Между Европой и Азией. История Российского государства

Снова началась жара, пресной воды вокруг не было. Перешеек укреплен стеной и рвом, без штурма не прорвешься, а прорвешься – с той стороны простирается такая же безводная крымская степь.

Голицын вступил в переговоры, затягивать которые было нельзя. Татары-то никуда не торопились, а положение огромного русско-украинского войска с каждым днем делалось всё бедственней.

Так и повернули назад, ничего не завоевав и никого не победив. На обратном пути множество ратников погибло от жажды и от сабель татарской конницы. Умирали лошади, приходилось бросать повозки.

Провал второго Крымского похода нанес непоправимый удар по престижу Софьи и ее фаворита, стал непосредственным предвестием их падения.

Но прежде чем перейти к описанию нового политического кризиса, последнего в истории «третьего» государства, нужно рассказать о главном достижении предпетровской России – освоении гигантских просторов Сибири.





Движение на восток




Открытие, исследование и колонизация неизведанных зауральских земель, начавшиеся в конце прошлого столетия с неудачного похода атамана Ермака, продолжались весь семнадцатый век и достигли естественного предела – Тихого океана.

Роль государства, занятого совсем другими заботами, в сибирских предприятиях, как и прежде, оставалась невеликой. Оно, вероятно, и к лучшему. Русские люди всегда лучше себя проявляли и добивались большего вдали от мелочной опеки начальства. Да и невозможно было бы развернуть подобную деятельность, опираясь только на ресурсы казны. Очень уж масштабным было дело. «Оно представляет собою одно из чудес истории и обнаруживает в народе, показавшем себя способным к нему, наличность совершенно своеобразных способностей и удивительной доблести», – признает даже строгий к русской истории Валишевский.

При царе Михаиле был учрежден самостоятельный Сибирский приказ и столицей зауральских владений назначен город Тобольск, даже имевший собственного митрополита. В то время появилось несколько опорных пунктов (среди них Верхотурье, Томск, Тюмень, Березов, Пелым, Сургут, Нарым, Енисейск), где сидели царские воеводы. Из метрополии им направляли небольшое количество стрельцов и переселенцев, а казаков воеводы обычно набирали сами из людей вольных. Еще присылали свинец, порох, зерно. Расходы для государства выходили невеликие, а взамен России доставались сибирские богатства, о полном объеме которых тогда не догадывались. Разведка и добыча полезных ископаемых еще только начиналась. Находили и медь, и серебро, и другую руду, но выплавляли мало – не хватало рабочих рук. Главный доход шел от пушнины.

По сведениям Котошихина, сибирские меха давали по 600 000 рублей в год – то есть почти треть всех государственных поступлений.

Среди выдающихся деятелей сибирской эпопеи можно встретить казачьих атаманов, служивых людей, промышленников, но, пожалуй, только одного крупного администратора – тобольского воеводу Петра Годунова, занимавшего этот пост всего три года (1667–1670).

Он отказался от малополезных в сибирских условиях рейтаров и солдат, заменив их новым родом войск – легкими драгунами, которые могли действовать и в конном, и в пешем строю.

Желая избавиться от хлебных поставок, которые обходились казне очень дорого, Годунов стал увеличивать пахотные площади, упорядочил сбор зерновой подати. В результате Сибирь начала сама себя кормить, это было огромным достижением.

Годунову же принадлежит заслуга составления географической карты Сибири и отчета о сопредельных землях («Ведомость о Китайской земле и о глубокой Индеи»).



Но большинство исследователей Сибири руководствовались не казенным интересом и тем более не любовью к географии, а мотивами более меркантильными. Если испанских конкистадоров заманивала в неведомые земли и моря золотая лихорадка, то сибирских первопроходцев – лихорадка меховая.

Постоянное стремление двигаться дальше и дальше на восток объяснялось тем, что, приходя на новое место, добытчики через некоторое время начисто истребляли там соболей, куниц, горностаев – и приходилось искать новые угодья и новых данников, которые платили бы ясак пушниной.

Обычно такие разведывательные группы (они назывались ватагами) устраивались по принципу артели, где у каждого была своя доля. Часто в пай входил и местный воевода, давая припасы или людей.





