Лазурный берег болота

– Он, умный человек, профессор, и взял в руки криминальное чтиво для женщин? – поддержал меня Никита Павлович.

– А вы, дружок, сноб, – заметил Димон, – каждый расслабляется как хочет. Таня, например, в кровати мороженое ест и по интернет-магазинам одежды-обуви рыщет. При нас же она даже конфетку не развернет и на шмоточницу не похожа.

– А ты откуда знаешь? – изумилась я. – Кто тебе рассказал про эскимо и шопинг?

– Маленькая птичка нашептала, – ответил приятель. – Николай же любил Смолякову. И что? Вид его лица свидетельствовал о том, что Каменев перед смертью испытал ужас, и кое-какие посмертные анализы это подтвердили. Что напугало Николая? Ответа нет! Меня в отчете удивило лишь одно; что – отвечу, когда Таня побеседует с менеджером фирмы подарков. Ну, просто удивило, потому что это нелогично. Но никаких далеко идущих выводов я не делал. Потом изучил всю информацию, которую собрали. И наткнулся на незначительный факт. Ерундовый. Он вообще не имел отношения к нашему расследованию. Просто собеседник Татьяны между делом посплетничал. И у меня в голове что-то щелкнуло. Появилась версия. Возможно, это полное идиотство, но проверить надо. Я сейчас напишу на бумажке одно слово, сверну ее и отдам Дюдюне. А она его откроет, когда Таня вернется. Если я угадал – я молодец. Если придумал глупость – с меня ужин для всех. Идет?

– По рукам, – обрадовалась Ада.





Глава тридцать пятая




Я вернулась через два часа, вошла в кабинет, и Ада тут же развернула бумажку.

– Ерунда какая-то, – пробормотала она.

Я взяла у Дюдюни листок.

– Нет. Димон, ты прав. Надеюсь, объяснишь нам, какое место в отчете эксперта навело тебя на правильную мысль. И с кем я беседовала? Кто сказал нечто пустяковое и это направило тебя на нужный путь?

Коробков встал.

– Думаю, надо ехать к Веронике. Все ясно. Надо ей объяснить.

– Хорошо, сейчас позвоню Каменевой, – пробормотала я, взяв телефон, – но объяснять все будешь ты. У меня не хватит духа выложить ей правду.

– Я ничего не поняла, – призналась Дюдюня.

– Мы тоже с Мишей в недоумении, – добавил Никита Павлович.

Но я уже набрала номер Вероники и, получив разрешение приехать прямо сейчас, пообещала остальным членам бригады:

– Пока дойдем до парковки, я успею все объяснить.

Дорога до дома Каменевых оказалась свободной, свернув с МКАДа на шоссе, которое ведет в область, я спросила у Димона:

– Нам рассказывать вдове правду о детстве Николая?

– Не знаю, – после паузы ответил Коробков, – с одной стороны, ей следует знать правду. Но правда эта слишком жестокая и не имеет ни малейшего отношения к смерти Каменева.

– Да уж, – вздохнула я, – когда мы раскопали эту историю, вытащили наружу семейные тайны Шмаковых, я подумала, что Николая Петровича лишил жизни кто-то из родственников жертв Игоря. Вдруг у какой-то женщины остался ребенок. Его определили в интернат. Он вырос и решил отомстить тому, кто убил его мать.

– Понимаю, почему твои мысли унесло в этом направлении, – согласился Коробков. – Но простому человеку никогда не выяснить то, что узнали мы.

– А если тот ребенок вырос и стал сотрудником спецслужб? – предположила я.

Коробков открыл бардачок.

– Теоретически это возможно, практически навряд ли.

– Других версий я не придумала, – призналась я. – Ты меня просто потряс! До такого додуматься. Димон – ты мозг!

– Случайно получилось, – заскромничал Коробков и перевел беседу в другое русло. – Знаешь, у Шмаковых определенно плохая генетика. Где-то в глубине веков в каком-то их предке произошла поломка. Может, он потомок Каина, который жестоко убил своего брата Авеля?[3] Ну, и стремление убивать пошло передаваться дальше.

– Рудольф убийца, Петр нет, а они родственники, – возразила я.

– Закон генетики, – усмехнулся Димон, – прямо по монаху Менделю, основоположнику учения о наследственности. Он первым заметил, что у гороха всегда получаются одинаковые стручки – две белые горошины, три черные. Или наоборот, точно не помню. Одни дети удаются в отца, другие в мать, третьи в брата папаши… И если в роду был мерзавец, он в ком-то может возродиться. А в случае со Шмаковыми еще и сексуальное насилие. Да, Игоря признали вменяемым. Но, на мой взгляд, мужик, который творил такие дела, определенно имел поломку в мозгу.

