Кровоцвет

Наши взгляды встретились.

– Понимаю, – искренне ответила я. – Я очень хорошо тебя понимаю.

Затем я сделала надрез легким и очень осторожным движением, действуя, как показал Ксан, и почувствовала, как по мере того как вытекающая кровь приглушала сияние лезвия, во мне начали нарастать сила и боль.

Ксан бережно забрал нож из моей правой руки и вместо него положил мне в ладонь чашу, повернув мой кровоточащий кулак так, чтобы он оказался прямо над ней. Когда первая капля коснулась металла, этот звук отозвался во мне звоном колокольчика, но через секунду он превратился в вой. Через три секунды он стал криком, таким высоким и пронзительным, что я подумала, что клетки моего тела от него лопнут. Но сквозь боль я слышала голос Ксана, четкий и спокойный.

– Последняя возможность отступить. Ты уверена, что готова? Уверена, что справишься?

– Я изучила все книги. Именно так это делал Аклев. Я уверена.

Он кивнул.

– И каково это – спасать мир? Что ты при этом чувствуешь?

Я нервно ответила:

– Потом расскажу. Прочти заклинание, которое я тебе дала, слово в слово, делая паузы так, чтобы я могла повторить каждую строчку. – Уилстайну, возможно, заклинания были и не нужны, но я не хотела рисковать. – А в конце подожги в чаше волосы лошади и кровь.

Он зажег спичку и прочел первую строчку.

– Divinum empyrea deducet me. – Божественная Эмпирея, направь меня.

– Divinum empyrea deducet me.

Его спичка зависла над чашей.

– Hic unionem terram caelum mare. – Жар переходил из чаши к кончикам моих пальцев, где превращался в булавочные уколы, которые будто почесывали меня под кожей. Внутри чаши кровь сгустилась вокруг пряди из гривы Фалады.

– Продолжай, – сказал Ксан. – Nos venimus ad te dedi te in similitudinem. Мы пришли к тебе с предложением по подобию твоему.

– Nos venimus ad te dedi te in similitudinem. – Булавочные уколы превратились в острые осколки стекла, впивающиеся в мои вены. Они ходили по кругу в моей голове, спустились по горлу, проникли внутрь сердечных клапанов и вышли из них, а потом с криком спустились по моим ногам и вышли из ступней в стену. После этого начался рост. Как будто я выбралась из своей кожи и скелета и превратилась в круг света.

– Magnifico nomen tuum, et faciem tuam ad quaerendam. Восхваляю имя твое и ищу твоего расположения.

Я с трудом произносила слова. Я едва ощущала себя. Мне было трудно понять, какими частями тела нужно шевелить, я не чувствовала ни рта, ни губ, ни языка, которым нужно было ворочать. Ветер бешено хлестал по стене, как во время урагана, и я подчинила его себе, подчинила себе воздух, чтобы создать требуемые звуки. Magnifico nomen tuum, et faciem tuam ad quaerendam. Это был не мой голос, а печальный свист ветра.

Ксан опустил спичку в чашу, осветив ее содержимое вспышкой. Я почувствовала, как мощь раскаленного добела пламени поднялась и присоединилась к ветру, закручиваясь в горящую колонну и вырезая на небе круг.

Затем я увидела их – лей-линии.

Мир за пределами Аклева был покрыт ослепительными всполохами белого света. Справа, слева, позади… они нависли над землей как сеть, повсюду, но только не внутри аклевской стены, возле которой они сворачивались. Я смотрела на них и видела, что линии стали медленно тускнеть, а ветер – ослабевать.

– Не останавливайся, – приказал Ксан.

Кровь в чаше поглотила прядь из гривы Фалады, перекрасив огонь из золотистого в серебристый. Я увидела ее призрак, свободно скачущий по бескрайней туманной пустоши. Я почувствовала ее яростную гордость, ее буйную радость, ее дикую страсть. Как будто она знала, что, если захочет, сможет бежать так быстро, что взлетит и присоединится к богине на небе. Она была Эмпиреей. Она была волшебной. И она собиралась дать мне все, что нужно. Потому что она любила меня. Доверяла мне. Она не пользовалась словами, но я знаю, что она говорила мне: она хочет помочь, потому что Келлан хотел бы, чтобы она мне помогла.

Но затем огонь зашипел.

– Подожди! Подожди! – взмолилась я. – Я не закончила! Еще не все! – Я вышла из трилистника, пытаясь поймать ускользающий образ.

– Что ты делаешь? – спросил Ксан, когда я опрокинула чашу, проводя тонкую линию из крови и пепла вдоль краев мелового рисунка. – Подожди, Эмили! Не надо!

