Наш дом

13 января 2017 г., пятница



Лондон, 14:30


– Полиция уже едет, – объявляет Мерль, и Фия умолкает, изо всех сил стараясь не дрожать.

Она больше не хозяйка на кухне, где приготовила и съела тысячи завтраков, обедов и ужинов со своей семьей и друзьями, но пусть лучше уж Мерль командует, чем Воэны.

Перспектива прибытия официальных властей не удержала Дэвида Воэна от собственного расследования: он только что закончил разговор с адвокатами Лоусонов и теперь недоверчиво качает головой.

– Нужный нам человек отключил телефон – он, видите ли, у врача. Вернется после обеда.

Мерль поднимает бровь.

– Будем надеяться, что ему там вылечат зрение. Нет, лучше мозг.

Неведомые юристы становятся не только отсутствующим звеном, но и козлами отпущения.

– Все указывает на мошенничество, – резюмирует Мерль. – Это убьет Брама – он не такой сильный как ты, Фия.

– Позвольте! – вмешивается Дэвид. Ему явно не по нутру, что Мерль выставляет Фию невинной жертвой, и он обращается к Фие напрямую: – Если вы так уверены, что ваш муж не в курсе, то с кем же мы тогда встречались? Риелтор представил его как владельца. Если это был мошенник, то где настоящий мистер Лоусон? Лежит связанный в игровом домике?

– Что?.. – вздрагивает Фия.

– Как он выглядит, ваш муж? Я серьезно. У вас есть фото на мобильнике?

– Погодите! – Мерль заранее пресекает любые неосторожные попытки Фии идти навстречу: – Вы нам скажите, как он выглядел!

Атмосфера недоверия сгущается; все, что у них есть общего, – это объект притязаний.

– Симпатичный, лет сорок пять, ростом около шести футов, темные кудрявые волосы с проседью, – перечисляет Люси. – Мне показалось, он нервничал – ну, знаете, ходил туда-сюда. Помню, вышел покурить. И взгляд у него был какой-то напряженный.

Фия в ужасе смотрит на нее. Описание довольно точное (женщины вообще хорошо подмечают индивидуальные особенности Брама), но ей-то откуда знать?

– Похоже на него, – признает Мерль.

Покрываясь мурашками, Фия роется в телефоне: где-то еще осталась парочка фотографий Брама с мальчиками.

– Точно он, – утвердительно кивают Воэны.

– Не понимаю, – вполголоса обращается Люси к мужу. – Думаешь, он ее обманул?

– Брам ни за что не пошел бы на такое! – заявляет Мерль с глубокой убежденностью. – Правда, Фия?

Однако Фию уже захлестнула новая волна шока, лишив способности мыслить трезво.

– Когда именно вы с ним встречались? – спрашивает Мерль у Воэнов.

– На одном из просмотров. Он и присутствовал-то здесь всего раз. Следующие два раза риелтор приходил без него. Да, я помню, дом был открыт для просмотра.

– Дом был открыт?.. – От этой фразы у Фии волосы встают дыбом.

Воспоминание, ассоциация… Связь между безгрешным прошлым и предательским настоящим.

Люси оборачивается к ней.

– Точно! Он сказал – вас тогда не было в городе. Судя по его тону, я поняла, что вы все еще женаты.

Так и есть, думает Фия. Брам идет ко дну, и она с ним – финансово и юридически.

Однако Мерль упрямо цепляется за корму.

– Извините, только дом никак не мог быть открыт для просмотра – я бы заметила, я живу совсем рядом.

– Это было в октябре, в субботу, – раздраженно уточняет Дэвид.

– Двадцать девятого, – добавляет Люси.


Для нее дата имеет особое значение, догадывается Фия: она впервые увидела дом своей мечты.

Встретившись взглядом с Мерль, Фия замечает тень зарождающегося сомнения.

– Кент, – поясняет она. – Каникулы у мальчиков.

Фия поворачивается к Дэвиду; его черты расплываются сквозь дымку слез.

– Вы хотите сказать, что Брам здесь замешан? Что он действительно пытался продать мой дом?

– Я хочу сказать, что ему это удалось, – отвечает Дэвид. – А значит, вряд ли его похитили. Наверное, сам свинтил, вполне добровольно.

Фия закрывает свое заплаканное лицо руками, Мерль поглаживает ее трясущиеся плечи, и тут раздается дверной звонок.

– Послушаем, что скажет полиция, – приободряется Мерль.





Женева, 15:30


В ванной отеля он включает на телефоне Ника Кейва и усаживается стричь волосы. Клочки падают в раковину, на белом фарфоре видны лишь темные кудри, седые незаметны. Освещение, музыка, тревожность – все вместе создает искусственное настроение, словно он – актер, играющий роль беглеца, и в этой сцене нужно изменить внешность. Знаменитый грабитель поездов или Джесси Джеймс, например.

Нет, лучше Самсон – более поучительная аллюзия: человек, наделенный сверхъестественной силой. Мальчикам нравились рассказы из Библии – подарок бабушки Тины. Гарри особенно восхищала мощь Самсона: как тот разорвал пасть льву, как вырвал ворота голыми руками, как разбил в одиночку целую армию (пришлось объяснять еще одно значение слова «разбить»).

Мимолетно взвесив ситуацию, он не сообщил матери, что уезжает. Своей веры у него, может, и нет; зато ее вера поддержит в трудные времена. И Фия не станет обрубать связь: она всегда скрупулезно относилась к общению детей с бабушками и дедушками. Скорее, наоборот, после того, как полиция раскроет его преступления, они сомкнут ряды против общего врага.

Ему оставалось лишь молиться о том, что они будут сдержаннее в обсуждениях, пока рядом крутятся Лео с Гарри – пусть дети помнят о нем только лучшее (что бы то ни было).

Он сгребает отрезанные волосы в кучку и выбрасывает в унитаз. Хмурится, критически рассматривая результат в зеркале. Да, внешность изменилась, только не к лучшему: теперь он выглядит моложе, страх во взгляде стал заметнее, больше бросается в глаза. Он вспоминает человека у лифта. Нужно доверять своим инстинктам – больше доверять нечему. Кто-то – не он, так другой – здесь, в Женеве, наблюдает за ним, выжидает время, прежде чем… что? Вынудить его вернуться к Майку? Арестовать? Убить?..

И снова его охватывает жажда движения, смены места. Он упаковывает рюкзак и выходит из номера.

Администратор недавно заступила на смену, поэтому не знает, что он изменился внешне и никак не комментирует его ранний отъезд (за номер уплачено наличными при заселении).

На выходе он пытается не думать, чем закончилась история Самсона: как он разрушил храм, похоронив не только себя, но и всех остальных.





Глава 28





Брам, выдержки из файла Word


Теперь вы понимаете, как ужасно все это выглядело? Каким загнанным зверем я себя чувствовал? Записанное признание вины, лишение прав, условная судимость, не говоря уж о марихуане – правда, это было сто лет назад, но какая разница? Как заметил Майк, когда придет время, все зачтется.

Против меня.

В свою защиту могу лишь сказать, что это – все мои преступления за сорок восемь лет. Я думаю, на свете найдется очень мало людей, даже полицейских, которые в той или иной степени не совершали нечто подобное. Нет, ну правда – разве вы никогда не превышали скорость? Никогда не пробовали «травку» или не выходили из себя в пабе? Я не спрашиваю, удалось ли вас поймать; я спрашиваю, было ли такое?

Ну вот, а меня ловили, и теперь во всей Англии не сыщется адвоката, способного убедить суд присяжных в том, что авария на Сильвер-роуд – единственная моя ошибка. По моему досье сразу видно, что я всегда оказываюсь не в том месте и не в то время (и веду себя не так, как подобает).

Ладно, признаю – драка возле паба вышла нешуточная. Не я первый начал, но точно я закончил: его пришлось везти в больницу. Мне повезло, что дали условно и что я каким-то чудом смог скрыть судебный процесс от Фии. Не стану вдаваться в путаные детали (повезло, что у нас тогда шел ремонт, мальчики еще не учились в школе, и Фия жила с ними у родителей, предоставив меня самому себе). Опять же, не буду рассказывать, как я воображал себе развитие событий, если не удастся убедить суд в своем раскаянии («Фия? Я тут из тюрьмы звоню…»)

«В обмен на признание вины» – сказал Майк в тот вечер, пронзив меня взглядом, словно видел мою душу насквозь, чувствовал мою боль. Да, чутье его не подвело. Я бы признался в чем угодно, лишь бы избежать тюрьмы. Не то чтобы тюрьма стала фобией – это было бы иррационально. Нет, все вполне реально, прозаично. Настолько реально, что я готов пожертвовать всем…





«Рассказ Фии» > 01:37:11


Возможно, вам покажется, что новые отношения затмили происходящее буквально у меня перед носом. С другой стороны, вы же понимаете, насколько было волнительно. Мы все знаем, что начало романа – самое лучшее время, кто сможет упрекнуть в этом женщину? Особенно ту, чье сердце разбито, и не осталось ни сил, ни желания что-то продолжать.

Хотя, если честно, и начало не обошлось без неровностей. Это был наш третий уик-энд вместе; первый раз Тоби остался ночевать на квартире, когда меня вдруг переклинило. Проснувшись рядом, я не сразу узнала его, не сразу узнала кровать, стены, окружающие нас. Где я? Почему я не дома, со своей семьей? Что это за мерзкие декорации? Даже когда включился мозг, я почувствовала, что не смогу заснуть в одной кровати с Тоби. Нет, только не здесь, где в шкафу висит одежда Брама, в ванной на полке – его гель для бритья, в воздухе – его дыхание… Как будто он незримо присутствует в комнате, наблюдает за нами.