Любовь по обмену

Я все еще прокручиваю в голове «Bo-o-od’ zda-ro-va!», чтобы запомнить и суметь потом повторить при случае, когда Дима кладет руку мне на плечо и произносит:

— Давай, меняй колготки, и пойдем за дровами.

Девчонки хохочут, а я качаю головой. Шутник, блин.

Через десять минут мы уже мотаемся по лесу в поисках сухих веток. Дима находит в овраге здоровенное бревно. Если быть точнее, оно выглядит, как тоненькое, засохшее, сломанное ветром, дерево, но когда мы его приподнимаем, становится ясно — унести и надорваться будет непросто.

— Сколько всего у тебя татуировок, Дима? — Спрашиваю, согнувшись под тяжестью ствола, взваленного на мое плечо.

— A hren znaet! — Отвечает он. — В смысле, много. Не знаю точно сколько.

— Сбился со счета?

Кажется, свежей футболке тоже хана, потому что слышно, как от бревна с противным шуршанием отслаивается сухая кора.

— Я больше переживаю, что места для новых тату остается все меньше. Вот это беда.

— А… Набьешь мне что-нибудь?

— Легко. — Он поправляет бревно, и меня поводит в сторону. — Только напишем по-русски, идет?

— Хорошо. Тогда я пока придумаю, что именно хочу там видеть.

— Договорились.

Мы подходим к домику и видим, что Никита уже подтащил железный ящик на ножках — «мангал» поближе к столику под окном и наполнил его небольшим количеством сухих веточек.

— Ого! — Радостно восклицает он, оглядывая бревно, которое мы бросаем к ногам.

— Есть топор? — Интересуется Дима.

— Да. На кухне.

Через минуту мы уже все втроем стоим вокруг невысокого пня и решаем, как лучше разрубить дерево.

— Закон дров. — Вещает Калинин. — Умение рубить дрова растет прямо пропорционально количеству ударов топором по колену.

— Не хотелось бы, — вздыхаю.

— Я пошел разводить огонь, — бормочет Никита, быстро разворачивается и уходит к мангалу.

Я беру топор одной рукой возле лезвия, другой за конечную часть рукояти и поднимаю вверх чуть в сторону от головы. Наношу размашистый удар, и топор входит в дерево даже без отдачи в ладони.

— Вот. Самое главное — сила размаха, — усмехается Дима, закуривая.

Сначала обрубаю ветки от корней к вершине, потом работаю над тем, чтобы сделать несколько поленьев.

— Теперь ставь их вот так, — помогает мне «напарник», устанавливая полено на пень, — и коли. — Показывает он.

Мое тело разогревается в процессе работы, уставшие мышцы снова приходят в тонус. Расколов несколько поленьев, втыкаю топор в пень и вытираю пот со лба. Вижу, как смотрят на меня девчонки в окно. Ира с Машей, заметив мой взгляд, быстро отворачиваются. Зоя делает это с опозданием: сначала слегка вздрагивает, потом смущенно опускает глаза и нервно трет висок.

Через несколько минут, когда дрова нарублены, а огонь в мангале уже разгорелся, мы собираемся за столом. Девочки выносят бутерброды и очередной замысловатый русский салат. Дима разливает пиво по стаканчикам и передает каждому сидящему.

С моей стороны, а я сижу спиной к домику на деревянной скамье, хорошо видно, как возле каждого из домиков в густых вечерних сумерках веселятся люди. В их мангалах тоже горит огонь, и со всех сторон до нас доносятся музыка и смех.

Мы поднимаем стаканы, говорим какие-то тосты, пьем, затем просто болтаем, время от времени громко смеясь. Все наше общение — это смесь английского, русского и пошлой нецензурщины, но самое интересное — все всё понимают. И даже я.

Когда становится прохладнее, надеваем куртки и возвращаемся за стол. Пока Никита занимается мясом, насаживая его на тонкие, витые железные прутья, Дима с сигаретой в зубах травит байки и жарит нам сосиски, нанизанные на простые веточки. Я, не спеша, маленькими глотками пью пиво, а свободной рукой отгоняю комаров, которые кружат вокруг стола как шустрые бомбардировщики. Украдкой смотрю на Зою.

Она сидит на стуле напротив меня, обхватив руками колени, и ее глаза искрятся чистейшим серебром в отсветах луны, застывшей над макушками деревьев большим белым диском. Приятно пахнет дымом, угольки краснеют в черноте мангала, а ее голос плывет поверх всей этой атмосферы тихой рекой. Может, сказывается мое влияние, ведь мы общаемся каждый день, но я уже почти не слышу того забавного акцента, который резал мне слух в день нашего знакомства.

— Весь вечер он заставлял нас носить дрова, — рассказывает Зоя. — Мангала не было, мы просто выкопали яму ближе к берегу и там развели костер. Так вот все разошлись после полуночи, а Никита уснул, свернувшись калачиком, возле огня.