– Я исцеляюсь слишком быстро, – в оцепенении произнесла я, пытаясь удержать убывающий серебристый огонь. – Боли не хватает.

Прежде, когда я экспериментировала с магией, я справлялась не с помощью боли. Что сказал Саймон? Магия крови завязана на эмоциях: чем быстрее бьется наше сердце, тем быстрее оно перекачивает кровь. Дома я, пользуясь магией, каждый раз испытывала страх, что Трибунал как-нибудь об этом проведает. Когда я спасала свою беременную матушку, я делала это от отчаяния. Когда я сжигала бандитов на улице Аклева, я пыталась предотвратить их посягательство на мою честь. Вслух я произнесла:

– Страх. Мне нужно почувствовать страх.

Я оттолкнула Ксана в сторону, побежала к стене, ногтями уцепилась за самый верх зубца и подтянулась. Крошки строительного раствора захрустели под босыми ногами, и несколько сыпучих кусков щебня упали в зияющую пустоту подо мной. Я перегнулась через край и вспомнила, что чувствовала, глядя, как Келлан выскальзывает из моих ладоней навстречу смерти, и мое сердце забилось в зловещем барабанном ритме. Если я упаду, то погибну – но потерять я боялась вовсе не свою жизнь. Единственный способ испугаться настолько, чтобы суметь завершить начатое, заключался в том, чтобы поставить на кон жизни тех, кто со мной связан. Я подняла руку еще раз, и капля крови упала прямо на камень зубчатой стены.

Это сработало, но я знала, что эффект будет недолгим. Я отчаянно потянулась сквозь пустоту к тому месту, где меня ждала Фалада. Она наклонила голову и положила свою красивую белую морду в мою кровоточащую ладонь.

– Спасибо, – сказала я ей, проводя серебристый свет ее души в свои ладони. Я взяла ровно столько, сколько мне было нужно, и держала этот свет внутри, позволяя ему циркулировать и расширяться. Затем я усилила свое сознание, снова обнаружила трещину в стене и загладила ее серебристой душой Фалады. «Почти!» – подумала я, но огонь вновь начал тускнеть. Мое тело останавливало кровотечение, и вместе с тем ограничивало доступ к магии внутри стены – кровь сворачивалась, я исцелялась. Нужно было почувствовать еще бо́льший страх. Я перегнулась как можно дальше и уже стояла на цыпочках…

– Эмили! – воскликнул Ксан и ухватил меня за руку. Я с трудом сохраняла равновесие. – Эмили, не надо. Это опасно. Не надо! – Он с силой притянул меня к себе, и я упала прямо в его объятия.

Я дрожала. Я была в крови. Но я не справилась. Не смогла.

– Ты в порядке? – Его белый воротничок съехал набок, волосы спутались, а глаза стали такими темными, как самый темный лес. Мы смотрели друг на друга. Я медленно поднесла окровавленные пальцы к его лицу и мягко прикоснулась к его губам. Никто из нас не произнес ни звука.

– Ничего-то вы не боитесь! – сказал мне Торис на ужине в Сирике. Всего, подумала я. – Кое-чего я все-таки боюсь, – ответила я вслух.

– Ничего-то вы не боитесь! – снова услышала я его слова, прозвучавшие эхом.


Да, ответила я.

Ксан.

Я боюсь Ксана.

Все замедлилось и остановилось. Мы были одни в этом хрупком мгновении, подвешенные вдвоем в магии и луче света.

Затем я закрыла глаза и расслабилась.

Оставшийся запас силы выплеснулся из меня волной, прокатился через стену и заполнил щели, подобно тому, как мазь заполняет рану. Как только это произошло, я упала на руки Ксана. Волшебство ушло, оставив меня опустошенной, похолодевшей. И все же, когда мы были в объятиях друг друга, удивленные и смущенные до такой степени, что захватывало дух, я была уверена, что еще никогда не чувствовала себя живее, чем в то мгновение.





19




Я почти не помнила, как добралась до дома: заклинание высосало из меня последние силы. Единственное, что врезалось в память, это мягкие просьбы Ксана переставлять ноги.

– Я не могу тебя нести, – сказал он, хотя его слова я помню как сквозь сон. – Пожалуйста, Эмили, просто иди вперед. Вместе мы справимся.

На следующее утро я проснулась в своей койке и услышала звук мягких, синкопированных ударов, перешедших в ворчание. Это был знакомый звук, он меня успокаивал, и я надолго зависла в пограничном состоянии между сном и бодрствованием, с удовольствием прислушиваясь. Кейт активно похозяйничала в моем домике: затхлый душок пыли исчез, ему на смену пришли ароматы свежих садовых цветов и напитавшейся дождем сосны.

