Наш дом
Часть 64 из 67 Информация о книге
14 января 2017 г., суббота Лондон, 08:00 Не так просто жить в тесном контакте с подругой и соседкой, которая предала тебя в самом важном. Импульсивное желание наказать вскоре утихло, однако его заменила более гнетущая эмоция: ощущение двойной утраты. Брам и Мерль. И оттого, что жизнь в Элдер-Райз подчинялась родоплеменным устоям, было еще больнее: ведь теперь «племя» подразделялось на тех, кто знает, тех, кто не знает, и тех, о ком остается только гадать. Особенно болезненным испытанием оказался Кент. Фия много раз порывалась отказаться от поездки, но в итоге решила не расстраивать Лео с Гарри, а также остальных детей – у них ведь свое «племя». Пережив этот опыт (и даже отчасти получив удовольствие, если быть честной), она по-новому оценила важность социальной жизни, самопожертвования ради нее. Наибольшее счастье для наибольшего числа индивидуумов[7] и все в таком духе. Через несколько дней после истории с игровым домиком прибыло извинение, написанное от руки, украдкой брошенное в отверстие для писем. – Мам, тут тебе открытка, – объявил Гарри, – хотя у тебя сегодня не день рождения! – Люди посылают открытки по разным поводам. Фия прочла послание всего один раз, прежде чем уничтожить, так что помнит лишь отдельные фрагменты: «Безумно, подло, низко… Никогда себе не прощу… Мы могли бы соблюдать приличия ради детей?.. Я готова на все, чтобы отплатить…» В сознании укрепилось слово «отплатить» – как будто Фия одолжила ей какую-то вещь. Нет, еще лучше – выдала разрешение переспать с ее мужем. В любой удобный вечер, дорогая, в любом удобном месте, а я постараюсь не мешать. Забавно – именно так мог бы представить этот эпизод Брам: уж он-то – признанный мастер по части «перевода стрелок». Только не Мерль – сильная, энергичная, решительная жена и мать с Тринити-авеню. Что угодно, написала она, я все сделаю. * * * Лишь после того, как Мерль останавливается на полпути, чтобы избавиться от телефонов, Фия задает вопрос во второй раз. Они стоят на парковке в Кристал-Палас. Мерль вернулась с озера с пустыми руками, и тут Фие приходит в голову, что она может больше никогда не увидеть сообщницу – по крайней мере, до тех пор, пока они не встретятся в суде (на скамье подсудимых и на свидетельской трибуне соответственно). – Я же сказала, – отвечает Мерль без раздражения, сосредоточенная на текущих проблемах. – Ты знаешь, почему. – Нет, я имею в виду тебя с ним. Вы так давно знакомы… Это был единственный раз? Только теперь до Мерль доходит смысл вопроса. – Да. Да, конечно. – Чья была идея? Его? Пауза. – Нет, моя, правда. Он меня не ждал, не приглашал. У него не было выбора. Фия пристально смотрит ей в глаза. – У него был выбор – он мог бы не спать с тобой. Мерль не отводит взгляда. – Я не уверена, Фия. Я была «на задании». – Зачем тебе вообще это понадобилось? – Фия не может утверждать, что такой поступок не в характере Мерль, поскольку до этой ночи не понимала ее настоящего характера. – Ты же знала, как меня потрясла его прошлая измена! Ты же сама меня утешала, советовала дать ему еще один шанс… – Я знаю, – глухо отвечает Мерль. – Мне нет оправдания. Сама до сих пор не верю. К ее чести, Мерль не пытается принизить значение содеянного. Секс, измена, институт брака: теперь их важность свелась к минимуму – а как иначе? – и все же Фие необходимо понять. – И что, между вами всегда была искра? Молчание. Пальцы Мерль сжимают кресло. – Да, наверное, но никто из нас не собирался претворять ее в жизнь. – Почему же ты все-таки решилась, если столько лет удавалось воздерживаться? Какое еще «задание»? Теперь пальцы Мерль касаются губ, словно фильтруют ее слова. В машине тихо; такое ощущение, что атмосфера не потерпит лжи. – В тот вечер я должна была