только следующий запутанный узел в нашей истории, – улыбнулся Доггер.

Видно было, что он получает удовольствие.

– Либо он собирался поехать в Лондон, а может, и дальше, но на самом деле этого не сделал.

– Билет действует месяц, – заметила я. – Он до сих пор действителен.

– И правда, – согласился Доггер. – Есть еще слабая возможность, что кто-то другой купил его и поместил в бумажник доктора Брокена, хотя это кажется невероятным.

– Почему? – спросила я.

– Ты нашла его в бумажнике, спрятанном в кромке занавески в палате доктора. Маловероятно, что этот тайник известен кому-то кроме доктора.

– Или его санитарам, – предположила я.

– Да, эта возможность приходила мне в голову. Ты заметила часы мистера Куртрайта?


Я их действительно заметила.

– Да, – гордо ответила я. – Довольно искусный предмет с циферблатами для солнца, луны, приливов, насколько я поняла, и с кольцом для установки времени в разных частях света.

До сих пор я не осознавала его важность.

– Например, в Сингапуре, – взволнованно добавила я. – Или во французской Западной Африке.

У меня в голове открылись совершенно новые перспективы.

– Верно замечено, – сказал Доггер. – Мы не должны особенно углубляться, но это и правда слишком изысканные часы для человека в должности мистера Куртрайта.

Послышался легкий стук в дверь, и мисс Мюллет заглянула внутрь.

– Я пришла забрать чайные принадлежности, – сказала она. – Надеюсь, вы закончили. Альф ждет меня дома. Мы должны подготовить его, пойдем смотреть волшебный фонарь вечером. Он вызвался продавать билеты у входа, говорит Альф. Он говорит, не надо смотреть на этих лоточниц из Африки. Они непорядочные, говорит он. Кто знает? Может, я чему-то научусь? Почему нет?

И взмахнув передником, она исчезла.



Вечер был теплым для сентября. Снаружи церковь была окружена низким блуждающим туманом, и ручейки дыма от костров в округе плыли между покосившихся могильных камней.

Внутри было душно. Несмотря на страхи Синтии, каждая живая душа в Бишоп-Лейси и за его пределами втиснулась в приходской зал ради познавательного развлечения. Может, потому, что почти весь урожай уже собрали, многие из присутствующих были фермерами и членами их семей, освободившимися от забот в полях и наслаждающимися первым свободным вечером с весны. Поэтому в воздухе висел ощутимый запах земли с оттенками лошадиного компоста.

– Свежий, – по секрету шепнула мне миссис Мюллет на ухо. Она сидела прямо за мной и наклонилась поближе, чтобы поделиться своим наблюдениями. – Скорее всего, сапоги.

Я вознаградила ее улыбкой.

В самом центре первого ряда отделенная от остальных прихожан почти ощутимым ореолом святости сидела мисс Трулав в сопровождении нескольких прихвостней из алтарной гильдии, вернее скажем – прихвостниц.

– Это место занято? – спросили меня. Я посмотрела вверх, на секунду растерявшись. – Если да, я поковыляю в другое место и найду, где взгромоздиться.

– Мистер Моулд! – воскликнула я. – Что вы здесь делаете?

Это был шафер Дитера Реджи Моулд.

– Реджи, если не возражаете. Подумал, что отдохну тут некоторое время. Обосновался в «Тринадцати селезнях». Брожу по округе, любуюсь сельской природой. Подумал, интересно, как все это выглядит с земли, если вы понимаете, что я имею в виду.

Его жуткое обгоревшее лицо казалось гротескным в неверном свете приходского зала, как будто он персонаж деревенской пантомимы.

Я пыталась не глазеть на него.

– Готов поспорить, вы скучаете по сестре, – заметил он. – И по Дитеру тоже. Великолепная пара.

– Ужасно скучаю, – ответила я, хотя, по правде говоря, я о них не думала.

Реджи с трудом опустился в деревянное кресло, потом потер ладонями и с удовольствием обвел взглядом зал.

– Ждал этого всю неделю, – заметил он. – Христианское здоровье. Мясо и картошка для парней вроде меня. Одно без другого не бывает. И волшебный фонарь! Пенни за черно-белый и два за цветной. Сцены мрачной Африки. Будет прекрасно увидеть это снова.

– Вы уже бывали здесь, мистер Моулд? То есть Реджи?

– Мой отряд здесь тренировался, – ответил он. – РВТГ – Родезианская воздушная тренировочная группа. Часть ИВТГ – Имперской воздушной тренировочной системы. Слишком много акронимов, вы не считаете? Вот вам еще один, военный, означает запутывание и поток… Ой, мне не следует говорить, не так ли? Вам здесь нравится?

– Я с нетерпением жду выступления мисс Персмейкер и мисс Стоунбрук, – ответила я. – Всегда интересовалась христианскими миссиями и христианским здоровьем.

– Готов поспорить, что так. – Реджи легко толкнул меня локтем в ребра. – Готов поспорить.

Я повернулась и вытянула шею, обозревая набитый зал. Альф Мюллет, стоящий за карточным столом у дверей, поймал мой взгляд и в ответ показал мне поднятые большие пальцы. Веселье било через край.

После того как я сдержанно отреагировала на сигнал Альфа, в дверях появился инспектор Хьюитт. Он покопался в кармане брюк и опустил купюру в плетеную ивовую корзину. Сзади стояла его жена Антигона.

Я не смогла сдержаться. Вскочила на ноги и протолкалась мимо кресел к двери.

– Антигона! – сказала я, утирая уголки глаз, которые внезапно стали влажными.

Мы обнялись. Дважды.

Антигона отступила на шаг, не снимая рук с моих плеч.

– Дай мне посмотреть на тебя, – сказала она. – Ты выросла. Я тебя едва узнала.

– Как ребенок? – спросила я. – Сколько ей? Она же родилась в январе?

– Восемь месяцев, – ответила Антигона. – Скоро девять, и она уже показывает характер. Вчера, когда отец кормил ее, она рычала на него. Кстати, спасибо за прекрасную корзину.