— Все было не так! — Вопит Медведев.

— А когда проснулся, у него лицо черное — все в золе! Видимо, ветром из костра надуло.

Мы дружно хохочем, а Никита тихо матерится, устанавливая прутья с мясом поперек мангала.

— А еще он сжег парням трусы! — До слез смеется Зоя.

— Это как? — Я чуть не давлюсь пивом.

— Они искупались в реке, а потом развесили их на веревке над огнем.


— Сколько не развешивай, все равно все сгорит! — Ворчит Никита. — Это закон костра!

А мы смеемся еще громче.

— Они обещали тебе отомстить в будущем году, так что береги теперь свои трусы, — хихикает Маша.

Мы чокаемся, пьем и уже чувствуем, как приятно пахнет от мангала поджаренным мясом. Честно, вот просто слюни текут от этого запаха. И не важно, сколько всего ты съел до этого, все равно этот аромат пьянит. И вообще, есть что-то такое доброе и душевное в этих посиделках. Они лучше, чем бездумное веселье в чьем-нибудь огромном доме с большим количеством выпивки и громкой музыкой. И кажется, можно бесконечно сидеть вот так вшестером за столом, покрытым дешевой скатертью, пить из пластиковых стаканов и есть что-то простое и непритязательное. Главное, чтобы друзья были рядом.

Еще бы этих комаров не было! Шлеп!

Охаживаю себя с размаху по шее ладонью. Как же они надоели!

— Там крем есть в домике. — Зоя поднимается со своего места. — И спрей. Набрызгаешь, и не будут кусать.

— Правда? — Выдыхаю. — Неужели, от этого есть спасение?

Она улыбается мне и скрывается в домике.

— Гитару, Зой! — Кричит Дима ей вслед.

— Хорошо!

А через минуту она появляется возле стола с гитарой и дезодорантом. Свет в доме остается гореть, поэтому комары, словно одурев, начинают биться о стекло над моей головой.

Зоя аккуратно ставит гитару на стул, затем подходит ко мне. Трясет баллончиком со спреем и приказывает:

— Закрой глаза.

Ммм… Я, конечно, мечтал услышать это при совсем других обстоятельствах, но… Послушно прикрываю веки и чувствую, как открытых участков моего тела касается влажное облачко. Пахнет средство достаточно мерзко, но если выбирать между ним и комарами, я выберу его и даже немного потерплю.

— Ну, — спрашиваю, открыв глаза, — кто сыграет?

Зоя закрывает спрей колпачком и ставит на стол.

— Кто-кто? — Смеется Маша. — Зоя, конечно!

— Ты?! — У меня челюсть съезжает вниз.

Зайка пожимает плечами и садится.

Маша подает ей гитару:

— Я знаю только двух человек, которые играют и поют одинаково гениально: это мой братец Пашка и наша Зоя.

— Почему ты молчала?

— Я… — Зайка обнимает корпус гитары и нежно проводит рукой по струнам. Она задумчиво скользит взглядом по столу, полному еды. — Я не знаю.

— Потому что Слава постоянно ее критиковал! — Не сдерживается Маша. — Не так держишь гитару, не так поешь, а аккорды «я, вообще, другие бы взял!» — Пародирует она низким голосом и всплескивает руками, но, заметив взгляд Зои, резко замолкает. — Прости…

— Это просто гитара. Просто музыка. — Говорит Зоя тихо-тихо. — Раньше мы с братом часто делились аккордами, пели, играли вечерами. А теперь получается очень редко… и только здесь, с вами.

— Зой, давай… — Маша очевидно просит какую-то песню.

Не понимаю ни слова.



Зоя



Бывало, с гитарой в обнимку мне удавалось отрешиться от любых проблем, расслабиться, забыться. Но так как Слава не особо одобрял это мое увлечение, а мне не хотелось его раздражать, то и инструмент я держала в руках в последний раз, наверное, год назад.

Зажимаю нужные струны, проверяю звучание и настройку. Музыка со всех сторон отвлекает, но я знаю, стоит только ожить гитаре в моих руках, и все это станет лишь фоном. Вдыхаю, выдыхаю, прочищаю горло. Готова. Последний раз оглядываю застывших в ожидании ребят.

Джастин смотрит на меня с интересом, в его глазах удивление, восторг и что-то очень похожее на боль. Он словно спрашивает: «Почему ты не рассказывала мне?» Но я просто не знала, стоит ли нам настолько сближаться, чтобы знать друг о друге так много.

С первым аккордом все встает на свои места. Пальцы помнят: они летают по струнам, как юркие маленькие птички, цепляются, дергают, аккуратно пощипывают, и вот это уже не механические движения — это мелодия, и она бежит, как ручеек, заставляя слушать сердцем. После тихого проигрыша вступаю:

Я вижу, как волны смывают следы на песке,

Я слышу, как ветер поет свою странную песню,