Мохнатая лапа Герасима

– Давно уже это сделала, – ответила Ира, – ждала, что ты мне напишешь.

– А я думала, ты мне напишешь, – хихикнула Агафья.

Когда мы вошли в дом Красавиных, Ира неожиданно взяла меня за руку.

– Вы сказали, что ваши родители были строгими.

– Во времена моего детства с детьми обращались иначе, чем сейчас, – увильнула я от прямого ответа, – нас до восемнадцати лет не считали за людей, мы жили в системе жестких запретов. Теперь все иначе.

– Любите маму и папу? – не отставала Ира.

– Они умерли, – снова избежала я конкретного ответа.

– Вспоминаете их? – не утихала девочка.

– Иногда, – кивнула я.

– С любовью?

Я молчала.

– Только честно, – попросила Ира, – когда вы думаете о родителях, вам радостно? Тоскуете по ним?

Я не произносила ни слова.

– Вам без них плохо? Вы когда были счастливее, сейчас или в детстве? – наседала Ирина. – Хотите вернуться в школьное время?

– Нет, – призналась я, – воспоминания горькие, а не сладкие. Сейчас я определенно счастливее, чем была в твоем возрасте. Прилети сюда волшебник в голубом вертолете, предложи он мне снова стать школьницей, я откажусь. Тогда у меня не было друзей, одноклассники не считали меня своей. Толстая, неуклюжая троечница, которая потела и покрывалась красными пятнами, когда ей велели отвечать у доски, я не могла похвастаться успехами ни на одном поприще. В дневнике ряды неудов, на занятиях физкультурой последняя, на уроке домоводства косорукая, ни петь, ни плясать, ни изображать принцессу в самодеятельном театре не могла. Вернувшись с занятий, я читала все, что попадалось под руку, записалась в районную библиотеку. Родители мной не интересовались, я их раздражала, была докукой, меня надо было одевать, кормить. Не помню, чтобы мама или бабушка хоть раз обняли меня и сказали: «Танечка, ты лучше всех, я тебя люблю». Не было такого. Счастье пришло ко мне, когда…

Я замолчала, потом договорила:

– …когда я стала взрослой. Многие люди вспоминают детство, юность, школьные и студенческие годы как лучшее время в жизни. Но это не мой случай.

– Мало кто из взрослых так честно ответит подростку, – сказала Ира.

– Ты же просила не лукавить, – улыбнулась я, – вот я и не стала тебя обманывать. В твоем возрасте человек уже способен многое понять.

Ирина сделала глубокий вдох, открыла рот, но я ее опередила:

– Не стану ничего говорить твоим родителям о сегодняшнем приключении.

Ира кивнула.

– А я не расскажу им, что вы не домработница. Сегодня во время разговора с Агашей я поняла: вы не прислуга, тетя Таня.

– Однако ты догадливая, – улыбнулась я и протянула девочке руку. – Дружба?

Ира пожала мою ладонь.

– Договор подписан.

– Можешь посидеть минут пятнадцать од-на? – осведомилась я. – Мне надо отъехать. Не испугаешься?

Девочка засмеялась:

– Я не маленькая.

– Иногда взрослые боятся одни в доме находиться, – возразила я.

Ира взяла домашние тапочки.

– Я только рада буду, что взрослых рядом нет. Но вы не задерживайтесь. Скоро все вернутся.

Я поспешила к гостевому домику и крикнула из прихожей:

– Лера, Анюта, вы где?

Женщины быстро вышли к вешалке.

– Как только вы на ватсап скинули, что едете в особняк не одна, а с девочкой, мы сразу здесь спрятались, – пояснила Анюта.

– И вам эсэмэску послали, – добавила Лера.

– Бегом в мою машину, – скомандовала я, – мне надо успеть вас доставить в избу и вернуться сюда, пока хозяева не явились домой.






Глава 30




Обычно я сплю, как кирпич. Но сегодня долго ворочалась в кровати, потом встала, вышла во двор и поняла: в Подмосковье наконец-то пришло лето. Еще сегодня днем я ходила в легкой куртке. А сейчас ночью, когда должно стать прохладнее, я стою в тонком халате и мне жарко.

Я глубоко вдохнула упоительный воздух. Никогда не испытывала желания жить за городом. Огород и прочие деревенские радости не для меня, у меня все огурцы засохнут, а куры не подарят хозяйке ни одного яйца. Да я и не испытываю ни малейшей радости, копаясь в земле, мне лучше в городе. Но сейчас я поняла, почему в последнее время все больше и больше москвичей стремятся обзавестись домиком в подмосковном селе. Воздух упоительный, вокруг тишина, вместо гула никогда не спящих улиц пение соловья. И, наверное, огурцы, которые только что сняли с грядки, и яйцо от собственной несушки, намного вкуснее тех, что продают в магазинах. Вот постареем с мужем и поселимся где-нибудь подальше от мегаполиса.

