Меч Шаннары

Вскоре они подошли к Внутренней Стене и через ворота попали на городские улицы. Снова стража посмотрела на них в нескрываемом изумлении, но по-прежнему никто не попытался преградить им путь. Они двинулись вниз по Тирсианской дороге, главной улице города, и Балинор словно вырос, его сумрачная фигура зловеще запахнулась в охотничий плащ, а на шее и запястьях блестели звенья кольчуги. Казалось, он стал выше ростом, в конце пути превратившись из усталого странника в возвращающегося домой принца Каллахорна. Люди мгновенно узнавали его, вначале застывая на месте и пораженно глядя в упор, как прохожие у наружных ворот, затем набираясь смелости и устремляясь вслед за его гордо шагающей фигурой, радостно приветствуя его. Вскоре толпа из пары дюжин выросла до нескольких сот человек, окружающих любимого сына Каллахорна, идущего по городу, с достоинством улыбающегося людям, спешащего во дворец. Крики и шум толпы переросли в оглушительный рев, отдельные возгласы превратились в дружное скандирование имени принца. Несколько человек из толпы сумели протиснуться вплотную к решительно настроенному Балинору, шепча ему зловещие предостережения. Но он не слушал испуганных голосов; качая головой в ответ на их слова, он шел вперед.

Растущая толпа миновала самое сердце Тирсиса, протискиваясь под нависающими над мостовой громадными арками и переходами, проталкиваясь через узкие отрезки Тирсианской дороги, мимо высоких зданий с белыми стенами и маленьких домов горожан, к Сендикскому мосту, парящему над нижними уровнями городских парков. Другим концом мост упирался в дворцовые ворота, темные и закрытые. На вершине его широкой арки принц Каллахорна вдруг повернулся лицом к толпе, верно следовавшей за ним, и поднял руки, требуя всем остановиться. Люди послушно замерли, шум голосов смолк, и высокий принц обратился к ним.

— Друзья мои — соотечественники. — Его торжественный голос зазвенел в полутьме, раскатываясь громогласным эхо. — Я тосковал по этой стране и ее отважному народу, но я вернулся домой — и больше я его не покину! Вам нечего бояться. Эта земля будет стоять вечно! Если должное положение дел в монархии нарушилось, то мне предстоит исправить это. Возвращайтесь домой и ждите утра, утром все предстанет в новом свете. Прошу вас, отправляйтесь по домам, и я пойду в свой дом!

Не дожидаясь ответных действий толпы, Балинор развернулся и зашагал по мосту к дворцовым воротам; братья-эльфы последовали за ним. Вслед им снова поднялся шум людских голосов, но толпа не двинулась вслед за ними, хотя многим и хотелось бы этого. Послушные его воле, они медленно повернули назад; некоторые из них еще дерзко выкрикивали его имя в сторону безмолвного, темного замка, но большинство бормотало мрачные пророчества о том, что ждет принца и двоих его друзей за стенами имперского дворца. Вскоре собравшиеся потеряли троих путников из вида, ибо те быстрым и решительным шагом двинулись вниз по высокой арке моста. Через несколько минут они подошли к высоким, окованным железом воротам дворца Буканнахов. Без промедления Балинор протянул руку к огромному железному кольцу, вделанному в дерево, и с грохотом обрушил его на запертые створки ворот. Некоторое время длилась тишина, и они стояли перед воротами в полумраке, прислушиваясь к молчанию со смесью гнева и дурных предчувствий. Затем изнутри раздался низкий голос, потребовавший, чтобы они назвали себя. Балинор произнес свое имя и резко приказал страже немедленно открыть ворота. Тут же тяжелые засовы отодвинулись, и створки ворот распахнулись внутрь, открывая путь троим спутникам. Балинор вошел в сад, разбитый во внутреннем дворе, не оглядываясь на безмолвных стражников; его взгляд остановился на украшенном колоннами величественном строении, высящемся впереди. В его высоких окнах свет горел только в левом крыле на первом этаже. Дарин жестом велел Даэлю проходить вперед, пользуясь возможностью всмотреться в окружающие тени, в которых он вскоре обнаружил дюжину хорошо вооруженных стражников, стоящих совсем рядом с ними. У каждого на тунике виднелась эмблема сокола.

Наблюдательный эльф понял, что они шагают прямо в ловушку, о чем он размышлял, еще только входя в город. Первым его порывом было остановить Балинора и предупредить его о том, что он видел. Но интуиция подсказала ему, что принц был слишком опытным воином, чтобы не понять, с чем он сейчас имеет дело. Дарину вновь захотелось, чтобы его брат остался перед дворцовыми стенами, но пути назад уже не было. По садовой аллее они приближались к парадным дверям дворца. Перед ними не стояло стражи, и от торопливого толчка Балинора они мягко распахнулись. Залы древнего замка заливал яркий свет факелов, пламя освещало великолепие цветных фресок и картин, украшавших стены фамильного замка Буканнахов. Деревянные панели, покрытые древней узорной резьбой, были тщательно отполированы и частично скрывались за тонкими гобеленами и металлическими пластинами с фамильными гербами многих поколений прославленных правителей этих земель. Шагая по этим безмолвным залам вслед за высоким принцем, братья-эльфы невольно вспоминали похожее место, где они недавно побывали — древнюю крепость Паранор. Там их среди пышности и великолепия минувшей эпохи тоже подстерегала ловушка.

Они свернули налево, в другой зал. Балинор все еще шел на несколько шагов впереди, и его крупная фигура заполняла широкий проход, а длинный охотничий плащ развевался за спиной в такт его шагам. На миг он напомнил Дарину Алланона, громадный, разъяренный, смертельно опасный, шагающий по-кошачьи мягко. Дарин тревожно взглянул на Даэля, но его юный брат словно ничего не замечал; лицо его раскраснелось от волнения. Дарин коснулся рукояти своего кинжала, и холод металла в горячей ладони придал ему уверенности. Если они и попадутся в ловушку, без боя их не возьмут.

Затем Балинор внезапно остановился перед открытым дверным проемом. Братья-эльфы торопливо встали рядом с ним, заглядывая через его плечо в светлую комнату, лежащую за дверью. У дальней стены изящно обставленных покоев стоял человек — крупный, светловолосый и бородатый; его мощную фигуру скрывала длинная мантия с эмблемой сокола. Он был несколькими годами моложе Балинора, но держался столь же прямо, рассеянно заложив руки за спину. Эльфы поняли, что перед ними Паланс Буканнах. Балинор без единого слова сделал несколько шагов вперед и вошел в покои; взгляд его был прикован к лицу брата. Эльфы, настороженно оглядываясь, последовали за принцем. Вокруг было слишком много дверей, слишком много тяжелых занавесей, за которыми могли скрываться вооруженные охранники. В следующий миг они оба краем глаза заметили в зале за своей спиной легкое движение. Даэль чуть повернулся, встав лицом к открытому дверному проему. Дарин на шаг отступил от них, обнажив длинный охотничий нож; его стройное тело слегка пригнулось, словно перед прыжком.

