Неправильная

– Тебе придется слушать и слышать то, что я тебе говорю. А еще говорить со мной: делиться проблемами, размышлениями и даже радостями! – отчеканивая каждое слово сказал он, а затем, слегка ослабив хватку, добавил: – Потому что скоро ты уже никуда не денешься.

– О чем ты? – испуганно шепнула я, ощутив новый прилив тошноты и головокружения. Люди вокруг поглядывали на нас странно и были на то реальные причины. – Морган, ты в курсе, что мой отец вообще-то умер? Что за любовь к угрозам и запугиваниям…

– Никаких запугиваний, куколка. Лишь холодная констатация фактов и попытка отвлечь. Как твой желудок? – немного расслабившись сказал он, а затем, придвинувшись ко мне вплотную, подарил легкий поцелуй в губы и погладил живот. В этом действии не было сексуального подтекста, скорее поддержка, на которую Пол был способен в данный момент. Клянусь, я услышала, как пара дам вокруг запричитали и заохали. Только вот, не подозревая этого сама, я немного расслабилась. А ведь еще нужно первой говорить речь перед сотней приглашенных и, наконец, подойти к гробу отца…

– Пора сказать свое слово… – испуганно отступая назад, прошептала я, а затем, получив уверенный кивок Моргана, отправилась в небольшой приватный зал, где оставила свои вещи после приезда.

Подхватив со стола маленький сверток, я в последний раз набрала полные легкие воздуха и, опершись спиной о дверь, собрала мысли в кучу. До сих пор в голове не укладывалось, что именно сейчас я должна буду сделать, но другого выхода не видела. Папа нуждался в этом – как бы странно это не звучало, но ему нужна моя поддержка.

Уже через минуту я шла по залу, не глядя на людей. Прямо к цели. Мимо меня проходили люди, но я не видела их, словно это были лишь черные тени. Был только он, красный гроб, внутри которого лежал мой родной человек. И я должна была принять тот факт, что его больше нет. Что это прощание – единственная дань, которую я могу ему отдать…

На небольшой сцене стоял микрофон. Его поставили специально, чтобы мое прощание слышали все вокруг. Только сейчас он сыграл злую шутку… Я замерла в двух шагах от Дмитрия Валевски и лишь тогда решилась поднять глаза: белая кожа, макияж покойника, зализанные гелем, неестественно черные волосы. Мумия, маска, пародия на его истинно мужскую сущность… Мне сказали, что человек, который подготавливал отца в последний путь, лучший в столице, но теперь я сомневалась в его здравом уме. Конечно, у меня не было богатого опыта вида покойников, но Дмитрий Валевский выглядел не собой.

Из горла вырвался хриплый стон, ноги подкосились, заставляя едва ли не упасть на закрытую часть гроба.

– Прости, пап… Я не проконтролировала это так, как должна была… – шепнула я. – А знаешь почему? Не верю, что тебя больше нет. Все жду, когда мне скажут, что это твоя очередная жестокая шутка. Что ты просто… Не знаю! Уехал куда-то, сбежал от налогов или полиции таким изощренным способом… Но смерть? Черт, она вообще тебе не к лицу.

Только договорив последнее предложение и услышав, как эхо разнесло слова по всему залу, зажмурилась от ужаса. Было чувство, словно теперь я стояла без кожи на виду у сотен людей и дискредитировала отца. Разве он достоин этого?

Мне понадобилось около двух минут в гробовой тишине зала, чтобы вернуть самообладание и накинуть маску, по которой нельзя понять эмоции человека. Затем, погладив руку папы, я подхватила сверток и повернулась к людям.

Все смотрели на меня. Кто с насмешкой, кто с интересом, а кто-то просто равнодушно следил хоть за каким-то действием в зале. Меня поразило сочувствие в глазах Карины, отрешение в образе Анны и Пол… Он стоял у самой сцены и словно ждал, когда мне понадобится его помощь. И, несмотря на ядовитые смешки и переглядывания Саманты с Линдой, я черпала энергию именно от Моргана.