«Чертеж Сибирской земли» Петра Годунова (1667). Юг здесь наверху, поэтому «царство Китайское» выше сибирских рек



Если посмотреть по карте, как русские первопроходцы осваивали Сибирь, мы увидим странные зигзаги. Объяснялось это тем, что перемещались в основном по рекам – на лодках или на санях. Так было проще и быстрее, чем продираться через тайгу.

Основные открытия произошли в царствование Алексея Михайловича, в довольно короткий отрезок времени. Вот несколько главных экспедиций, благодаря которым на мировой карте появилась северо-восточная часть Евразии.



Из незадолго перед тем основанного Якутска «письменный голова» (начальник воеводской канцелярии) Василий Поярков в 1643–1646 гг. совершил огромный трехлетний поход, целью которого было приведение в подданство новых племен. Таким образом, экспедиция – нечастый случай – была не коммерческой, а казенной. В ней участвовало 133 человека. Они спустились по Лене на плоскодонных дощаниках до реки Алдан, повернули на юг, волоком перетащили ладьи в приток Амура реку Зею, добрались по ней до самого Амура и достигли Тихого океана. Оттуда Охотским морем снова поднялись на север и так вернулись в Якутск.

За время долгого пути отряд потерял почти две трети состава в боях с туземцами и от лишений – во время одной особенно тяжелой зимовки людям даже пришлось поедать мертвецов («приели человек с пятьдесят»). Зато привезли много соболей и проложили путь на Дальний Восток следующим ватагам.





Походы Василия Пояркова и Ерофея Хабарова. А. Журавлев



В 1649 году из того же Якутска промышленник Ерофей Хабаров, вступив в долю с воеводой, сыскал более удобный путь к Амуру. Экспедиций у Хабарова было две: первая небольшая и разведывательная, нашедшая удобные волоки, а вторая уже крупная, в полтораста человек с тремя пушками, растянувшаяся на несколько лет. Амурский край показался русским достойным завоевания. Климат там был мягкий, земли пахотные, леса богаты пушным зверем, а река рыбой. Здесь жили дауры, имевшие собственные города, которые пришлось брать боем. С туземцами казаки Хабарова хоть и не без потерь, но справились, однако весной 1652 года они встретились с противником более серьезным – большим отрядом неведомых солдат, тоже вооруженных пушками и ружьями. Это были «богдойские люди», то есть подданные богдыхана (цинского императора Шуньчжи), тоже собиравшие дань в этих местах. Так произошел первый контакт русских с китайцами, приведший к кровавому бою. В своем отчете Хабаров хвастается, что одолел врагов: «Силу их всю, божиею милостию и государским счастьем и нашим радением, их, собак, побили многих», однако из опасного места пришлось уходить. Для того чтобы закрепиться в этой области, требовались более крупные силы. Освоение Амурского края произошло позднее, уже в 1670-е годы.



Третьим из великих сибирских первооткрывателей был казачий атаман и меховой промышленник Семен Дежнев, походы которого (1648–1652) пролегали через самую суровую части Евразии: от устья реки Колымы по Северному Ледовитому океану до самого конца материка, а потом вокруг Чукотки, по Беринговому проливу и вниз до Анадыря, где ватага основала острог.


Этот маршрут, который на карте смотрится логично и стройно, если верить самому Дежневу, сложился не от хорошей жизни. «Носило меня по морю после Покрова богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Анадыр-реку, а было нас на коче всех двадцать пять человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем… и шел я, бедный Семейка, с товарищи до Анадыра-реки ровно десять недель, и попали на Анадыр-реку внизу близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы, бедные, врознь разбежались», – пишет в отчете атаман, так что его великий поход выглядит не приключением, а злоключением. Впрочем, жанр отчета предполагал жалостливость: чем больше служивый человек перенес, тем выше награда.





Экспедиция Семена Дежнева. А. Журавлев



Пустынный и негостеприимный берег Тихого океана понадобился русским не для заселения. Пушнины в северных широтах было немного, зато там обнаружился другой ценный продукт – моржовый зуб, добываемый на Анадырской корге (отмели). Ради него и стали наведываться в эту совсем уж дальнюю часть континента.



Заселение Сибири, кажется, вообще не рассматривалось как некая государственная задача. Земли хватало и по эту сторону Уральского хребта. Поэтому населенные пункты создавались как центры сбора охотничьей и ясачной пушнины. Если природные условия позволяли, вокруг возникали сельскохозяйственные общины – почти сплошь в ближней, западной части Сибири.

Прирост населения происходил за счет присылки служивых людей, военнопленных и ссыльных, а также благодаря необильному притоку переселенцев – как самовольных, так и поощряемых правительственными льготами. Кто-то поступал в казаки или солдаты, кто-то начинал крестьянствовать или торговать, кто-то перемещался еще дальше на восток. Так Сибирь понемногу и прирастала.

Подсчитано, что в 1625 году русских там жило тысяч пять, причем крестьян не более тысячи. Двадцать лет спустя число крестьянских хозяйств дошло до восьми тысяч. В 1660-е годы русских жителей было тысяч семьдесят, но для территории, которая к этому времени охватила пространство до Тихого океана, это, конечно, мизерная цифра.

Туземного населения, плотность которого в Сибири всегда была очень низкой, и то насчитывалось раза в три или четыре больше. Колонизаторы обращались с ним не так чудовищно, как испанцы с американскими индейцами – прежде всего потому, что русская церковь не занималась насильственной христианизацией, а русские воеводы не покушались на местный уклад жизни. Но все же хватало и притеснений, и преступлений.

«Передовщики» (так называли командиров промысловых экспедиций) были людьми суровыми и грубыми, они не щадили и своих, тем более не церемонились они с «язычниками». Промысловые ватаги, бывало, и убивали, и грабили, и насиловали. Маленькие племена, не имевшие огнестрельного оружия, убегали от страшных людей прочь, так что иногда целые области оставались безлюдными.

Было в Сибири и несколько относительно многочисленных народов, способных оказать сопротивление.

Вдоль берегов Лены жили якуты, в 1642 году поднявшие восстание. Прибайкальские буряты взялись за оружие в 1644 году. На Амуре, как я уже писал, дауры пытались отбиться от казаков Хабарова. Однако эти столкновения почти всегда были следствием каких-то отдельных эксцессов и злоупотреблений. Московское государство наказывало сибирским воеводам не озлоблять местных жителей и понуждать их к покорности (под которой имелась в виду выплата ясака) мирными средствами, самым жестким из которых было взятие в «аманаты» (заложники) детей племенных вождей.

Потому-то Сибирь и можно было сохранять под контролем, не тратясь на содержание больших гарнизонов.



Единственный эпизод, когда русской администрации пришлось об этом пожалеть, связан не с сопротивлением сибирских народов, а с внешним конфликтом.

Как уже говорилось, в 1652 году казаки Хабарова наткнулись на китайцев, которые считали даурцев своими данниками, и напали на невесть откуда взявшихся «северных варваров».

Несколько лет казаки держались на Амуре, отражая атаки отрядов империи Цинь, но в 1658 году амбань (губернатор) китайской крепости Нингута прислал большое войско, которое уничтожило русский отряд Онуфрия Степанова. Сам атаман погиб, а немногие уцелевшие разбежались кто куда.

В Москве хорошо понимали, что на таком расстоянии воевать с Китаем невозможно, и еще в 1654 году правительство предприняло первую попытку договориться. Сын боярский Федор Байков отправился в Пекин с миролюбивым посланием, добирался два года, но аудиенции у императора не получил, потому что по русскому церемониалу обязан был вручить государеву грамоту непременно самому «царю Богде», а китайский церемониал такого допустить не мог. После этой неудачи нингутский амбань, по-видимому, получил приказ уничтожить пришельцев любой ценой – и исполнил его.

Но, одолев Онуфрия Степанова, китайские войска вернулись в место дислокации, и русские снова появились на Амуре – слишком уж привлекателен был этот край. Пограничные конфликты с Китаем продолжались, хоть никакой границы, то есть официально признаваемого обеими сторонами рубежа, не существовало.

Идеология Поднебесной империи, предписывавшая относиться ко всем остальным нациям как к варварам, исключала возможность дипломатической инициативы со стороны Пекина, поэтому все попытки налаживания контактов предпринимала только Москва.

Русские купцы, не связанные протоколом, добились здесь больших успехов, чем дипломаты. Самые предприимчивые из них проложили торговый путь до китайской столицы и с большой выгодой там торговали. Известно, что торговец Аблин в 1668 году, купив в Пекине товаров на 4500 рублей, по возвращении продал их за 18 751 рубль – колоссальная сумма и завидный барыш.

Но следующее после Байкова официальное посольство Москва снарядила лишь в 1675 году. Возглавил его Николай Спафарий, происхождением молдавский грек. Прежде чем поступить на службу в русский Посольский приказ, Спафарий бывал в Турции и Европе и владел несколькими языками.

Но и такому опытному дипломату удалось добиться немногого. Русский этикет опять столкнулся с китайским.

Попытки вручить императору Канси (1661–1722) царскую грамоту превратились в нескончаемую эпопею. Цинские чиновники сказали, что это невозможно, потому что в бумаге может оказаться что-нибудь недостойное ушей Сына Неба. Спафарий предложил сначала показать копию – не согласились. После долгих препирательств сговорились на том, что посол положит грамоту на пустое императорское место. Только после этого московит получил аудиенцию, но она была странной. Спафарий вошел в зал, где, судя по описанию, происходила чайная церемония, и кланялся богдыхану издали (по мнению китайцев, недостаточно низко), но бежать к нему вприпрыжку, как требовал обычай, счел недостойным. В результате император не удостоил его даже взглядом. Когда же встреча в конце концов состоялась, из нее не вышло проку. Посол отказался взять ответное послание царю, ибо оно звучало как письмо владыки подданному.

Ни до чего не договорились. Конфликт возник даже из-за ритуального обмена дарами: китайцы назвали русские подарки «данью», а императорские – «милостивым пожалованием». Единственной пользой от посольства было увеличение объема сведений о великой азиатской империи.



Стычки на Амуре все продолжались, а в 1685 году началась настоящая война.

К этому времени основным оплотом русских в регионе стала крепость Албазин, куда даже стали назначать собственного воеводу.

В июне китайская флотилия с войском в три тысячи солдат осадила острог, где засел воевода Алексей Толбузин с гарнизоном в 450 казаков. Неделю осаждающие бомбардировали городок из тяжелых орудий и почти полностью разрушили, а потом пошли на штурм, но русские кое-как отбились. Однако держаться было нечем, порох заканчивался, и Толбузин согласился уйти. Китайцы доломали крепость и тоже удалились, сочтя задачу выполненной.

Однако уже в августе русские вернулись. Теперь их было больше, около 800 человек, и они стали возводить более серьезные укрепления. Если раньше в крепости имелось только три пушки, то теперь привезли двенадцать.

Китайцы тоже готовились к новой кампании капитально. Им стало ясно, что разрушать Албазин бессмысленно – нужно устраивать здесь собственную базу.

В июле 1686 года полководец Лантань, одержавший победу в прошлом году, привел пять тысяч солдат – огромное войско для тех пустынных мест. Началась бомбардировка, в ходе которой воевода Толбузин был смертельно ранен, и оборону возглавил служилый немец Афанасий Бейтон.

Два приступа были безрезультатны. Началась осада, растянувшаяся на много месяцев. Обе стороны несли тяжелые потери – не столько боевые, сколько от лишений, зимних морозов и цинги. В конце концов у русских осталось всего полторы сотни человек, способных держать оружие, но они не сдавались.

Упорство албазинской обороны подействовало на пекинский двор лучше всяких посольств. Китайцы согласились на переговоры.

Первый русско-китайский договор был подписан в Нерчинске. Интересно, что переговоры велись на латыни и что с китайской стороны в них участвовали иезуиты, давно освоившиеся при пекинском дворе. С их помощью условились о следующем: русские разрушат Албазин и уйдут с Амура, а граница пройдет по реке Аргунь: «Всем землям, которые суть с стороны левые идучи тою рекою до самых вершин под владением Хинского хана да содержатца». Причина московской уступчивости состояла в том, что удерживать Амур силой при такой отдаленности было все равно невозможно, а нормализация отношений с Китаем сулила немалые выгоды.