– Его развратил отец, – возразила я, – приучил мальчика убивать, насиловать.

– Игорь проделал то же самое с Колей, – напомнил Димон, – но тот не стал маньяком.

– Из материалов дела Игоря следует, что Николай ничего не знал, – протянула я.

– И ты в это веришь? – прищурился Димон. – Да, там есть запись, что ребенок непонятно какого пола, лет двенадцати с виду, увел техсотрудницу Елену Патронову в подъезд. А Игорь объяснил, что он всякий раз нанимал незнакомых ребят для заманивания жертв. Но мы-то знаем правду. Несчастных к отцу приводил Коля. Он потом стал хорошим человеком, любил свою семью, помогал людям, не взял у Бориса и Варвары все драгоценности, которые случайно обнаружились в шкафу, поделился с семьей Берг. Да еще бесплатно провел в деревню газ.

– Что-то здесь не так, – пробормотала я. – Почему из-за простой машинистки столько усилий предприняли? Приехали. Думаю, нам не стоит пугать Веронику. Пусть тайны Николая Петровича умрут вместе с ним.


– Согласен, – кивнул Димон, – не стоит рушить иллюзорный замок вдовы. Она считает покойного лучшим человеком на свете, понятия не имеет о том, какие монстры…

Димон закашлялся и взял бутылку с водой.

Я договорила за него:

– Какие монстры обитали в доме, которому один из нелегальных эмигрантов дал имя «Лазурный берег надежды». Только на самом деле коттедж следовало назвать: «Лазурный берег болота».





Глава тридцать шестая




– Вы одна дома? – спросила Дюдюня, когда мы устроились в гостиной.

– Нет, еще Марта в своей комнате, – ответила Вероника Олеговна, – остальные уехали кто куда. Вы так неожиданно решили приехать. Дети умчались по своим делам. Предупреди вы заранее, они бы остались.

– Нам как раз хочется поговорить с вами и Мартой наедине, – сказала я.

Хозяйка встала.

– Сейчас позову девочку.

Минут пять мы сидели молча, потом в столовую вернулась Вероника, вместе с ней появилась Марта, которая сразу налетела на меня:

– Вы узнали что-то о смерти папы? И Макса?

– Да, – ответил Димон. – Вы ведь заказывали подарки для отца в одной фирме?

– И какое это имеет отношение к смерти папы? – рассердилась молодая женщина.

– Некоторое, – ответила я, – сейчас все объясним. Для начала о Максиме. Тут ничего удивительного нет. Вероника Олеговна, вы говорили, что сын последний год жаловался на мигрень?

– Голова у него всегда болела, – вздохнула хозяйка дома, – еще со школьных времен. Как завтра контрольная по математике, так у Макса наутро череп раскалывается, его пошатывает. Я протащила подростка по всем врачам, вердикт: здоров. Потом невропатолог сказал:

– Мальчик боится контрольной, нервничает, у него происходит зажим в шее, вот тут.

И ткнул сыну пальцем в основание черепа слева.

– Неприятно?

Макс простонал:

– Да.

Доктор продолжил:

– Объясняю примитивно. Страх получить двойку вызывает зажим в шее, спазмируется сосуд, мозг недополучает крови, стартует боль. И, наверное, то же самое происходит при каждой волнительной для мальчика истории.

Сын согласился:

– Всегда, когда я дергаюсь.

Максу выписали успокаивающее, велели ходить в бассейн, на массаж. Ситуация выправилась. Голова у него болела редко. Но в последний год почти каждую неделю он жаловался на мигрень.

– В детстве Максима не было современной диагностической аппаратуры, – сказала Ада. – А почему вы его сейчас не отправили на КТ головного мозга?

Вероника пожала плечами.

– Зачем? И так знаем: спазм от нервов. У томографа сильное излучение, оно провоцирует рак.

– Глупости, – не выдержал Коробков, – излучение там крохотное. А вот возможности у аппарата огромные. У Максима была аневризма головного мозга. Наверное, еще с детства, возможно врожденная. Она лопнула. Смерть вашего сына трагедия, но никакой криминальной составляющей там нет. К сожалению, кончина Максима произошла почти сразу за смертью Николая Петровича. Ваш сын умер на половине отца, что породило разные мысли. Но ничего сверхъестественного в этом нет. Максим умер из-за сосудистой проблемы.

– Марта, что вы подарили отцу в день рождения? – поинтересовалась я.

– Сюрприз, – ответила девушка. – К чему этот вопрос?

– Если не трудно, расскажите о подарке, – попросила я и услышала:

– Зачем?