И лишь когда другой звук – резкий и тяжелый стук – перекрыл первый, я стряхнула с себя последние обрывки сна. Я села на койке и увидела, что Ксан, спавший сидя, тоже проснулся. Протирая глаза, он поднялся на ноги, из-за чего бумаги, лежавшие у него на коленях, соскользнули на пол. Видимо, он уснул, рисуя возле камина, после того как уложил меня в постель.

– Что это? – спросил Ксан хриплым утренним голосом. Под глазами у него темнели круги, на пальцах виднелись следы сажи.

Тук! Тук! Тук! Спотыкаясь, я подошла к двери, отворила ее и увидела на пороге Натаниэля. Его одежда промокла насквозь, влажные пряди волос прилипли к лицу.

Дождь.

– Ксан! – с трудом переводя дыхание, выкрикнул Натаниэль. – Ксан! Он здесь?

– Я здесь, – ответил Ксан из-за моей спины. – В чем де… – Он широко распахнул глаза, протиснулся мимо меня и, выйдя под ливень, поднял руки вверх и стал ловить капли дождя, глядя на них то ли с изумлением, то ли с ужасом.

– Ты должен пойти со мной, сейчас же, – торопливо произнес Натаниэль. – Это Высшие Врата.

– Оставайся здесь, – велел Ксан и громко хлопнул дверью перед моим носом. Ошеломленная, я несколько секунд смотрела на деревянную панель двери, после чего кинулась за плащом Келлана. Я здесь не останусь, только не когда с воротами что-то не так!

Весь город высыпал на улицы, чтобы поглазеть и подивиться на ливень, все перешептывались и тыкали пальцем в одном направлении. Вскоре над крышами домов показались три лошади, но теперь их прежде безупречный мрамор был испорчен следами пламени. В переулке я заметила серебристо-белого жеребца, эмпирейца, но он был мне незнаком. Я уставилась на него, разинув рот. Я использовала Фаладу, чтобы отменить одно из двух завершенных жертвоприношений. Чтобы вызвать такое, смерти одной лошади должно было быть недостаточно.

Я почувствовала, как кто-то взял меня за локоть, обернулась и увидела Кейт. Ее личико с высокими скулами под промокшим капюшоном было омрачено тревогой.

– Эмили, – с серьезным видом сказала она. – Не ходи туда. Обещаю, тебе не захочется на это смотреть.

Мне стало нечем дышать. Я оттолкнула ее и стала пробираться сквозь сгущавшуюся толпу.

Я знала, что случилось что-то ужасное, чувствовала это нутром, но увидеть такое была все же не готова. Продолжая в беспамятстве переставлять ноги, я безутешно взвыла.

Прибитая гвоздями к перемычке над воротами подъемной решетки, висела голова некогда белой лошади. Ее губы навеки застыли в страшном крике, обнажив зубы, а прекрасная грива была перепачкана змеевидными завитками крови. Кровь забрызгала мрамор, черные следы были повсюду, как страшные пятна от ударов молнии. С ее губ падали капли крови и дождя, образуя красные ручейки, которые текли по булыжной мостовой. Призраки ворот бесцельно бродили под этим гротескным зрелищем, безразличные и к смерти, и к ливню.

Я будто сквозь туман видела, как Ксан и Натаниэль спешат ко мне сквозь толпу, как Ксан прикрывает мне ладонью рот, пытаясь заглушить жуткие звуки, вырывающиеся из моего горла. Я не могла отвести взгляд. Фалада была мертва. Мертва.

– Эмили, перестань. Пожалуйста. Ты привлекаешь внимание.

– Не трогай меня.

– Эмили, просто замолчи…

– Не трогай меня!

Натаниэль схватил меня в охапку с такой легкостью, будто я была бьющимся в истерике ребенком. Я боролась с ним, но этот мужчина, казалось, был сделан из гранита. Он будто вообще не замечал моего сопротивления. Когда он снова опустил меня на землю, мы уже отошли достаточно далеко, чтобы не ловить на себе любопытные взгляды. Кейт и Ксан следовали за нами по пятам.

– Как ты посмел! – бросила я, кипя от ярости.

Лицо Ксана было маской спокойствия, что разозлило меня еще больше.

– Это то, что мы пытались предотвратить, Эмили… Кровоточащие звезды. Должно быть, они поняли, что мы задумали, после того, как убили одну лошадь. И даже несмотря на то, что Фалада была замаскирована, они, вероятно, наложили заклинание и сумели увидеть ее сквозь маскировку. – Он выругался. – Мне очень жаль, что с твоей лошадью произошло такое, но ты должна понимать, что сейчас у нас есть проблемы посерьезнее…

– Тебе жаль? – От дождя и слез щипало в глазах.