– Всем спасибо, что пришли! – немного придвинувшись к микрофону, сказала я. Кто-то нагло отсалютовал бокалом, а кто-то просто приободряюще улыбнулся. – Странно видеться на подобном мероприятии, правда? Еще вчера вы наблюдали шоу с мазутом, а сегодня уже провожаете компаньона в последний путь… Знаете как сложно подготовить речь к чему-то подобному или хотя бы просто… подготовиться? Я долго пыталась написать что-то, заучить, рассказать… Но затем подумала, что бы сделал отец? Дмитрий Валевски? – сделав небольшую паузу, я опустилась к свертку и аккуратно развернула его, стараясь не порвать мелкие бусинки. На глаза навернулись слезы, но решила – бессмысленно их уже прятать. Немного приподняв вещь, я показала ее людям вокруг и усмехнулась. – Вы ведь не ожидали детского платья пятилетнего ребенка, правда? К тому же грязного и разрисованного… Но для меня это не просто наряд… Недавно мне приснился день, когда я имела возможность последний раз надеть его. Будучи маленькой девочкой, у которой есть отец и мать. Уют и комфорт. Забота и внимание… Мама была редким гостем дома, да и отец постоянно работал, но в тот день они были со мной и даже почти не ссорились. Я помню, что нарядилась в лучшее платье, чтобы удивить мамочку, а она отругала меня и отправила переодеваться. Тогда я взяла и от обиды разрисовала тонкий белый шелк черным фломастером, затем поняла, что натворила, и расплакалась. В комнату зашел папа и сказал, что материальные вещи не могут определять наше настроение. Они нужны, чтобы облегчать жизнь, а не составлять ее… – дыхание перехватило от воспоминаний и тяжелых для меня слов, но затем я подняла дрожащий палец и указала им на две взрослые росписи. – Родители вместе расписались на нем и сказали, что пусть эта грусть перерастет в некое воспоминание для потомков. Что, когда я вырасту и выйду замуж, мама снова надет это платье и подарит его обратно, а я со своими детьми смогу продолжить традицию… Но уже вскоре она умерла от рака, а отец забыл о своих же предостережениях насчет материальных благ.

– К чему ты клонишь, девочка? – спросила какая-то старуха из первого ряда, и я натянуто улыбнулась ей, чтобы та перестала плакать.

– К тому, что вы никогда не знаете, какой день будете вспоминать всю жизнь. Возможно, это время именно сейчас? Мой отец умер внезапно, и я даже не успела попрощаться. На похоронах матери не удалось побывать, потому что семья забрала ее обратно в Париж… И вот все, что осталось у меня от нормальной жизни, этот кусочек ткани. И я не могу ничего вернуть, переиграть или даже продолжить жить, словно ничего не произошло. Помните это, прежде чем делать или говорить что-то… – подмяв под себя маленькое платье, я сложила его и повернулась к папе. Я хотела бы сделать это наедине и при других обстоятельствах, но понимала – другого случая больше не будет. – Ты, черт побери, не был отцом года. Ты много обещал, но почти никогда ничего не выполнял. Мы ругались, я плакала, а ты кричал… Но это платье… Ты сохранил! А я так и не успела сказать, как сильно люблю тебя. Пожалуй, хранить его больше не имеет смысла. Лучше предать земле.

Аккуратно уложив вещь около папы, бросила скупое: "Всем спасибо за внимание" и бросилась со сцены. Хотелось выглядеть достойно в обществе таких чопорных аристократов и пройтись величественной отреченной походкой, только вот комок внутри меня душил, разрывая грудь и не давая дышать. Я забежала в дамскую комнату, закрывая за собой двери и падая на раковину, скатилась к полу. Мне хотелось плакать, но слез было мало для успокоения души. Хотелось выплеснуть все эмоции, но они не выходили.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем услышала стук в дверь. Сразу стало понятно, что это Морган. Стало неловко, ведь он слышал мои рыдания в голос и рыки бессилия. Тем не менее этот мужчина держал сегодняшний вечер на себе, а, значит, более чем достоин хотя бы косвенной благодарности за проделанный труд.

Втянув воздух полной грудью, я вытерла слезы и встала. Опираясь на стенку, дошла до двери и открыла ее. Только вот это был не Морган… А Саманта… собственной персоной.





Глава 38




Наверное, не будь я так взвинчена и потеряна, то просто поступила бы как и всегда – промолчала, уступила, поддалась на провокацию… Ведь, по сути, Саманта не играла никакой роли в моей жизни, и именно это заставляло ее так усердно искать царапину в моем сердце с намерением превратить ее в кровоточащую рану. Бывшая подруга всегда до ужаса боялась безразличия, именно это и толкнуло ее на тернистый путь наркотиков.

Но самоотдача Саманты порой поражала и заставляла удивляться – чем я могла так задеть этого человека? Чем привлечь? Да, до встречи с Морганом я принимала мир вокруг как должное и необратимое, но теперь все изменилось. Может в этом причина?

