Никто не уйдет живым

Она мысленно приказала себе сварить кофе и умыться. Сумки уже были собраны. Выпив кофе, она позвонит в отель и забронирует комнату на сегодняшнюю ночь. А потом отправится в город.





* * *


В ванную и обратно она бежала торопливо, а умывалась впопыхах. Но внутри оказалось тихо и тепло. Вместо того, чтобы успокоить ее, тишина внушала нервозность, и Стефани никак не утешали причины молчания ванной. Она подозревала, что дом еще не полностью восстановился после этой ночи. Плотная тишина, которая наполнила его после наступления темноты, и дурное предчувствие, сопровождавшее перемену в звуках, казалось, сохранились до позднего утра понедельника, словно граница, отделявшая дневную атмосферу смутной угрозы от ночных напряжения и ожидания, перестала существовать.

И возможно, критическая масса происходившего на втором этаже в ранние часы пережила наступление рассвета, и теперь все должно было стать только хуже. Даже хуже, чем было.

«Прекрати!»

Чем больше она вспоминала прошедшую ночь, тем больше уверялась, что стала свидетельницей феномена одновременно заразительного и набирающего обороты; энергии, накопившей жуткую мощь в коридоре первого этажа и внутри каждой из комнат в нем, породившей в свою очередь силу притяжения, которая соединила второй этаж с чем-то куда страшнее. С чем-то, населявшим этаж первый, призвав то, что там обитало, испуская легко узнаваемый запах разложения. Или так казалось Стефани теперь, когда она проснулась.

«Еще совсем чуть-чуть, и ты вернешься наружу, во внешний мир. Не твои проблемы. Просто выберись отсюда сегодня. Просто выберись».

Стук в дверь.

Стефани замерла.

Жизнерадостный перестук, короткая дробь; кто-то был в хорошем настроении.

– Что?

Это был Драч.

– О, ты проснулась. Я уж два раза спускался, а ответа нет. Думал, ты на работе, но Фергал говорит, што ты, типа, дома.

Два раза? Это было невозможно; она точно должна была проснуться от любого звука, раздавшегося неподалеку, а уж тем более от стука. Или нет? Пусть Стефани и открыла глаза всего лишь полчаса назад, ей уже хотелось снова лечь и погрузиться в глубокий, черный, безразличный сон.

Стефани допускала, что она теперь слишком истощена и устала, чтобы полностью проснуться раньше полудня. А Фергал сказал Драчу, что она дома. Значит, за ней следят. Возможно, потому, что она знает, чем они занимаются, к чему сводится их грандиозный бизнес-план: продавать по дешевке тела иммигранток любому, кто постучится в дверь.

Голос Драча опять привлек ее внимание к двери комнаты и мрачному дому за ее пределами:

– Я хотел спросить: ты мне услугу, типа, не окажешь?

Она представила, как он прижимается мерзкой физиономией к дереву, жадно прислушивается, и все ее тело сотряслось от силы, с которой она стиснула челюсти.

– Я не буду ни с кем трахаться за деньги, так что свали! Только спроси еще раз – жизнью клянусь, мне насрать, каким ты себя крутым считаешь, я этой дряни конец положу!

Закончив кричать, она сглотнула и уставилась на себя в зеркало, словно пытаясь вернуться к себе настоящей. Она что, с ума сошла?

– Э! Э! Не кипятись, ага? Ну поговорили мы один раз, да. И ты знаешь, што я об этом думаю. Но тут дело вообще в другом, ага? Ту тему мы закрыли. Я не хотел тебя обидеть, и надеялся, што ты не обидишься. Но я вижу, почему ты, типа, могла все неправильно понять.

«А что, это можно было правильно понять?»

Он постучал еще раз, сильнее.

– Открывай, ага? Я думал, ты, типа, хочешь свой залог обратно.

– Это не смешно.

– Я серьезно.

Стефани открыла дверь, потом села на кровать, понурая, настороженная, пытаясь затушить злость, грозившую разгореться в истерику. Видит бог, у нее были на то все причины.

Она переложила тупой нож для овощей из-под подушки в передний карман толстовки, и теперь ощупала джемпер, нашарив в глубине своей одежды маленький цилиндрик ручки. Она гадала, сможет ли обратить его против кого-то, кто не был картофелиной.