Балинор не шевельнулся; он молча стоял перед своим братом, глядя в его знакомое лицо, поражаясь странной ненависти в его глазах. Он знал, что идет в ловушку, знал, что брат будет готов к его появлению. Но все-таки он до последней секунды верил, что они по крайней мере смогут поговорить как братья, открыто и рассудительно побеседовать, несмотря на все свои расхождения во взглядах. Но глядя в его глаза и видя в них нескрываемое пламя бешенства, он окончательно понял, что его брат лишился здравого смысла, а возможно, и разума.

— Где мой отец?..

Резкий вопрос Балинора оборвал внезапный свист, и скрытый шнуры отпустили огромную сеть из кожи и веревок, до того незамеченной висевшую над их головами; она мгновенно рухнула на них. Привязанные к ней грузы разом сбили всех троих с ног, а их оружие оказалось бесполезно против крепких веревок. Со всех сторон распахнулись двери, откинулись в сторону тяжелые занавеси, и к вырывающимся пленникам бросилось несколько дюжин вооруженных стражников. Им не дали даже шанса избегнуть тщательно подготовленной ловушки, ни на секунду не предоставили возможности вырваться. У пленников отняли оружие, бесцеремонно скрутили им руки за спиной и завязали глаза. Затем их грубо подняли на ноги, а дюжина невидимых рук надежно держала их на месте. На миг настала тишина; кто-то подошел и встал перед ними.

— Ты глупец, если решил вернуться, Балинор, — раздался из тьмы леденящий голос. — Ты знал, что с тобой станет, если я тебя снова найду. Ты трижды предатель и трус — для народа, для моего отца, а теперь и для меня. Что ты сделал с Ширль? Что ты с ней сделал? Ты головой ответишь за это, Балинор, клянусь! В темницы их!

Их толчками развернули и потащили вперед по коридору, через двери, вниз по длинному ряду ступеней, на площадку, в другой коридор, вьющийся подобно лабиринту, полный поворотов и изгибов. В черной могильной тишине их сапоги громко стучали о влажный камень. Внезапно их потащили вниз еще по одной лестнице, в новый проход. Они ощутили затхлость ледяного воздуха и сырость, исходящую от каменных стен и пола. С визгом ржавого железа медленно отодвинулись засовы, и тяжело отворилась отпертая дверь. Их резко повернули, без предупреждения отпустили, и они ошеломленно рухнули на каменный пол, по-прежнему со связанными руками и повязками на глазах. Дверь закрылась, и засовы тяжело задвинулись. Трое спутников в молчании вслушивались в тишину. До них донесся звук быстро удаляющихся и наконец затихших вдалеке шагов. До них донесся звон железа — это захлопывались и запирались двери, одна за другой, пока в мертвом безмолвии их тюрьмы не остался лишь звук их дыхания. Балинор вернулся домой.





Глава 23




Только ближе к полуночи Алланон к своему удовлетворению закончил маскировать неохотно согласившегося на это Флика. Достав из висевшего у него на поясе мешочка странное снадобье, друид натирал им лицо и руки юноши, пока они не приобрели густо-желтый оттенок. Кусочком мягкого угля он изменил черты его лица и разрез глаз. Разумеется, получилось весьма аляповато, но в темноте и с некоторого расстояния Флик вполне мог сойти за крупного, хорошо сложенного карлика. Даже для опытного охотника в этом предприятии существовала некоторая опасность, а для простого человека попытка выдать себя за карлика была на первый взгляд равносильна самоубийству. Но у них не оставалось выбора. Кто-то должен был проникнуть в этот гигантский лагерь и попытаться выяснить, что случилось с Эвентином, Шеа и загадочным Мечом. Кандидатура Алланона отпадала сама собой; даже при наилучшем гриме он вряд ли мог сойти за карлика. Таким образом перепуганному Флику предстояла задача, замаскировавшись под карлика, под прикрытием тьмы спуститься по склону, мимо бдительных часовых, войти в лагерь, занятый тысячами карликов и троллей, и выяснить там, не взят ли в плен его брат или пропавший эльфийский король, а вдобавок попытаться узнать что-нибудь о местонахождении Меча. Ситуацию усложняло и то, что юноша должен был до рассвета выбраться из вражеского лагеря. Если ему это не удастся, при свете дня он будет моментально раскрыт, и его схватят.

Алланон попросил Флика снять свой охотничий плащ и несколько минут трудился над ним, слегка изменив покрой и расширив капюшон, чтобы тот лучше скрывал лицо носящего плащ. Когда он закончил, Флик оделся и обнаружил, что если он плотно закутается в плащ, то на виду останутся лишь его руки и погруженное в тень лицо. Если он будет держаться поодаль от настоящих карликов и до самого рассвета бродить по лагерю, то существовал некоторый шанс, что ему удастся узнать нечто важное, покинуть лагерь и передать сведения Алланону. Он проверил, надежно ли крепится на поясе его короткий охотничий кинжал. Как оружие он ни на что не годился и мало помог бы ему в драке, но кинжал придавал ему некоторую уверенность в себе, потому что с ним он все-таки был не совсем беззащитен. Он медленно поднялся, и Алланон внимательно изучил его приземистую крепкую фигуру, закутанную в плащ, а затем кивнул.

За последний час погода угрожающе переменилась, небо превратилось в сплошную пелену плотных чернеющих туч, совершенно застлавших луну и звезды, покрывших землю почти полным мраком. Единственный видимый свет в обозримой местности лился от пылающих костров вражеского лагеря, пламя которых взметалось с неожиданными порывами северного урагана, перевалившего Зубы Дракона и нарастающими шквалами обрушившегося с высоты на открытые равнины. Близилась буря, и казалось, что она застанет их еще до рассвета. Молчаливый друид надеялся, что ветер и мрак немного помогут переодетому юноше скрываться от глаз карликов.

Короткими рублеными фразами мистик дал Флику несколько советов на прощанье. Он объяснил, каким образом разбит лагерь, упомянув о системе, по которой располагались часовые вдоль периметра основной армии. Он велел ему искать знамена вождей карликов и матуренов, командиров троллей, которые, несомненно, должны были привести его в самую середину лагеря. Он должен был любой ценой избегать разговоров с кем бы то ни было, ибо голос тут же выдаст в нем южанина. Флик внимательно слушал, готовясь к последнему прощанию; сердце его бешено колотилось, а разум уже почти смирился с тем, что у него нет шанса остаться неузнанным; но его верность брату не позволяла здравому смыслу вмешиваться в его поступки, ибо Шеа находился в опасности. Алланон завершил свое краткое разъяснение, пообещав помочь юноше преодолеть первую линию часовых, выставленную у подножия этого склона. Он велел ему соблюдать полную тишину, затем жестом приказал следовать за ним.

Они покинули свое укрытие среди высоких скал и двинулись вниз, во тьму, извилистым путем спускаясь на равнины. Было так темно, что Флик почти ничего не видел, и чтобы он не отстал, уверенно шагающему друиду пришлось взять его за руку. Казалось, прошла вечность, прежде чем они добрались до выхода из запутанного каменного лабиринта, но вот из тьмы перед ними вновь показались горящие костры вражеского лагеря. Карабкаясь вниз по каменному склону, Флик успел десяток раз ушибиться и поцарапаться, его руки и ноги ныли от напряжения, а плащ в нескольких местах порвался. Мрак стоял на равнинах подобно монолитной стене, отделяющей их от костров, и Флик не видел и не слышал часовых, хотя и знал, что они где-то здесь. Алланон без единого слова присел, укрывшись за камнем, слегка наклонил голову набок и прислушался. Долгие минуты они хранили неподвижность, затем Алланон вдруг поднялся, жестом велев Флику оставаться на месте, и беззвучно исчез в ночи.

Оставшись один, маленький юноша обеспокоенно огляделся, чувствуя себя одиноким и испуганным, не представляя себе, что происходит вокруг. Прижавшись горячей щекой к прохладной поверхности камня, он начал мысленно повторять все, что должен сделать, добравшись до лагеря. У него не было никаких определенных планов. Он должен избегать разговоров и по возможности не приближаться к вражеским солдатам. Он должен держаться подальше от ярко пылающих костров, свет которых может раскрыть его неубедительную маскировку. Пленников, если они все-таки там есть, должны держать в охраняемой палатке ближе к самой середине лагеря, так что первой его задачей будет найти такую палатку. Обнаружив ее, он попытается заглянуть внутрь, чтобы узнать, кто в ней находится. Затем, при условии, что он сумел все это удачно выполнить, что казалось ему крайне невероятным, ему предстоит пробраться обратно к завалу, где его будет ждать Алланон, и они вдвоем обсудят свои дальнейшие действия.

Флик в отчаянии покачал головой. Он сознавал, что с такой маскировкой ни за что не выберется из лагеря — у него не хватит ни ума, ни способностей, чтобы обмануть всех этих карликов. Но с того дня, как они потеряли Шеа, спускаясь по Драконьей Морщине, его взгляды во многом переменились, и прежняя мрачная и неколебимая практичность уступила место странному чувству бессилия и тщетности всех его поступков. За последние несколько недель знакомый ему мир претерпел столь чудовищные изменения, что старые ценности и прежнее поведение больше уже не имели для него важности. Время почти потеряло свой смысл в бесконечной череде безумных дней, когда они бежали и прятались, сражались с существами, принадлежащими иному миру. Годы жизни, прошедшие в покое и уединенности Тенистого Дола, казались теперь далекими, полузабытыми днями ранней юности. Единственной неизменной силой в его перевернувшейся за последние недели жизни оставались его спутники, особенно его брат. Но теперь, один за одним, потерялись и они, и вот Флик остался один, на грани изнеможения и умственного срыва, в мире, превратившемся в безумную, чудовищную путаницу кошмаров и призраков, гонящихся за ним и прижимающих его к обрыву, ведущему в бездну отчаяния.

Присутствие гиганта-Алланона мало успокаивало его. С момента их первой встречи высокий друид оставался для него непроницаемой загадкой и мистическим существом, чьи силы невозможно было объяснить. Несмотря на дух товарищества, выросший в их отряде за время похода в Паранор и бегства из него, друид оставался молчаливым и замкнутым. Даже то, что он рассказал им о собственном происхождении и целях, проливало мало света на окружающую его пелену тайны.

Когда отряд еще не распался, превосходство мистикам над ними не казалось столь чудовищным, хотя он и оставался их бесспорным лидером все время рискованных поисков Меча Шаннары. Но теперь, когда они расстались и испуганный юноша оказался наедине с непредсказуемым гигантом, Флик был уже не в силах побороть тот ужасный благоговейный страх, который излучал этот странный человек. Он заново обдумал таинственную историю легендарного Меча и опять вспомнил об отказе Алланона рассказать членам отряда всю правду о его силе. Они рисковали всем, гонясь за этим ускользающим талисманом, и все же никто из них, кроме Алланона, не знал, как можно победить этим оружием Повелителя Колдунов. Каким образом Алланону было известно так много?

Внезапный шорох во тьме за его спиной заставил юношу подскочить и обернуться, выхватив и выставив перед собой короткий охотничий нож, свое единственное средство защиты. Послышался резкий шепот, и к Флику бесшумно шагнул громадный силуэт Алланона. Могучая рука стиснула его плечо, отстранив его под укрытие каменного склона, и там, во тьме, они осторожно уселись. Алланон мгновение изучал лицо юноши, словно оценивая его храбрость и читая его мысли. Флик едва заставлял себя выдерживать этот пронизывающий взгляд; сердце его колотилось в страхе и волнении.

— С часовыми покончено — путь открыт. — Низкий голос мистика, казалось, доносился из глубин земли. — Теперь иди, мой юный друг, и да будет с тобой отвага и здравый смысл.

Флик коротко кивнул и встал, закутавшись в плащ; его силуэт быстро и беззвучно выскользнул из укрытия в темноту пустынных равнин. Он перестал рассуждать, перестал опасаться; теперь его действиями управляло тело — его глаза инстинктивно шарили во тьме, в поисках скрытой опасности. Он торопливо двинулся к далекому свету костров, слегка пригнувшись, время от времени останавливая свой бег, чтобы осмотреться и прислушаться к звукам шагов. Ночь окутывала его непроницаемой пеленой, черное небо по-прежнему затягивали тяжелые тучи, затмевающие даже тусклую белизну луны и звезд. Единственный свет лился от костров лежащего впереди лагеря. Местность была ровной и открытой, покрытой травяным ковром, заглушающим шаги молча спешащего вперед юноши. Однообразие равнины нарушали только отдельные кусты, на ее безграничной плоскости виднелось лишь несколько тонких, искривленных деревьев. Нигде во мраке не было признаков жизни, а единственными звуками были глухой вой крепнущего ветра и его собственное тяжелое дыхание. Когда юноша подошел ближе, лагерные костры, от подножия гор казавшиеся тусклым оранжевым сиянием, разделились на отдельные огни; одни пылали ярко, жадно пожирая подброшенное в них дерево, другие же еле горели, превращаясь в угли, потому что следившие за ними безмятежно спали. Флик подошел уже так близко, что слышал в спящем лагере тихие голоса, но пока ему еще не удавалось разобрать ни слова.

Прошло почти полчаса, прежде чем Флик добрался до внешнего периметра вражеских костров. Он помедлил, пригнувшись, перед самым освещенным пространством, изучая расположение лагеря. Холодный ночной ветер, дувший с севера, раздувал потрескивающее пламя больших костров, и по открытой равнине в сторону юноши плыли, клубясь, тонкие струйки дыма. Здесь лагерь окружало второе кольцо часовых, но эта линия охраны была расставлена небрежно, с большими промежутками. Северяне, очевидно, считали, что в такой близости от лагеря меры предосторожности почти не нужны. Часовыми здесь в основном были карлики-охотники, хотя Флик замечал и отдельные силуэты огромных троллей.

На миг он замер, изучая странные, непривычные черты троллей. Они все были разных размеров, с громадными руками, покрытые темной, похожей на древесную кору шкурой, на вид грубой и хорошо защищающей хозяина. Все часовые и те солдаты, что не спали, а просто бродили по лагерю или грелись у еле горящих костров, кутались в тяжелые плащи, закрывающие их лица и тела. Флик удовлетворенно кивнул. Ему легче будет незамеченным проскользнуть в лагерь, если здесь все носят такие плащи, а судя по усилению северного ветра, вплоть до самого восхода солнца будет становиться все холоднее. Дальше крайних костров он так ничего и не разглядел, из-за сгустившейся тьмы и дыма, поднимающегося от быстро горящего дерева.

С этого места лагерь почему-то казался меньше, чем с высоты Зубов Дракона. С нынешнего своего положения Флику не удавалось ощутить всю его глубину, но он и не пытался обманывать себя. Несмотря на внешний вид лагеря, он знал, что тот тянется во всех направлениях больше чем на милю. Преодолев внутреннюю линию часовых, ему предстоит пробираться среди тысяч спящих карликов и троллей, мимо сотен ярких костров, готовых раскрыть его маскировку, и всю дорогу избегать столкновения с бодрствующими вражескими солдатами. Первый же допущенный просчет погубит его. И даже если ему удастся избежать разоблачения, ему еще предстоит найти здесь пленных и Меч. Он с сомнением покачал головой и медленно двинулся вперед.

Природное любопытство юноши тянуло его подольше побродить по границе освещенного круга, разглядывая карликов и троллей, но он подавил это стремление, напомнив себе, что у него не так много времени. Хотя он прожил всю свою жизнь на одной земле с этими двумя чужими расами, сейчас они казались маленькому южанину существами из другого мира. За время путешествия в Паранор ему несколько раз приходилось сражаться с коварными карликами, даже биться с ними врукопашную в лабиринтах коридоров Крепости Друидов. Но он по— прежнему мало о них знал; они оставались для него только врагами, стремящимися его убить. Он ничего не узнал о громадных троллях, самом замкнутом народе, обитающем в скрытых долинах посреди северных гор. Но во всяком случае, Флик знал, что этой армией командует Повелитель Колдунов, а в ЕГО намерениях он не сомневался!

Он ждал, пока резкие порывы ветра не скрыли его от глаз ближайшего часового за клубами дыма от пылающих костров, затем встал и неторопливо зашагал в сторону лагеря. Он тщательно выбрал место, где все солдаты уже спали, и направлялся точно к нему. Дым и ночная тьма скрывали его коренастую фигуру, когда он вышел из тени и двинулся к ближайшему кругу костров. В следующий миг он уже стоял в окружении громко храпящих солдат. Часовой продолжал равнодушно глядеть во тьму за его спиной, не заметив его быстрого появления.

Флик плотнее закутался в плащ и опустил капюшон, убедившись, что любой встречный сможет увидеть только его руки. Его лицо под капюшоном казалось смутной тенью. Он быстро огляделся — вокруг ничто не шевелилось; пока что его никто не заметил. Он глубоко вдохнул холодный ночной воздух, пытаясь успокоиться, затем попробовал определить свое положение и сторону, в которой находится середина лагеря. Он выбрал путь, который, по его мнению, вел прямо в центр круга пылающих костров, еще раз огляделся, убедившись, что за ним не следят, затем спокойным размеренным шагом двинулся вперед. Отступать больше было некуда.

То, что он увидел, услышал и пережил в душе этой ночью, навечно оставило в его памяти неизгладимый отпечаток. Происходящее казалось каким-то странным, ускользающим кошмаром огней и звуков, существ и образов из иного времени и места — каких никогда не было и не могло появиться в его мире, но выброшенных в него, как прибоем выбрасывает куски дерева на берег бескрайнего моря. Возможно, его чувства затуманивала ночь, и клубящийся дым от сотен догорающих костров создавал впечатление нереальности. Возможно, однако, играло свою роль и перенапряжение его утомленного мозга, который никогда раньше не задумывался над существованием подобных созданий и не представлял, что их может быть так бесконечно много.

Ночь проходила медленными минутами и нескончаемыми часами, и маленький юноша пробирался через огромный лагерь, заслоняя лицо от света костров, упорно двигался вперед, его глаза все время искали, всматривались и всегда скользили дальше, мимо. С мучительной осторожностью он прокладывал свой путь среди тысяч спящих, сгрудившихся вокруг костров, зачастую преграждая ему путь, и каждый раз он думал, что вот сейчас его заметят и убьют. Временами он был совершенно уверен, что его заметили, и тогда его рука быстро и бесшумно ложилась на рукоять маленького охотничьего ножа, а сердце замирало — он готовился драться за свободу ценой жизни. Снова и снова в его сторону направлялись солдаты, словно заранее зная о его хитрости, словно собираясь остановить его и сорвать плащ. Но каждый раз они, не задерживаясь, молча проходили мимо, и Флик снова оставался один, забытая фигура в тысячной толпе.

Несколько раз он приближался к тихо беседующим и смеющимся солдатам, тесными кучками собравшимся вокруг костров, потирающим ладони и черпающим от потрескивающего пламени то тепло, что грело их этой холодной ночью. Дважды, а возможно, и трижды они кивали и махали руками, когда он проходил мимо, опустив голову и закутавшись в плащ, и тогда ему приходилось делать какие-то слабые жесты в ответ. Иногда ему казалось, что он допустил ошибку, промолчал, когда должен был заговорить, зашел туда, куда заходить запрещалось — но каждый раз, когда он шел дальше, жуткий момент неуверенности проходил, и вскоре он снова оказывался в одиночестве.