– Проходи, – отойдя от двери, пропустила девушку вперед, гордо вздернув подбородок. Она застыла с непонимающим выражением лица, но все же зашла в дамскую комнату, прикрыв собой дверь. – Я так понимаю, что твоя ссылка в Беларусь закончена? Ну и как тебе местная кухня? Судя по бокам и попке, очень даже ничего.

Внимательно выслушав мой вопрос, Саманта равнодушно пожала плечами и прошла вперед, чтобы сесть на крышку унитаза. Я видела в ее глазах абсолютное спокойствие, но теперь, как никто другой, знала, каким обманчивым оно может быть.

– Что за тон?! Я искреннее пришла посочувствовать, – положив руку на сердце, проникновенно пропела она, глядя прямо в глаза. – Наверное, тяжело осознавать, что весь мир развалился? Уверена, твоя проникновенная речь связана не с гибелью отца, а с совершенно очевидным прощанием с прошлым.

– О чем ты, Саманта? – слишком грубо рявкнула я, понимая, что начинаю закипать. Возможно, девушка пришла в неудачный момент, когда мне просто необходимо было выплеснуть эмоции, а быть может, чаша терпения по отношению к бывшей подруге просто лопнула, а раскаленная лава уже текла по направлению к женской шейке… Так и придушила бы гадину!

– Ну, как же? – якобы удивилась она, принявшись загибать пальцы: – Спонсор-папочка умер, а все наследство отписал новой жене. Вплоть до последней копейки! Фамильное кольцо на воспитаннице… А "горячо влюбленный" в тебя олигарх прячется по углам с моделью-любовницей. Интересно, как скоро шикарная Мариша убедит Моргана, что жалость не является основополагающей для отношений?

Мои кулаки сжались, и сама вселенная содрогнулась от тех мыслей и слов, что я собиралась выплеснуть в адрес девушки. Но внезапно дверь открылась, едва не слетев с петель. На пороге стоял разъяренный Морган, желваки которого играли, а покрасневшее лицо выделялось ярким пятном на фоне темных вен.

– О, может, вы мне объясните, дорогая Саманта? – в одну секунду мужчина подобрался и снова превратился в холодного бизнесмена. И лишь глаза выдавали его намерение кого-то убить. – Вижу, вы провели много времени, собирая информацию на меня и Настю. Жаль вас огорчать, но когда охранники соглашаются поведать что-то «горяченькое» за минет, они могут врать. Нужно было остановиться еще на моем личном водителе, а не ждать, пока новость об истинном призвании дочери дойдет до отца.

Темное лицо подруги покрылось слишком явным румянцем, глаза округлились, а руки вздрогнули. Пол довольно усмехнулся, словно радуясь виду ее истинной сущности, а затем подошел ко мне и обнял за талию. Не знаю, что в этом жесте так задело Саманту, но та снова ожесточилась и буквально выплюнула:

– А я смотрю, вы внимательно следите за своей игрушкой. За обеими. Только… что же сейчас делает вторая? Заправляет платье впопыхах, пока любовник побежал утирать сопли бедной Насте?

– Не нужно всех равнять по себе, дорогуша! – Пол обворожительно усмехнулся, а затем, словно вспомнив что-то гадкое, раздражительно протянул: – Интересно, есть хоть один мужчина, которого вы не пытались соблазнить в туалете под кайфом? Именно для этих целей ваши портные шьют замок на груди?

– Ни один не устоял! – словно маленький ребенок, выкрикнула Саманта.

– Ну… Я не был бы так категоричен.

После внезапных слов Моргана с моих губ слетел смешок, больше похожий на стон. Не нужно было являться гением, чтобы понять главное – Саманта явно пыталась поставить свою метку на Моргане. И тот факт, что теперь я это знаю, ее не просто разозлил, а заставил покраснеть даже маленькие девичьи пальцы на ножках.


– Вы обещали хранить эту… информацию в секрете… – едва слышно прошептала она, умоляюще глядя на мужчину. Только вот его лицо стало похоже на маску палача перед казнью, жаждущего расплаты и крови.

– Довольно. Мне хотелось списать все на инфантильность и ваш врожденный идиотизм. К тому же было не тактично лезть в дела Насти. Но сейчас вопрос самочувствия моей спутницы – это только моя прерогатива! – он сделал небольшую паузу и, ненадолго задумавшись, выдал после протяженного вздоха: – Думаю, ваш отец слишком поспешил с возвращением блудной дочери из Беларуси. Но раз так… Думаю, Индия подойдет больше. Государственный институт, бесплатное общежитие и вузовская столовая – вот ваша перспектива как минимум на пять лет. Родители Линды не откажутся, если вы поедете вместе.