Драч вошел в комнату бесшумно, кошачьей походкой. Она неотрывно следила за гостем. Его огромные бледные глаза немедленно завращались в глазницах, оценив комнату, собранные сумки, все, что лежало на полу, мобильник – и все это меньше чем за пару секунд. Потом глаза прикрылись веками и обратились к ней, и серьезность в них никак не стыковалась с неискренней полуулыбкой на широких губах Драча.

Теперь Стефани понимала, что его глаза вели эмоциональную жизнь, отдельную от окружавшего лица, на котором находились. И они снова пытались пригвоздить ее к месту. Заставить корчиться. Заглушить мысли Стефани какими-то ментальными помехами и загнать ее в раздраженное, но осторожное молчание. И эти глаза выдавали явную способность их владельца творить ужасные вещи. Она осознала это уже не в первый раз.

Чуть пружинящим шагом Драч подошел к обрамленному металлом кофейному столику. Посмотрел, нет ли пыли на стеклянной поверхности, как будто проводил хозяйскую проверку.

Улыбаясь, он задрал подбородок и уставился прямо на нее, глаза его жаждали сигналов, невольных движений лица – чего-нибудь, что он смог бы использовать. Стефани встретила его взгляд с каменным лицом, но подозревала, что он все равно мог прочитать ее мысли и чувства, как будто они отображались у нее на лице, как на экране. Может, он уже вызнал достаточно, чтобы догадываться об остальном.

Понимание его хищного характера пришло слишком поздно. Он знал ее как облупленную. Если и ее мысли были его заложниками, значит, она полностью в плену. У этого. Этой твари. В его огромных волчьих глазах не было ни капли сочувствия. Никакого сострадания. Только корысть. Как свободно, должно быть, чувствуешь себя, не имея совести. А если выучиться думать так, как он, в тебе не останется ничего доброго.

Была ли у него слабость? Тщеславие, может быть? Определенно деньги. И то, и другое было взаимосвязано: его жажда власти и статуса, его нужда гордиться собой, быть лучше, исключать и презирать других, потому что он знал, что тоже находится на дне. «Крыса с претензиями льва, пытающаяся избежать позора, как и все мы».

– Ты передумал насчет моего залога. Так чего ты хочешь взамен?


– Божечки, кто-то не с той ноги сегодня встал.

– Хватит пудрить мне мозги, Драч. Скажи. Скажи, что тебе нужно. Что ты можешь для меня сделать, ага? В смысле, что могу сделать для тебя я? Потому что здесь больше ничего не имеет значения, и мы оба это знаем.

Он выглядел неподдельно оскорбленным и возмущенным, словно недооценил ее, и был ранен ее словами. До тех пор, пока маска не затвердела за долю секунды, и улыбка не вернулась:

– По-моему, девочка, ты не в том положении, штобы требовать…

– А по-моему, все наоборот. Вот этот порог – линия, которую ты не пересечешь, пока я не уйду из этого дома. Если ты не собираешься вернуть мой залог, оставь меня, на хрен, в покое и не трогай. Как тебе? Мне плевать, что тут творится, и во что ты хотел меня втянуть, потому что я нищая, молодая и девчонка. Но этого не будет. Никогда.

Драч начал ржать, а в это время кожа его бледнела, намекая, что он закипает от злости. Смех был лишь способом отвлечения. Как боксер легчайшего веса, он держался у канатов, избавляясь от натекшего в глаза пота, и обдумывал следующий прием.

– Знаешь, это мне в тебе почти што нравится. Ты не боишься говорить, што думаешь, типа. – Улыбка исчезла так быстро, что Стефани вздрогнула. – Только и я тоже, ага? И нет ничего, што бы я не сделал, защищая финансовую безопасность моей семьи. Моего фамильного дома. Так што, если кто не платит за комнату, типа, мне приходится принимать меры. И похер мне, кто они такие.

– Я заплатила за комнату.

Он повысил голос, перебивая ее:

– То ж самое – когда люди лезут в дела, которые их не касаются. Я принимаю меры. Думаю, ты это сечешь. Думаю, ты сечешь, что меня нельзя держать за манду. Куча народу тебе это скажет. Меня не просто так Драчом прозвали. – Снова улыбнувшись, он уселся на самый край столика. Ей хотелось, чтобы он плюхнулся своим костлявым задом прямо в середину и провалился сквозь стекло.