Многие часы блуждал он по громадному лагерю, не находя никаких ключей к местопребыванию Шеа, Эвентина или же Меча Шаннары. Близился рассвет, и он начинал отчаиваться в своих поисках. Он обошел бесчисленные костры, тлеющие и догорающие в рассеивающемся сумраке, видел море спящих солдат, из которых некоторые лежали лицом к небу, некоторые закутались в одеяла, и все были неизвестны ему. Повсюду стояли палатки, обозначенные знаменами вражеских командиров, карликов и троллей, но перед ними не стояла стража, а значит, в них не крылось ничего особо важного. Несколько палаток он изучил особенно внимательно, в надежде хоть что-нибудь обнаружить, но ничего не нашел.

Он прислушивался к обрывкам разговоров бодрствующих карликов и троллей, стараясь не вести себя подозрительно и в то же время подходить достаточно близко, чтобы разбирать их слова. Но язык троллей оказался ему совершенно непонятен, а то немногое, что он разбирал в ломаной речи карликов, было для него совершенно бесполезно. Казалось, никто здесь ничего не знал ни про двух пропавших людей, ни про Меч — будто бы их вообще не было в этом лагере. Флик начал подозревать, что Алланон сильно ошибался в истолковании тех следов, по которым они шли последние несколько дней.

Он с опаской взглянул на облачное ночное небо. Он не был уверен, который теперь час, но знал, что в ближайшие часы наступит рассвет. На миг он запаниковал, вдруг представив себе, что у него может не хватить времени даже на обратный путь туда, где ждал его в укрытии Алланон. Но отбросив свои страхи, он разумно рассудил, что в рассветной суете, пока сворачивается громадный лагерь, он успеет быстро проскочить среди сонных часовых и совершить короткую пробежку до склонов Зубов Дракона, прежде чем на него упадут первые лучи солнца.

В темноте справа от него что-то вдруг задвигалось, и в круг света тяжело вступили четверо массивных воинов-троллей, все в полном вооружении, и, приглушенно переговариваясь, прошли мимо изумленного юноши. Руководствуясь скорее чутьем, чем рассудком, Флик двинулся вслед за ними, держась в нескольких ярдах позади, размышляя, куда это они могут направляться ночью в полной боевой готовности. Они двигались под прямым углом к тому маршруту, каким переодетый Флик углублялся в лагерь, и он держался за ними в тени. Тролли уверенно шагали сквозь спящую армию. Несколько раз они подходил к темным палаткам, и Флик каждый раз решал, что именно сюда они и направлялись, но всякий раз они без промедления шли дальше.

Юноша заметил, что в этой части лагеря обстановка резко изменяется. Здесь стояло больше палаток, под высокими освещенными пологами некоторых из них двигались темные силуэты. Здесь было меньше простых солдат, спавших на сырой земле, но между ярко пылающими кострами, освещающими промежутки между палатками, шагало больше часовых. Флику стало труднее оставаться в тени; чтобы избежать расспросов и уменьшить возросший риск разоблачения, он решил идти прямо за марширующими троллями, будто бы вместе с ними. Они миновали множество часовых, коротко приветствовавших их и смотревших им вслед, но никто не пытался задавать вопросы закутанному в плащ карлику, семенящему вслед за их процессией.

Затем тролли внезапно свернули влево, и Флик машинально свернул вслед за ними — и чуть не наткнулся на длинную широкую палатку, охраняемую вооруженными троллями. Времени сворачивать назад или скрываться уже не было, и когда процессия остановилась перед палаткой, перепуганный юноша продолжал идти вперед, как ни в чем не бывало. Охранникам, очевидно, не пришло в голову никаких подозрений, хотя все они бросили в его сторону быстрые взгляды, но он прошагал мимо, кутаясь в плащ, и в следующий миг оказался один, в черной тени.

Он резко остановился; по его телу под тяжелым одеянием струился пот, а дыхание стало частым и тяжелым. У него была только секунда, чтобы заглянуть за открытый полог освещенной палатки, между возвышающихся над ним троллей-стражников с длинными железными пиками — только секунда, чтобы увидеть скорчившееся чудовище с черными крыльями, стоящее внутри, окруженное маленькими силуэтами троллей и карликов. Но он не мог ошибиться, даже краем глаза увидев одно из этих смертоносных созданий, что охотились за ним во всех четырех землях. Он ни с чем не мог спутать это ощущение леденящего ужаса, пробежавшее по его телу, когда он, задыхаясь, стоял в тени, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

В этой надежно охраняемой палатке происходило что-то жизненно важное. Возможно, там находились пропавшие люди и Меч, попавшие в руки слуг Повелителя Колдунов. Это была жуткая мысль, и Флик понял, что должен заглянуть внутрь. Время его истекало, везение истощилось. Одни охранники уже служили достаточно серьезным препятствием для всякого, кто попытался бы войти через открытый полог, а присутствие внутри Носителя Черепа делало эту задачу самоубийственной. Флик присел во тьме между палатками на корточки и безнадежно покачал головой. Невыполнимость задачи убивала всякую надежду на успех, но что ему оставалось? Если он сейчас вернется к Алланону, они не узнают ничего, чего не знали раньше, и все его опасные ночные блуждания по вражескому лагерю пропадут зря.

Он в ожидании взглянул в ночное небо, словно там мог содержаться ключ к решению его проблемы. Небо по-прежнему затягивал густой облачный покров, зловеще нависая над мраком спящей земли и застилая луну и звезды. Ночь близилась к концу. Флик встал и снова закутал в плащ свое замерзшее тело. Кажется, судьба решила, что ему стоило пройти все эти мучительные мили только для того, чтобы погибнуть, глупо рискуя, но от него сейчас зависела жизнь Шеа — а возможно, и Алланона, и всех остальных. Он обязан узнать, что происходит в этой палатке. Медленно, осторожно, он начал дюйм за дюймом продвигаться вперед.



Рассвет настал быстро — тускло-серое просветление неба на востоке, тяжелого от тумана и тишины. В землях ниже Стрелехейма, южнее непроницаемой стены мрака, отмечающей владения Повелителя Колдунов, погода не улучшалась. В небе неподвижно висели громадные грозовые тучи, подобно зловещему савану укутывая остывающий труп земли. Вражеские часовые у западного подножия Зубов Дракона прервали свою ночную вахту, чтобы вернуться в пробуждающийся лагерь армии Севера. Алланон молча сидел в своем укрытии на усеянном камнями склоне; длинный черный плащ, свободно висящий на его худощавой фигуре, плохо защищал его как от морозного рассветного воздуха, так и от мелкой измороси, быстро переходящей, однако, в проливной дождь. Он провел здесь всю ночь, не смыкая глаз, высматривая во мгле силуэт Флика, и по мере того, как небо на востоке светлело, а вражеский лагерь пробуждался, надежды его таяли. Но все же он ждал, несмотря ни на что, надеясь, что юноше каким-то образом удалось скрыть свою личность, как-то удалось незамеченным проскользнуть в лагерь и найти там своего пропавшего брата: короля эльфов и Меч, а затем как-то удалось выбраться из лагеря прежде, чем солнечный свет залил землю.

Лагерь сворачивался, палатки разбирались и складывались, и громадная армия строилась в колонны, покрывая просторы равнин гигантским черным квадратом. Наконец боевая машина Повелителя Колдунов двинулась на юг, в сторону Керна, и друид спустился с завала туда, где юноша легко мог его увидеть, если находился где-то поблизости. Он не заметил ни движения, ни шороха, только ветер шелестел на равнинах, и высокая темная фигура стояла молча и неподвижно. Лишь глаза его выдавали ту горечь и боль, что пылали в его душе.

Наконец друид повернулся на юг, готовый следовать параллельным курсом за марширующей впереди армией. Его размашистые шаги стремительно пожирали разделяющее их расстояние; ливень падал сплошной пеленой, а бескрайние пустынные равнины быстро оставались позади.



Менион Лих подошел к извилистой реке Мермидон чуть к северу от островного города Керн, лишь за несколько минут до рассвета. Алланон не ошибался, предупреждая принца, что ему нелегко будет преодолеть вражеские заслоны. Посты часовых оказались выставлены даже вне периметра обширного лагеря на равнине, и тянулись от южной границы Зубов Дракона на запад, вдоль Мермидона. Севернее этой линии все земли принадлежали Повелителю Колдунов. Вражеские отряды беспрепятственно двигались вдоль южного подножия рассекающих небо Зубов Дракона, охраняя те редкие проходы, что лежали между этими неприступными вершинами. Балинору, Генделю и братьям-эльфам удалось прорвать оборону одного из таких вражеских отрядов на высокогорном перевале Кеннон. Менион же был лишен возможности укрыться в горах, где можно было бы прятаться от северян. Расставшись с Алланоном и Фликом, он был вынужден двигаться напрямик по огромной открытой равнине, тянущейся на юг до самого Мермидона. Но у горца были два преимущества. Небо оставалось затянуто облаками, и ночь была совершенно, непроницаемо черной, сокращая поле зрения до нескольких ярдов. Что более важно, Менион был одним из лучших охотников и следопытов на всем Юге. Он двигался через черную пелену ночи беззвучно и с невероятной уверенностью, и только самое чувствительное ухо могло уловить его шаги.

Таким образом, он молча расстался с двумя своими спутниками, все еще злясь на Алланона за то, что тот вынудил его прервать поиски Шеа и отправиться предупредить Балинора и народ Каллахорна о близящемся вторжении. Ему было тяжело на душе, когда он думал о том, что оставил Флика вдвоем с загадочным и непредсказуемым друидом. Он никогда не доверял мистику до конца, помня, что тот упорно скрывает от них истину о Мече Шаннары, зная, что Алланон предпочитает многое умалчивать и о себе. Слепо веря друиду, они выполняли любой его приказ, во всех затруднительных случаях безоговорочно полагаясь на него. Каждый раз он оказывался прав — но все же они до сих пор не сумели добыть Меч, а кроме того, потеряли Шеа. Теперь, помимо всего прочего, Мениону казалось, что армия Севера беспрепятственно вторгнется на Юг. На ее пути стояло лишь пограничное королевство Каллахорн, готовое отразить нападение. Но увидев подавляющую мощь вражеского войска, Менион уже не представлял, за счет чего даже легендарный Граничный Легион может надеяться выстоять против этой сокрушительной силы. Здравый смысл подсказывал ему, что у них осталась единственная надежда — задержать наступление врага до тех пор, пока на помощь Граничному Легиону не подойдут армии эльфов и гномов, и тогда нанести ответный удар. Он был убежден, что исчезнувший Меч для них потерян, и что даже вновь найдя Шеа, они больше не получат возможность завладеть таинственным оружием.

Он вполголоса выругался — его голое колено болезненно стукнулось об острый край выступающегося камня, и тогда он перенес свое внимание на окружающую местность, на время отложив все дальнейшие размышления о будущем. Словно длинная черная ящерица, он бесшумно скользил вниз по склонам Зубов Дракона, с трудом прокладывая извилистый путь в лабиринте скал и камней с острыми как ножи сколами, усеивающих весь горный склон; меч Лиха и длинный ясеневый лук были надежно пристегнуты к его спине. Ни с кем ни разу не столкнувшись, он добрался до подножия склона и всмотрелся во мрак. Никаких признаков жизни. Он осторожно спустился на поросшую травой равнину, проползая по несколько ярдов, затем останавливаясь и вслушиваясь. Он знал, что где-то поблизости должны стоять цепочки часовых, но был не в силах что-либо разглядеть.

Наконец он поднялся на ноги, беззвучно, как окружающие его тени; ничего не услышав, он медленно зашагал на юг сквозь стену ночного мрака, держа в руке свой длинный охотничий нож. Он шел долгие минуты, ничего не заметив, и уже начал расслабляться, убежденный, что как-то успел проскользнуть сквозь линию часовых, даже не заметив этого, когда до него донесся еле слышный звук. Он застыл с поднятой ногой, пытаясь определить его источник, и тогда звук раздался снова, тихий кашель часового, стоящего во тьме прямо перед ним. Он выдал себя этим покашливанием как раз в тот момент, когда горец уже почти столкнулся с ним во мраке. Один вскрик тут же насторожил бы всех часовых вокруг.

Менион осторожно опустился на четвереньки, крепко сжимая в руке кинжал. Беззвучно передвигаясь, он начал красться в направлении услышанного кашля. Наконец его глаза различили смутный контур неподвижно стоящей перед ним фигуры. Судя по его небольшому росту, часовой, очевидно, был карликом. Менион выждал еще несколько минут, убеждаясь, что карлик стоит к нему спиной, а затем подкрался еще ближе, так что теперь их разделяло лишь несколько футов. Одним плавным движением он вскочил, возвышаясь над ошеломленным часовым, и сдавил стальной хваткой его горло, задушив испуганный крик. Тяжелая рукоять ножа обрушилась на череп карлика чуть позади уха, и карлик без сознания сполз на землю. Горец без промедления растворился во мраке, зная, что поблизости стоят и другие часовые, и спеша оказаться от них как можно дальше. Кинжал он держал наготове, подозревая, что может наткнуться на вторую линию часовых. Ледяной ветер не ослабевал, долгие минуты ночи ползли медленно.

Наконец он вышел к Мермидону, чуть севернее островного города Керн, и заметил далеко на юге его тусклые огни. Он помедлил, остановившись на вершине небольшого холма, чей склон, полого опускаясь, постепенно переходил в северный берег быстрой реки. Он стоял пригнувшись, закутавшись в длинный охотничий плащ, для защиты от пронизывающего предрассветного ветра. При мысли, что ему удалось добраться до реки, не встретив больше ни одного вражеского поста, он чувствовал удивление и радость. Он подозревал, что его первоначальные предположения оказались верны и он миновал несколько линий вражеских часовых, даже не заметив этого.

Внимательно оглядевшись, принц Лиха убедился, что вокруг никого нет, затем встал и устало потянулся. Он собирался пересечь Мермидон через брод где-нибудь ниже по течению, чтобы избежать неприятного купания в ледяной воде. Он был уверен, что выбравшись на берег к югу от острова, сумеет найти лодочную или паромную переправу в город. Поправив висящее за спиной оружие, он мрачно улыбнулся холодному ветру и зашагал на юг вдоль подножия холма.

Он прошел не так и много, вероятно, не более тысячи ярдов, когда шорох рассветного ветра на мгновение смолк и во внезапное безмолвие до него откуда-то спереди донеслось неразборчивое ворчание. Он мгновенно бросился на землю, распластавшись на склоне холма. Он напряженно вслушивался во тьму, но в его ушах шумел ветер. Вскоре порыв ветра снова стих, и вновь до него донеслось тихое ворчание, но теперь он был уверен в том, что это за шум. Это был приглушенный звук человеческих голосов, доносящихся из темноты впереди около речного берега. Горец торопливо пополз вверх по склону, спеша укрыться от слабого света огней далекого города. Затем он поднялся и, низко пригнувшись, побежал вперед, двигаясь вдоль реки, бесшумно и быстро. Голоса стали громче и разборчивее, и теперь ему казалось, что они доносятся прямо от подножия поросшего травой склона. Он прислушивался еще минуту, но нашел невозможным разобрать произносимые слова. Прижимаясь к земле, он осторожно выполз на вершину склона и оттуда разглядел группу темных фигур, стоящих на самом берегу Мермидона.

Первым, что привлекло его внимание, была лодка, вытащенная на берег и привязанная к низкому кусту. Если бы ему удалось ей завладеть, то он легко переправился бы на тот берег. Но он почти сразу же отбросил эту мысль. Рядом с лежащей на берегу лодкой тесной группой стояли четверо очень крупных вооруженных троллей, чьи громадные черные туши он легко узнал даже при этом смутном свете. Они разговаривали с пятым своим спутником, небольшого роста и более хрупкого сложения, чья одежда выдавала в нем южанина.

Менион крайне пристально рассмотрел их, пытаясь различить их лица, но тусклый свет почти полностью скрывал лицо человека, хотя у Мениона сложилось впечатление, что он никогда его раньше не встречал. Худое гладкое лицо незнакомца обрамляла черная бородка, и у него была странная привычка непрерывно нервно подергивать ее при разговоре.

Затем принц Лиха увидел кое-что еще. По одну сторону от стоящих фигур на земле лежал большой сверток, накрытый тяжелым плащом и накрепко перевязанный. Менион усиленно изучал его, не в силах разобрать во тьме, что же это такое. Затем, к его изумлению, сверток слегка шевельнулся — это убедило горца, что под тяжелым плащом есть кто-то живой. Он отчаянно пытался придумать способ подобраться к незнакомцам поближе, но времени у него уже не оставалось. Четверо троллей явно прощались с бородатым южанином. Один из них подошел к загадочному свертку и легким движением руки забросил его себе на широкое мощное плечо. Незнакомец вернулся к лодке, отвязал веревку и забрался внутрь, и опустил весла в беспокойную воду. Они обменялись прощальными репликами, и Мениону удалось уловить обрывок фразы о том, что все идет как ожидалось. Лодка скользнула по быстрой воде, и незнакомец на прощание велел ждать от него новых известий о принце.

Менион дюйм за дюймом пополз обратно по сырой траве, наблюдая, как маленькая лодка незнакомца скрывается в туманной дали Мермидона. Наступил долгожданный рассвет, но он лишь превратил тьму в тусклую серую дымку, скрывающую все вокруг не хуже, чем ночной мрак. Небо по-прежнему затягивали низко нависшие кучевые облака, словно готовые в любую секунду рухнуть на землю. Близился сильный ливень, и воздух уже пропитался сырым пронизывающим туманом, липнущим к одежде горца и леденящим его кожу. В ближайший час громадная армия Севера начнет свой марш к островному городу Керн, а к полудню может уже подойти к нему. У него почти не оставалось времени предупредить его обитателей о близящемся нападении — сокрушительной волне воинов и железа, отразить которую у них не было ни малейшей надежды. Людям необходимо было немедленно покидать город и отправляться в более безопасное место, в Тирсис или на юг. Надо было также предупредить Балинора, что их время истекло и пора поднимать Граничный Легион, чтобы задержать врага, пока не подойдут подкрепления от гномов и эльфов.

Принц Лиха сознавал, что у него нет больше времени расследовать обстоятельства таинственной встречи, свидетелем которой случайно стал, но все же он помедлил еще секунду, наблюдая, как четверо троллей, несущих подергивающийся сверток, удаляются от реки, поднимаясь по поросшему травой склону. Менион был совершенно уверен, что незнакомец в лодке только что передал своего пленника солдатам армии Севера. Эта ночная встреча была заранее обговорена обеими сторонами, а обмен состоялся по причинам, известным только им. Но если они согласились в нем участвовать, что пленный, должно быть, представлял для них большую ценность — а следовательно, и для Повелителя Колдунов тоже.

Менион наблюдал, как тролли удаляются, исчезая в густом рассветном тумане, и никак не мог прийти к решению, следует ли ему вмешаться. Алланон дал ему четкий приказ — от его быстрого выполнения зависело спасение тысяч жизней. У него не было времени на безумные вылазки на вражескую сторону ради удовлетворения собственного любопытства, даже если этим он мог спасти‡ Шеа! Но что, если у них в плену Шеа? Стоило у него промелькнуть этой стремительной мысли, как решение возникло само собой. Шеа значит для них все — если оставался хоть малейший шанс, что это его уносят в тяжелом мешке, Менион обязан был попытаться спасти его.

Он вскочил на ноги и стрелой помчался на север, в ту сторону, откуда только что пришел, вслед за четверкой троллей. Различать направления в густом тумане было затруднительно, но у Мениона не было времени волноваться из-за этого. Выкрасть этого пленного у четверых вооруженных троллей было невероятно трудным делом, особенно если вспомнить, что любой из них в одиночку мог без труда справиться с горцем. Кроме того, существовала опасность, что они с минуты на минуту могли миновать линию вражеских часовых. Если он не сумеет остановить их прежде, чем они пройдут через посты северной армии, он проиграл. Им удастся спастись только в том случае, если обратный путь к Мермидону останется открыт.

На бегу Менион ощутил, как на лицо ему падают первые капли близящегося ливня; ветер крепчал, а над его головой зловеще рокотал гром. Он отчаянно вглядывался в клубящуюся туманную мглу, ища тех, за кем гнался, но ничего не видел. Почти уверенный, что опоздал или разминулся с ними, он опрометью мчался по равнине, бешеной черной тенью рассекая туман, шарахаясь в сторону от встающих на пути деревьев и кустов, всматриваясь в пустынный пейзаж. Дождь бил ему в лицо, вода затекала в глаза, мешая видеть, заставляя его замедлять бег и вытирать с лица теплые капли дождя и пота. Он в гневе потряс головой. Он должны быть где-то рядом! Он не мог их потерять!

Внезапно из тумана позади и чуть левее его показались четверо троллей. Менион неверно оценил их шаг и значительно обогнал их, думая, что они движутся очень поспешно. Пригнувшись, он бросился за небольшой куст и стал ждать, наблюдая за их приближением. Если они вдруг не свернут в сторону, то пройдут совсем рядом с густыми зарослями кустарника — эти заросли от троллей пока скрывал туман, но Менион видел их ясно. Горец покинул свое укрытие и бросился вперед, потеряв при этом троллей из вида. Если они заметили его силуэт в тумане, ему конец. Подходя к зарослям, они уже будут ожидать нападения. Но если ему повезло, то он устроит им засаду и приготовится удирать обратно к реке. Он свернул налево и бежал по равнине вдоль зарослей, пока не отыскал подходящее место и не заполз на четвереньках в кусты, тяжело дыша и осторожно выглядывая наружу.

Какое-то время он видел только туман и дождь, а затем из серой мглы вынырнули четыре кряжистые фигуры, размеренно шагающие в сторону его укрытия. Он сбросил стесняющий движения охотничий плащ, насквозь промокший под утренним дождем. Чтобы уйти от неповоротливых троллей, похитивших пленника, ему понадобится все проворство его ног, и плащ будет ему только помехой. Помедлив, он скинул и тяжелые охотничьи сапоги. Рядом с собой он положил меч Лиха, вынув его блестящий клинок из кожаных ножен. Он торопливо натянул на огромном ясеневом луке тетиву и достал из колчана две длинные черные стрелы. Тролли были уже совсем рядом с его укрытием; их темные силуэты четко виднелись сквозь листву и ветви кустов. Они шли парами, один из передних нес на плече обмякшее тело связанного пленника. Не подозревая о засаде, они шагали прямо на сидящего в кустах человека; судя по всему, они уверенно чувствовали себя на территории, полностью занятой их войсками. Менион медленно приподнялся на одно колено, положив на тетиву черную стрелу, и стал молча ждать.

Тролли уже поравнялись с зарослями, когда из тумана с громким свистом вылетела первая стрела, пронзив мясистую икру неуклюжего северянина, тащившего пленника. Взревев от ярости и боли, тролль выронил свою ношу и рухнул, обеими лапами схватившись за окровавленную ногу. Потрясенные и сбитые с толку, его спутники на миг замерли, и Менион тут же выпустил вторую стрелу, по самое оперение вошедшую в плечо второму из идущих впереди, и тот завертелся на месте, ослепленный болью, и врезался в тех, кто шагал следом.

Подвижный горец без промедления выпрыгнул из кустов и бросился на ошеломленных троллей, дико крича и размахивая мечом Лиха. Тролли невольно попятились, на шаг отступив от позабытого в суматохе пленника, и Менион свободной рукой тут же взвалил его обмякшее тело себе на плечи, прежде чем изумленные тролли успели сдвинуться с места. В следующий миг он промчался мимо, и его меч рассек запястье ближайшему из троллей, тщетно пытавшемуся схватить его. Путь к Мермидону был открыт.

Двое троллей, один невредимый, а другой легко раненый, тут же бросились в погоню, тяжело топча мокрую от дождя траву и сохраняя решительное молчание. Тяжелые доспехи и природная неповоротливость сильно мешали им, но все же они двигались быстрее, чем ожидал от них Менион; кроме того, они были отдохнувшими и полными сил, а он уже порядком устал. Даже без охотничьего плаща и сапог горец не мог бежать быстрее, связанный пленник мешал ему. Дождь падал сплошной стеной, вода и ветер хлестали его по лицу, но он заставлял себя бежать еще быстрее. Скачками и перебежками мчался он через равнину, обегая маленькие деревца, огибая заросли кустарника и наполнившиеся водой рытвины. Даже босиком он постоянно скользил на мокрой траве и едва не терял равновесие. Несколько раз он спотыкался и падал на колени, но тут же вскакивал на ноги и несся дальше.

В мягкой на вид траве скрывались и камни, и колючие растения, и вскоре его ноги покрылись порезами и начали обильно кровоточить. Но он, не замечая боли, мчался вперед. Только бескрайние равнины наблюдали за странной гонкой громадных неуклюжих охотников и их подобной тени добычи, мчащихся на юг сквозь хлещущий дождь и ледяной ветер. Они бежали по бескрайним равнинам, ничего не видя, не слыша, не чувствуя, и ничто, кроме свиста ветра в ушах, не нарушало для них жуткого безмолвия. Шла жестокая, беспощадная борьба за выживание — испытание тела и духа, в котором юному принцу Лиха приходилось черпать последние капли своей силы.

Время остановило свой ход для бегущего горца, но он все еще заставлял свои ноги двигаться, хотя давно уже превзошел все пределы нормальной выносливости мышц — а реки все еще не было видно. Он больше не оборачивался, чтобы взглянуть, не настигают ли его тролли. Он ощущал спиной их близость, мысленно слышал их хриплое дыхание; должно быть, они стремительно догоняют его. Надо бежать быстрее! Надо успеть добраться до реки и освободить Шеа‡ Почти теряя сознание от изнурительной нагрузки, он бессознательно относился к похищенному как к своему другу. Взвалив загадочного пленника на плечи, он обнаружил, что тот мало весит и легко сложен. Все говорило о том, что это наверняка окажется пропавший юноша.