– А что за особое отношение к Карине? – не своим голосом прошипела девушка. Странно, но у Саманты не возникло не только желания возражать Моргану, но и не было сомнений в его словах. Конечно, она еще до конца не понимала, что за жизнь в стране, которая имеет самый низкий уровень жизни в мире, но верила – Пол слов на ветер не бросает. Именно в тот момент в груди появилась какая-то щемящая нежность по отношению к моему мужчине… Моему?!

– Увы, у нее пока смягчающие обстоятельства… – бросил Морган, уводя меня прочь из дамской комнаты.

– Суки! – раздался полный отчаянья крик Саманты. В помещении настала гробовая тишина, а затем она, заревев в голос, решила добить Пола окончательно: – Одна другого стоит… Твари! Твари! Твари… НЕНАВИЖУ!!!

– За свои слова нужно нести ответственность, – устало и якобы спокойно выдохнул Пол, хотя его руки на моей талии сомкнулись до вполне ощутимой боли. – Видеоотчет от моей охраны и записи с камер наблюдения к утру будут у вашего отца. Видимо, подходящий метод воспитания тут только кнут.

Я слышала, как плакала Саманта, и понимала, что теперь ее жизнь больше никогда не будет прежней. Только вот, чем дальше мы шли по узкому коридору, тем отчетливее понимала: мне ее не жаль. Ни капли.

– Я, скорее всего, ужасный человек, – неожиданно для самой себя сказала я вслух. Морган внезапно замер и повернулся ко мне, чтобы поправить растрепавшиеся пряди. Его руки по-хозяйски вытерли остатки немногочисленной косметики под глазами, блеск на губах, а затем ладонь спустилась вниз и одернула платье.

– Тебе незачем волноваться о таких… как твои подруги. Мне казалось, что им раньше не удавалось задеть тебя? – наверное, это был риторический вопрос, но после него Морган осторожно наклонился ко мне и коснулся губами моих. Это было что-то странное… Словно с помощью какой-то магии или космической энергии Пол передал мне свою жизненную силу и вместе с тем поддержку, нежность, желание…

Я зажмурилась и позволила себе хоть немного заполнить пустые душевные дыры, с каждым «глотком» понимая положение все четче и четче…

Что-то словно обухом ударило по голове. И, наверное, моей здравой части нужно было озвучить это вслух, чтобы странные отклики в душе прекратили превращать меня в мазохистку.

Я отступила на шаг назад и посмотрела на Моргана, который явно этого не ожидал. Возможно, мой поступок – отдалиться от Пола, когда он полностью открылся – выглядит жестоко, но жизнь научила, что у нас есть только здесь и сейчас. И пора поставить все точки над "i".

– Я хочу знать! – требовательно заявила я.

– Что именно, Настя? Что тебе ЕЩЕ хочется знать?! Чего тебе не хватает??? – словно хватаясь за остатки терпения и здравого смысла, прорычал мужчина и поставил руки по обе стороны от моей головы, подавляя своей энергетикой. На секунду я стушевалась, испугавшись напора его черных глаз, но затем набрала полные легкие воздуха и выплеснула на него все то, что так долго копилось:

– Это ты подстроил секс Кости на мой день рождения, опоив его наркотиками и заказав парней легкого поведения? Ты знал про свадьбу отца и Анны, когда довел до оргазма в машине, да? И про наследство, о котором говорила Саманта, тоже знал, правда? И все вот это, – я обвела пальцем вокруг, – не из-за большой любви, а из жалости? К тому же ты постоянно толкуешь о том, что что-то изменилось или скоро изменится?! О чем речь??? Что-то с моими анализами?

На самом деле, когда я только начинала свой марафон вопросов, думала лишь о Марише Рей, но когда лицо Моргана с каждым словом становилось все мрачнее и мрачнее, меня словно парализовало. Черт… А ведь он и вправду причастен ко всему этому, так или иначе…

– Простите, – окликнула сзади Анна, прерывая очную ставку длинною в вечность. Мое разочарование и его мольба были бессмысленной попыткой донести друг другу то, что мы оба бы все равно не поняли. – Могу я переговорить в Настей наедине? Все разошлись, а я не хочу уезжать, не имея возможности сказать главное.