встретиться с Эдрианом в «Ля Моэт»: отложенный праздничный ужин в честь годовщины брака. Мы не особенно ладили в тот период; кажется, я тебе рассказывала. В баре я выпила, и тут он написал, что не придет. Такая, знаешь, короткая эсэмэска, даже без извинений: «Не получится, работаю допоздна». Я так разозлилась на него! Он не подумал, скольких усилий мне стоило это все: нанять бебиситтера, угомонить детей, выбраться из дома, не говоря уже о том, чтобы одеться, накраситься и почувствовать себя хоть ненадолго женщиной, женой. Понимаешь, накопилось столько всего… Это была последняя капля. Помню, я сидела там, кипя от бешенства, буквально планировала развод. У барной стойки торчал какой-то парень; я попыталась с ним флиртовать, а он меня послал. – Мерль вспыхивает при воспоминании. – Это было так унизительно! И тут во мне что-то сломалось… Мерль вздыхает, смотрит невидящим взглядом сквозь ветровое стекло. – Короче, я возвращалась домой пешком, и мне уже было море по колено. Крыша поехала, иначе не скажешь. Видимо, гормональный взрыв. Я вдруг осознала, что жизнь катится вниз, знаешь, набирает скорость, ее уже не остановить, и мне захотелось… захотелось почувствовать себя живой – даже если единственное, что пришло в голову, разрушительно – для меня, для тебя, для вас обоих. Для мальчиков… В общем, я прошла мимо своей двери и подошла к твоей. Фия внимательно слушает. Получается, весь этот апокалипсис запустил обычный супружеский кризис, гормональная буря среднего возраста. Стало бы ей легче, если бы причина оказалась серьезнее, значительнее? Смертельный диагноз, потеря родителя, упадок карьеры? Невозможно не провести параллель между преступлением Мерль и ее собственным, особенно если у них общий повод: реакция на унижение. «Старая жирная корова, миссис Святее-всех-святых! Не представляю, как Брам терпел все эти годы. Неудивительно, что он пошел налево…» У нее еще была возможность остановиться, она могла вылить вино в раковину, а вместо этого налила ему. Она убила человека. Я его убила! Какое-то время они сидят в молчании. – Мерль? – Да? Фия чувствует, как эмоции вот-вот вырвутся наружу, и сглатывает. – Я хочу, чтобы ты знала: если за мной придут, я ничего про тебя не скажу. Тебя здесь не было. Я пришла к тебе и попросила отвезти меня к Тине, вот и все. Ты понятия ни о чем не имела. Мерль качает головой. – До этого дело не дойдет. – И все-таки если дойдет, ты присмотришь за Лео с Гарри? Понятно, что их возьмут к себе мои родители, лучших опекунов и желать нельзя… Но ты присмотришь, чтобы дети дружили? Им понадобится еще одна семья, в которой они могли бы чувствовать себя комфортно, как раньше. Не прямо сейчас, конечно: у тебя же малыш родится… Как-нибудь потом – меня ведь долго не будет. Мерль выпрямляет трясущиеся плечи, защелкивает ремень безопасности на округлившемся животе. – Да, конечно. * * * Разумеется, после Кента Фия сразу догадалась – тот нелепый отказ от выпивки! – и в следующее воскресенье разыскала Мерль в спортзале. Теперь они ходили постоянно: Фия на пилатес, Мерль на йогу. Вскоре ей придется перейти на йогу для беременных. – Фия? – вздрагивает Мерль при ее приближении. – Я не думала… Не думала, что Фия заговорит с ней один на один, вне общепринятых рамок общества и прочих договоренностей на тему, кто отвозит и забирает детей. – У меня вопрос. Мерль ждет. Две женщины, проходя мимо, здороваются с ней, но быстро уходят, заметив загнанное выражение ее лица. – Это от Брама? По лицу Мерль чувствуется соблазн отрицать беременность; однако, подумав, она понимает – смысла нет. Можно скрывать зарождение новой жизни до определенного периода, а в обтягивающем спортивном костюме уже становится заметно. – Нет, – наконец отвечает Мерль. – От Эдриана. Роды в мае.