Я усмехнулась. Таня, до пенсии еще далеко. И сотрудники особых бригад никогда не станут рантье. Нет, возможно, вас лет эдак в восемьдесят отправят на заслуженный отдых, сядете у камина с вязанием, начнете пить вкусное какао и… И тут зазвонит телефон! Вы услышите знакомый голос, бросите клубок в огонь, разольете напиток и кинетесь одеваться. Труба пропела, вас вызвали на службу, старый боевой конь ринулся в битву. Ничего, что грива седая, копыта разъезжаются и в спине остеохондроз. Пожилая лошадь, как известно, борозды не испортит. Если ты принял решение влиться в особую бригаду, будь готов и в девяносто лет влезть на самое высокое дерево или изображать из себя студента.

Я медленно пошла по дорожке. Погуляю минут десять и отправлюсь на боковую. В большом доме все, похоже, видят десятые сны, ни в одном окне нет света.

Я зевнула, и тут в кармане завибрировал мобильный.

– Спишь? – спросил Димон.

Отличный вопрос в два часа ночи.

– Гуляю в саду.

– Слушай, прости, – смутился Коробков, – я не посмотрел на часы. Завтра поговорим.

– Нет, правда, я дышу свежим воздухом, – остановила я Димона, – говори.

– Я стал глубоко копаться в биографиях действующих лиц и выяснил кое-что интересное, – сообщил Димон. – Сначала про Анну Григорьевну Шляхтину-Энгельман. Родители Ани, Григорий и Антонина Шляхтины, были учеными. Григорий – доктор наук, заведовал в одном НИИ лабораторией, о которой в СССР почти никто не знал. Чем там занимались? Руководители коммунистической России были престарелыми людьми. Когда в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году Михаил Горбачев стал генеральным секретарем ЦК КПСС, то его, пятидесятичетырехлетнего мужчину, считали мальчишкой. Средний возраст членов политбюро составлял семьдесят лет, на посту почти все они находились до своей смерти. Народ придумывал анекдоты, смеялся над дикцией стариков, потешался над теми, кто читал дважды одну и ту же страницу написанного референтом доклада. Да и внешне дедки выглядели неважно.

В конце пятидесятых в Москве создали научно-исследовательский институт, который стал заниматься проблемами здоровья людей пожилого возраста. В нем была лаборатория номер десять, которой руководил профессор Шляхтин. Чем она занималась, никто не знал. Григорий Андреевич не отчитывался директору НИИ, получал очень большое финансирование. Институт находился в Черемушках, а для подразделения Шляхтина построили целый комплекс в лесу на Ильинском шоссе. Лаборатория просуществовала чуть больше пяти лет, потом ее закрыли. Вскоре Шляхтин умер от инфаркта, Антонина Николаевна резко изменила род деятельности, из врача стала библиотекарем, до самой своей смерти сидела на выдаче книг и одна воспитывала дочь Анну. Одновременно со службой Тоня сменила и место жительства, переехала из Брюсова переулка на Юго-Запад. Когда Анне исполнилось восемь, ее отдали в школу. В те годы дети шли в первый класс в семь лет, Анечка же слегка запоздала. Почему? Нет ответа на этот вопрос. Возможно, мать решила продлить детство дочери. Антонина нашла хорошую школу, но она находилась неподалеку от метро «Смоленская». Маленькая семья снова переехала и обосновалась в Старомонетном переулке. Там Анна прожила до своего замужества, и эта квартира до сих пор принадлежит ей. Интересный факт: ни в одной детской поликлинике Анна Шляхтина не состояла на учете. И! Внимание! Младенец с такими именем-фамилией в тысяча девятьсот пятьдесят втором году ни в одном загсе, как новорожденный, не был зарегистрирован. Зато в книге актов за пятьдесят седьмой год есть упоминание о выдаче повторного свидетельства о рождении девочки Анны Григорьевны Шляхтиной, которая появилась на свет пять лет назад. Понимаешь?

– Да, – ответила я, – сведения об усыновлении-удочерении закрыты. Очень часто люди, которые берут приемных детей, переезжают на другую квартиру. Новоиспеченные отец и мать не хотят сообщать ребенку правду, поэтому скрываются от соседей, которые по злобе или по глупости могут нашептать малышу, что он не родной. Но книги загса подделать невозможно.