– Конечно. Идемте, – выдохнула в лицо Полу, а затем просто развернулась и ушла. Нет, мне никогда не понять его мысли и мотивацию. Не может человек, спасающий жизни, собственными руками потом рвать души на части их же людей!





Глава 39




Мы зашли в зал, где, кроме бездыханного тела Дмитрия Валевски, была лишь пара охранников помещения. Не скажу, что меня расстроил этот факт, но он означал лишь одно – вскоре тело отца предадут земле и я больше не буду иметь возможности видеть его лицо.

Одно осознание этого заставило забыть обо всем на свете и слепо побрести к гробу, не веря в происходящее. Не знаю, сколько должно пройти времени, прежде чем мысль о смерти единственного родственника укоренится в голове…

– П-а-п-а… – я протянула это слово в последний раз, словно последний глоток воздуха… Прощаясь, зная, что впредь оно исчезнет из моего лексикона, оставив после себя горький привкус дежавю. Не более… – Как же так? Как такое могло произойти?

Это вопрос был риторическим и относился больше к жестокому миру, в котором можно просто подлить в алкоголь капли, способные убить. Надежды, мечты, ожидания… Но Анна решила ответить и положила свою ладонь мне на плечо, заставляя вздрогнуть и обернуться:

– Это жизнь, Настя. Люди приходят и уходят, нужно думать лишь о себе и своем благополучии. Всегда будь леди и держи марку! – женщина задумалась и отвела взгляд, посему не могла заметить, с каким презрением я восприняла ее слова, когда та закончила свое умозаключение: – Хотя… По сути, скорбь тоже признак эгоизма. Ведь мы переживаем не за человека, а за себя. Это нам больно, горько, обидно… А ему уже все равно, понимаешь?

Не мне судить, права ли была последняя жена отца, но ее слова, словно острое стекло, прошлись по сердцу, заставив поморщиться от вполне физической боли. Хотелось закончить этот разговор и как можно быстрее.

– Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить? – развернувшись полностью к Анне лицом, я впервые так близко и пристально оценила ее сегодняшний образ. Потекший макияж прорисовывал реальные участки кожи, словно обнажая ее неидеальную красоту. Теперь облик женщины не казался таким кукольным и молодым. Это скорее была старуха, которая сделала сотню операций по подтяжке, изменила форму носа, глаз, увеличила скулы и даже подкачала губы. Ранее умелый макияж и способность держать себя в руках скрывали это, но сейчас контраст «до» и «после» был разительным.

– Да, Настенька… – ласково пропела она, взяв меня за руку. – Я не имела возможности выразить тебе свое сочувствие. Не знаю, как передать… Мне безумно жаль, что Димы больше нет. Эта потеря будет разъедать мне сердце до самой смерти.

Несмотря на высокопарные фразы и не совсем точные предложения, Анна казалась вполне искренней, позволяя новой порции слез смыть остатки макияжа. Почувствовав себя неблагодарной идиоткой, я погладила ее руку и честно сказала:

– Простите… Я чертовски бестактна! Вы ведь тоже потеряли… мужа… Мне очень жаль, что ваше счастье с отцом было столь коротким.

– Да, да… Спасибо, дорогая, – оборвала она меня, словно разговоры о «проблеме» были для нее слишком болезненными или просто надоели. Она осторожно кивнула на отца, а затем продолжила: – Ты, наверное, уже знаешь про завещание? Дорогая, я была не в курсе… Он хотел поразить меня, но совершенно точно не собирался умирать и тем более оставлять тебя на произвол судьбы.

Тема наследства отца больно кольнула в самую душу. И дело было не в деньгах и фамильных драгоценностях или загородном доме, который вот уже пять поколений передается "из рук в руки" по линии Валевски. Нет. Дело было только в папе, который думал о чем угодно, только не о возможном благополучии дочери.

Даже в детстве я замечала, что другие родители переживают за своих детей: дают салфетки в школу, наставления, провожают, если стемнело, и обнимают, если грустно… Наша жизнь состоит из мелочей, которых у меня не было. Возможно, я и вовсе не жила?

– Ты даже не думай, я не оставлю тебя без средств к существованию… Но есть тема посерьезнее и важнее! – тем временем продолжила Анна. – Ты должна бросить Пола Моргана и срочно!

Охнув от такой наглости, я подняла взгляд на чужую женщину, глаза которой выражали почти пугающую решимость. Мне было почти смешно говорить ей вещи, который обычно разумеются сами собой: