Любовь, жизнь и далее по списку

– Да. Я ответил, но мне сказали, у тебя была насыщенная неделя.

– Очень насыщенная. Прости.

– Все в порядке, – сказал он. – Удачи. Мне жаль, что я не смогу прийти.

– Не сможешь, говоришь? Да, я поняла. Ты собираешься меня удивить, как те папы-солдаты в интернете, которые выпрыгивают из коробок на футбольном поле или из тортов на вечеринках в честь дня рождения. Я угадала?

– Они выпрыгивают из коробок на футбольных матчах? – спросил он.

– Да, это очень театрально и очень сентиментально. Все всегда ревут.

Дедушка начал массировать мне плечи, и я резко втянула воздух из-за боли.

– Нет, малышка, этого не случится. Мне жаль, – сказал папа.

– Все они так говорят, стараются свести все к шутке. Но я-то тебя знаю. Только не выпрыгивай из моих картин, или тебе придется за них платить. А я пока буду практиковаться над своим плачем.

– Эбби, я…

– Она шутит, Пол, – вмешалась мама. – Она знает, что тебя не будет. – Незаметно для папы она махнула мне рукой, чтобы я это прекратила.

Дедушка, который всегда знал, что сказать в неловкие моменты, вмешался:

– Надеюсь, ты заказал видеографа по такому случаю, Пол. У таких видео миллионы просмотров в интернете.

Мама вздохнула и развернула монитор в свою сторону. Она выглядела виновато.

– Ты ведь их знаешь, – обратилась она к папе. – Им нравится доводить шутки до точки, когда уже не смешно.

– Что? – возмутилась я. – Я думала, что мы сейчас как раз вышли на пик юмора.

– Я тоже, – согласился дедушка, пытаясь докопаться до узелка в моей шее. – У меня даже оставалась еще как минимум пара патронов в пороховнице.

– Никто не говорит патроны в пороховнице, дедушка.

– Я говорю – следовательно, ты неправа.

– Ай! Я же просила не глубокий массаж.

Он слегка ослабил хватку.

– Вы все готовы к завтрашнему дню?

– Да, думаю, да. – Я была готова к своей выставке. Я не была уверена, готова ли я целовать Купера, но и то и другое должно было случиться независимо от моей готовности. Мне оставалось только полагаться на то, что Купер готов.





Тридцать




Я ходила вдоль своих экспонатов в туфлях Лейси. У меня самой не хватило времени пройтись по магазинам, а ее обувь однозначно была мне слишком мала. Она сдавливала пальцы и натирала ступни. Хотя и смотрелась бесподобно. Что там Лейси говорила о жертвах?

Немногим ранее она прислала мне сообщение, и сейчас, вспоминая его, я улыбнулась.



Лейси: «Удачи. Помни: судьбоносный поцелуй».



Сейчас в музее было почти пусто, но скоро двери распахнуться для посетителей. Я сверилась с часами. Без пятнадцати семь. Пятнадцать минут. Я сказала Куперу подождать до восьми и надеялась, что он не забыл. Маме так будет лучше. Я отправила ему сообщение, просто чтобы подстраховаться. Из-за строгого предписания избегать Купера последний раз мы обсуждали с ним порядок действий неделю назад за молочными коктейлями при Айрис.

Слабая боль давила мне на затылок и поднималась к вискам. Я молилась, чтобы она не усилилась.

У других участников было по два или три помощника, которые развешивали и перевешивали картины и подписи. Я сложила руки на груди, потом в очередной раз разгладила платье. Мама помогла мне уложить волосы в свободный пучок, но стратегически оставила пару локонов вдоль лица.

Я развернулась и поправила одну из подписей: «Дерево жизни». Конечно же, это был рисунок дерева. На неделе я придумала названия для них всех. Купера на дюнах я назвала «Бесстрашный». Прожектор со сцены превратился в «Новый ракурс». Для рыбы из спа я выбрала название «Искаженный». И, наконец, рассвет. По какой-то причине эта картина символизировала для меня все то новое, что я попробовала с Купером за последние несколько недель. Появление жизни. Эта картина стала моей любимой, в частности, потому, что именно то утро было моим любимым. Мне очень понравилось сидеть там и впитывать происходящее. Поэтому я назвала рассвет «Сердечным списком».

Мне не терпелось показать свои картины людям. Особенно не терпелось показать маме картину с театром. Она будто бы предвещала сегодняшний вечер. Наконец-то мама увидит меня в свете прожектора.


Мистер Уоллес заканчивал последний обход. Он спрашивал всех художников, нужно ли им что-то. Мне эта процедура была не в новинку. Хотя я еще ни разу не была по другую сторону. Когда подошла моя очередь, он пожал мне руку. Сегодня вид у него был на удивление собранным. На нем был темный костюм, не такой свободный, как обычно. И новая стрижка на седых волосах добавляла ему особого шарма.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он у меня.

– В предвкушении.

Его глаза перебегали с одной моей картины на другую.

– Удачи, – пожелал он.

– Спасибо.

– Советую спрятать телефон. Постарайтесь вести себя максимально профессионально.

– Да, я так и собиралась сделать. Спасибо. – Я вернула телефон в сумочку, а ее поставила на стул за ширмой, которую приготовила для мамы. В подсобном помещении я нашла очаровательную разрисованную ширму и решила, что она станет идеальной защитой для мамы, если ей захочется сбежать и перевести дыхание.

Секунду спустя двери открылись, и люди начали прибывать. Они ходили по музею и смотрели на картины. Смотрели на мои картины. Я надеялась, что не стану скакать от перевозбуждения.





* * *


В какой-то момент в поле моего зрения неожиданно попало знакомое лицо.

– Эллиот! – вскрикнула я. Мы не общались с тех пор, как я рассказала ему о Человеке-Дереве.

– Я не ожидал увидеть твои картины сегодня на выставке, – признал он.

– Я не была уверена, что пройду.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Спасибо. – Я отошла в сторону, чтобы не загораживать картины.

– Они великолепны, Эбби.

– Спасибо тебе. – Он шагал от одной к другой, а я – следом за ним. – Ты когда-нибудь показывал свои скульптуры на выставках?

– Нет. Но стоило бы. – Он остановился у картины с рассветом. – Мне нравится этот переход от холодного к теплому.

Приятно было разговаривать с ровесником, который что-то смыслил в искусстве.

– Много людей уже подходило? – спросил он.

– Я видела, что несколько заинтересовались. Обычных зрителей было много.

К слову о зрителях, с иголочки одетая пожилая пара прошла мимо Эллиота к картине с рассветом. Некоторые ценители ходили по выставке молча, и было волнительно не знать, нравятся им мои работы или нет.

– Невероятно, правда? – заговорил Эллиот с мужчиной, потому что тот стоял ближе к нему.

– Это абстракция или реализм? – поинтересовался мужчина.

– Это работа на стыке двух направлений.

Мужчина что-то проворчал. Наверное, ему не нравились эксперименты с классическими формами. Потом они двинулись вперед.

– Он ничего не понимает, – прошептал Эллиот.

– Ничего страшного. Искусство субъективно, это и делает его прекрасным, – сказала я. – У нас у всех свои критерии хорошего и плохого.

– Хорошо сказано.

Я отвернулась от картин и осмотрелась еще раз. Мои ноги меня убивали.

– Ты случайно не встречал мою семью или Купера где-то здесь?

– Где-то здесь?

Я улыбнулась.

– Нет, в «Макдональдсе» неподалеку. Конечно, здесь.