– Иногда это делают, – возразил Димон.

– Ну да, – согласилась я, – но лишь тогда, когда вмешивается одна организация, а это случается крайне редко и делается ради безопасности страны. Ради простого усыновления никто на подлог не пойдет. Вот поэтому документы загса могут стать свидетельством того, что люди взяли ребенка из приюта. Новорожденного-то сначала зарегистрировали на другое имя, фамилию, а потом выдали повторное свидетельство с данными новых родителей. Бурбонский прав! Анна по крови не Шляхтина.

– Зато она вышла замуж за представителя семьи Энгельман, – возразил Димон. – А теперь я жду оваций, похвал, фимиама. Не спрашивай где и как, путь к истине оказался тернист, но гениальный Коробков смог найти список сотрудников, которые работали в лаборатории под руководством Григория Шляхтина. Увы, почти все они покойные, жива лишь Радионова Эльвира Борисовна. Фамилия у нее необычная, мы привыкли к Родионовой, а у нее после «р» стоит «а». Эльвире сейчас восемьдесят один год, она геронтолог, занимается вопросами старения. У Шляхтина Эля служила лаборанткой, нанялась на работу в возрасте шестнадцати лет.

– Странно, – воскликнула я, – ее взяли в подразделение, о работе которого не сообщали даже директору НИИ.

– Речь идет о давних временах, пятидесятые годы двадцатого века, – напомнил Димон, – в то время человек шестнадцати лет считался взрослым, он мог идти работать. Это сейчас ты до тридцати годков ребенок. Но Эля попала в НИИ не с улицы. В списке сотрудников лаборатории есть Радионов Борис Глебович. Отец привел дочь в престижное место. Я созвонился с Эльвирой, у нее молодой голос, быстрая реакция. Если бы я не знал, сколько ей лет, решил бы, что общаюсь с дамой, которой далеко до пенсии. И вот новая вкусная конфетка.





Глава 31




– Среди работников лаборатории был Федор Степанович Бурбонский, – продолжал Коробков, – правая рука Шляхтина, тоже доктор наук. Его жена Валентина Сергеевна – химик. Федор скончался через пару лет после Григория, причина смерти та же – инфаркт. У него была дочь Ксения. Внимание, вот оно, сладкое, о чем я говорил. У Ксюши тоже повторное свидетельство о рождении, а Валентина после смерти Федора сменила адрес. Она вела себя, как Антонина, переселилась из центра на окраину.

– Забавно, родители Ксении Федоровны и Анны Григорьевны были коллегами, – протянула я, – девочки могли встречаться в детстве.

– Возможно, – согласился Димон, – есть еще интересные сведения о других сотрудниках лаборатории. Их сообщу позднее. А сейчас резко сменю тему. Ты просила найти некую Киру, ей принадлежал дом в деревне, который Анна сняла на лето, чтобы вывезти Елену на свежий воздух.

– Кира пустила жильцов бесплатно, – уточнила я, – ей требовалась женщина, чтобы ухаживать за ее собакой и кошкой. Несколько лет Анна и Леночка ездили в Подмосковье, потом их перестали приглашать.

– Вранье, – отрезал Коробков, – в селе, где до сих пор находится особняк, коим и поныне владеет Ксения Федоровна, никакой Киры никогда не было. Имя нечасто встречается, это не Маша, Таня, Оля.

– Так, – протянула я.

– А вот у госпожи Бурбонской на лоне природы два владения, – вещал дальше Коробков. – Одно – двухэтажный дом, который в самом начале пятидесятых построил Федор. Почему он выбрал для строительства дачи это село? Потому что там когда-то жила его мачеха, вторая жена его отца, Нина Петровна, изба ей принадлежала. Фамилия Нины не Бурбонская, она оставила себе девичью – Елизарова. Пожилая дама скончалась. Ее скромные владения давным-давно принадлежат Ксении. Когда Анна впервые приехала в село, она думала, что живет у Киры. Ан нет! Шляхтиных, мать и дочь, приютила Бурбонская.

– Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – протянула я.

– Слушай дальше, – велел Коробков.

Разговор длился долго. Когда мы с Димоном завершили беседу, ко мне прилетело сообщение с незнакомого номера: вывеска ресторана «Мясо без рыбы». Потом снимок зала, в котором было только два посетителя: Иван и симпатичная женщина в элегантном светлом наряде. Фото сопровождал текст: «И где твой муж?»