Неумерший

– Ах! Неужели, рогоносец, ты решился поговорить с нами?

– Ну, здравствуй, для начала.

– Раньше ты был повежливее.

Бродяга сокрушённо вздохнул и рассыпался в извинениях.

– Почему они называют тебя рогоносцем? – прошептал я.

– Твой брат оскорбил их, и они мстят мне. Они же прорицательницы. Они знают, что у меня ветреная жена.

Сегиллоса же все эти насмешливые нравоучения ничуть не впечатлили. Он привык выслушивать и не такие увещевания от Тауа, Рускоса и Сумариоса, когда мы обучались владению оружием, и не собирался сдаваться после пары насмешек.

– Вы так и не ответили, кто вы такие! – с издёвкой бросил он.

Три сплетницы возмутились пуще прежнего. Буря негодования пронеслась по морозному воздуху. Весь бук затрясся и наполнился таким гамом, словно на птичий двор пробралась лисица.

– Замолчи! Замолчи! – умолял Суобнос. – Пойми же ты наконец, это обитатели леса!

Но брат уже хватил через край. Злобные насмешки посыпались на него и ранили в самое сердце, впрочем, как и меня самого.

– Разве мы выспрашивали, кто вы такие?

– Может, наведывались без приглашения к вам домой?

– Или вели себя непозволительно?

– Конечно, нет, Сеговез, сын Сакровеза!

– Конечно, нет, Сеговез, сын мертвеца!

– Конечно, нет, Сеговез, ничейный сын!

– Твой вопрос – признак невежества!

– Твой вопрос – признак высокомерия!

– Твой вопрос – как и ты сам, лишь ничтожный прыщ!

Три тени насмешливо закашлялись, и мне показалось, что одна из них, потеряв равновесие, чуть не сорвалась вниз. Но всё же ловко удержалась, сделав странное движение, будто распахнув нечто, похожее на длинный плащ. Я мельком успел разглядеть её невероятно худые ноги, перед тем как она снова примостилась на ветке.

Их нападки на Сегиллоса задели меня за живое, и хоть я малость побаивался их злобной брани, всё же был слишком отчаянным, чтобы смолчать:

– Откуда вы знаете моего брата?

– Как ты смеешь задавать такие глупые вопросы, Белловез, сын Даниссы?

– Кто же на землях Нериомагоса не знает о двух бездельниках из Аттегии?

– Кому на лесных окраинах не досаждает застарелая злоба твоей матери?

– Наша сущность – всё знать.

– Ибо знать – значит быть.

– Ибо быть – наша сущность.

– Три раза вы спрашивали нас.

– Три раза вы докучали нам.

– Три раза вы напрашивались на грубость.

– Так вот вам и ответ.

– Так вот вам и загадка.

– Так вот вам и суть!

Суобнос обхватил голову руками и тихо подвывал, но повелительные голоса продолжали:

– Я Матир.


– Я Дугтер.

– А я Туто.

– Я Матрона.

– Я Дукстир.

– А я Тутинатия.

– Я Ана.

– Я Моригана.

– А я Неметона.

– Я Ханна.

– Я Марьям.

– А я Магдалена.

– Я Моргауза.

– Я Клариссан.

– А я Гвиневера.

– Я Мелюзина.

– Я Пэдок.

– А я Нимуэй.

– Я та, кто дарует.

– Я та, кто принимает дары.

– А я Наимудрейшая.

– Я есть происхождение.

– Я есть безумие.

– А я есть господство.

– Я есть отречение.

– Я есть начало.

– А я есть вечность.

– Я мать.

– Я дочь.

– А я душа мира.

Мы были ошеломлены. Опомнившись, Сегиллос, прикрыв от удивления рот, наивно подметил:

– Ничего себе! Целая куча имён! Мне их и вовек не запомнить.

– Это уж точно: твоя память слишком коротка.

– Ты слишком твердолобый, чтобы их понять.

– А суть в том, что мы полионимны.

– Это ещё одно имя? – воскликнул я.

– Нет, это состояние.

– Нет, это достоинство.

– Нет, это сущность.