Ледяное сердце

Он был без маски. Без горба. Без перчатки.





Глава 28. Карриган




За столом было шумно. Гости провозглашали тосты один за другим, слуги подливали вино и меняли блюда с закусками, а Кайя не могла проглотить и кусочка.

Дитамар вёл разговор о делах, стараясь всё время задавать вопросы Турам, а особенно — Карригану. Но тот слушал его вполуха, предоставив отвечать Нэйдару. А сам рассматривал Кайю.

— И как цены на соль?

— Выросли с прошлого года. Была бы ещё дорога к порту! А так всё идёт хорошо, — Нэйдар отвечал за верховного джарта, успевая при этом разделываться с ветчиной.

— А добыча белой глины? Я слышал, в Коринтии мода на фарфор пошла на убыль. Нынче в моде вроде рыжая керамика и смальта, — не унимался Дитамар.

— Какое там! Нынче в моде стекло! И витраж-роза из нашего стекла украсит главный храм в столице, к слову о смальте, — с гордостью произнёс Нэйдар, — и уж конечно в углу витража будет символ нашего прайда. Торгуем теперь вовсю с Ашуманом.

— Стекло, значит? Похвально…

— …купили пять кораблей…

— …строить дорогу в порт… через горы… с вашей помощью…

— …краски из Ашумана…

— …королевский патент…

Кайя не понимала разговора, она его почти не слушала, звуки доносились откуда-то издалека, их заглушал шум крови, бегущей по венам, и стук сердца.

Эйвер? Эйвер! Как же так? Его маска… Что произошло? Неужели это всё Зелёная звезда?

Она смотрела на него, смотрела не в силах отвести взгляд, впитывая каждую чёрточку, как путник, мучимый жаждой, находит, наконец, родник и припадает к нему, и не может оторваться. Так и она вглядывалась в его лицо, вспоминая всё то время ужаса и страхов, когда она мучилась вопросом, что же скрывает маска. И вот теперь…

Её нет.

Всё это время, пока он носил маску, она лишь догадывалась о его настроении и эмоциях по голосу, по походке, по жестам. А сейчас она видела всё — чёрные волосы, не растрёпанные, как обычно, а аккуратно схваченные сзади чёрной лентой, и этот нос с лёгкой горбинкой, как у всех Ибексов, и его глаза, карие с тёплым оттенком янтаря, и губы чуть насмешливые, словно ему нравилось её смятение. И он постукивал по столу ручкой ножа, совсем как тогда, когда приглашал её завтракать в малый зал, наблюдая за ней из тёмного угла у камина.

Только вот в отличие от того времени сегодня ей не хотелось прятаться от этого взгляда.

Крылья дрогнули, ожили, развернулись, и сами потянулись к нему через стол, не слушая голоса разума и воли, который пытался их удержать.

Остановись, Кайя!

Но она не могла остановиться. Дотронулась ими до его щеки, легко, невесомо, и ощутила вдруг такое же прикосновение в ответ.

И эта улыбка, едва тронувшая его губы, едва заметная, словно шептала…

Здравствуй, Кайя!

Она смутилась, но взгляд отвести не могла — он не отпускал, и её лицо пылало, и сердце билось, как у зайца…

О, боги! Какая же пытка сидеть за этим столом!

Крылья уже не подчинялись ей, соприкоснулись с его крыльями где-то в воздухе, сплелись, обжигая друг друга…

Между ними разливалось пылающее море. Среди бокалов и чаш, серебряных вилок и ножей, затопляя красные скатерти и пол, невидимая глазу текла огненная река. Откуда-то, от её сердца к его сердцу она струилась по телу, по рукам, ногам, спине, по коже и, обволакивая горячим мёдом, отзываясь в каждой частичке тела, заставляя биться пульс на губах, в горле, висках и даже пальцах.

Невыносимо. Жарко. Не хватает воздуха.

И глаз не оторвать. И не разомкнуть крыльев. Даже губы пересохли. И внезапно захотелось взлететь, вырваться из этого зала на свободу… и остаться вдвоём.

Остановись, Эйвер! Что же ты делаешь?! Отпусти меня! Отпусти…

А он не отпускал…

— … а что скажешь ты, Кайя?

Она очнулась и с трудом перевела взгляд на Карригана.


О чём он её спросил?

Его глаза чернее ночи. Губы сжаты. Он смотрит то на Эйвера, то на неё. И взгляд этот ледяной, холодный…

Он всё понял. И не только он. Даже Дитамар притих и мэтр Альд. И все на неё смотрят. Потому что все они сейчас чувствуют эту огненную лаву между ними, каждый сидящий за столом.

— Думаете, нашей гостье интересно, кто победит в битве посуды: фарфор или стекло? — выручил её Дитамар. — Все эти деловые разговоры наверняка навевают тоску, да Кайя?

И Эйвер отпустил её.

Крылья разомкнулись. Кружилась голова. И она чувствовала себя пьяной без всякого вина. Коснулась пальцами пересохших губ.

— Я думаю, — запнулась, чувствуя гулкие удары сердца где-то в горле, и как руки дрожат, не в силах совладать с вилкой, — что фарфор больше подходит для будней, а стекло для праздников. Так что всему найдётся место. Хотя королева, как урождённая ашуманка, конечно, пользуется стеклом, а мода всегда идёт из дворца. Поэтому, наверное, победит стекло.

Карриган усмехнулся и ответил тихо:

— И я так думаю.

— Пожалуй, в этом что-то есть. А как же хрусталь? Что будет с ним? Хрусталь ведь ваша вотчина, джарт Эйвер? Что вы думаете о нём? — перевёл разговор Нэйдар на хозяина замка.

Она поняла — Дитамар и Нэйдар отчаянно пытаются разбить этот странный треугольник, возникший между ней, Эйвером и Карриганом.

Почему ты так смотришь на меня, Грейт? Чего ты от меня хочешь?

Красивые губы верховного джарта Туров снова тронула едва заметная усмешка, он отложил вилку, взял в руки хрустальный бокал и встал.

— Я прошу прощения, эфе Эйвер, что перебиваю, но к вопросу о хрустале… Я бы хотел поднять этот прекрасный бокал за гостеприимный приём и хозяев Лааре. За то, что несмотря на трудности вашего прайда, вы так радушно приняли нас и… не только нас… Пусть ваш дом будет всегда полон, как этот бокал, и также чист и твёрд, как этот хрусталь. Яхо!

— Яхо! — подхватили все, и мелодичный звон полетел под сводами зала.

— Разве ты не поддержишь моих пожеланий? — спросил Карриган, усаживаясь и видя, что Кайя так и не притронулась к вину.

Дитамар толкнул легонько её туфлю, и ей пришлось снова улыбнуться и выпить.

— Странно, что в замке так мало цветов. Вы не слишком щедры к Ибексам, Кайя, — и снова ледяная чернота во взгляде, — там, где ступала ваша мать, всегда цвели розы. Или вы приберегли всё волшебство для бала?

Волшебство? Значит это тебе нужно, Грейт? Волшебство?

— Это наш маленький секрет, — улыбнулась Кайя и кивнула на Дитамара.

Всё, как он учил.

— Меня всегда это восхищало. Волшебство вед. Непостижимое и неподвластное нашим каменным сердцам, так ведь Дитамар?

Карриган смотрел на Кайю внимательно, изучающе, словно держал нож у её горла, и голос его при этом, такой бархатный и сладкий, лился, как патока, но стоит только шевельнуться — и лезвие не пощадит.

— Ну, насчёт каменных сердец — это была, видимо, пышная метафора, — Дитамар поиграл ножом для мяса, — не у каждого из сидящих за этим столом оно каменное. У кого-то и… из более мягких пород.

Карриган усмехнулся криво и ответил:

— Согласен. Не у каждого оно и есть, если говорить о метафорах.

Кайя почувствовала, как напрягся Дитамар, и его пальцы перехватили нож поудобнее.

— Ну уж если любить метафоры так, как люблю их я, можно весь вечер говорить о сердцах. К примеру, что лучше, отсутствие сердца или сердце из глины? Или вот тоже неплохая метафора — лучше сердце из глины, чем глиняные мозги…

Ноздри Карригана слегка раздулись. Дитамар уже открыто бросал вызов. Ещё пара фраз — и они набросятся друг на друга прямо за столом. Нужно как-то спасти этот разговор. Говорить, о чём угодно. Вмешаться.

Придумай же, Кайя! Не молчи!

Она вдохнула глубже и улыбнулась Карригану самой очаровательной улыбкой, на какую была способна.

— И какого же волшебства ты ожидал, Грейт, когда увидел меня? — произнесла негромко, но с вызовом, накрыв свой бокал ладонью. — Цветущих садов?..

Коснулась крыльями его руки, лежащей на столе. Он вздрогнул едва заметно, но как от удара хлыстом. И глаза его снова потемнели. А она почувствовала…

Боль.

Он любил.

Давно.

Сильно и безответно.

И заставил её страдать.