Закончив свою маленькую речь, он довольно шмыгнул, уверенный, что поставил ее на место.

– И чего ты мне настроение вечно портишь, а? Каждый раз как я тебя вижу, мне потом остывать приходится, типа. Каждый раз сломать што-нибудь охота. А я всего-то пытался тебе помочь.

Стефани прикусила язык – буквально.

– Как я понимаю, если, типа, в двух словах, чего ты хочешь – так это забрать свой залог, штобы съехать и поселиться в какой-нибудь засранной дыре. Дело твое. Не буду распинаться, што ты зря время тратишь на эти все колл-центры и раздачу печенек, пофиг мне, ага? Ты взрослая и типа делаешь свой выбор. Так вот, я могу так сделать, штобы все это случилось, типа, быстрее, чем ты думаешь. Только забесплатно я не работаю, так што помоги мне, а я помогу тебе.

Она не смогла сдержать прилива надежды, но затоптала невольное чувство благодарности, пытавшееся выползти наружу с жалкими всхлипами. «Дождись подвоха».

– И чего ты хочешь?

– Я к этому подбираюсь. Только здесь, типа, торопыжничать нельзя. Это бизнес. Непонимание с городским советом, которое я хочу разрешить, типа. А раз ты девочка образованная, я подумал, может, ты знаешь, как с этим разобраться.

Его бесила необходимость о чем-то ее просить; это было видно по тому, что он пытался выглядеть и говорить, словно порядочный человек, словно некий ответственный домовладелец, поспоривший с планировщиками, прокладывающими дорогу. Его пальцы подергивались и легонько барабанили по бедрам.

– Я человек рабочий. Горжусь корнями. Немножко грубоватый, типа…

«Ну опять». Она не была уверена, сможет ли проглотить очередную порцию сказок, подкрашенных сентиментальщиной.

– …а эти люди там, в совете, типа. Они пытаются тебе палки в колеса совать, ага? Работящих людей нагибают первыми, типа.

– Что тебе нужно? Скажи прямо, что я должна сделать в обмен на свой залог.

Драч напрягся, заметив то, что казалось ему попыткой изменить баланс сил. Его глаза сузились настолько, что Стефани едва могла их разглядеть. Зато она почти слышала его мысли, точно мышей, скребущих за плинтусом.

– Ничего сомнительного не будет, типа, и не смотри на меня так, ага? Тебе от этого капнет прилично денег, так што я не хочу никаких ссор, ага? Я ради тебя из кожи лез с тех пор, как ты тут появилась. Не забывай обо всем, што я тебе дал. Новую комнату, потому што старая тебе не понравилась. Лучшую комнату в доме. И бутылку вина в придачу. И плата дешевая.

– Я никак на тебя не смотрю. Я пытаюсь понять, как мне получить залог обратно. Ты до сих пор не сказал, чего от меня хочешь.

– Ну и ладно. Только вот тон, типа. Я его слышу в твоем голосе. Я не люблю тяжелой атмосферы. Я парень расслабленный. Могу балдеть не хуже прочих, ага? Мы просто немного задолжали по счетам и всякому такому. Муниципальный налог. Налог на воду. Кое-что за дом, типа. Мы были так заняты обустройством бизнеса, – он прервался, чтобы оценить ее реакцию на слово «бизнес», – и всей прочей, типа, работой по дому, ага? И позабыли кое о чем, чем нужно было заняться.

Сечешь?

– Так заплатите им.

– Это непросто, когда мы тут так заняты. У нас забот на целый день, а ты ничего не делаешь. Я подумал, што ты можешь походить по конторам, типа, и все решить. Написать письмо, все дела. За меня это обычно солиситор делает, так он в отпуске. У него домик на Ибице. Я туда иногда езжу. И неплохой домик, да. Так вот… – Он извлек из кармана гладких спортивных штанов небольшую пачку конвертов. – Нам вот эти штуки приходят.

– И это все? Последние условия?

Он задрал подбородок и поджал губы.

– Ага, я думал, што ты их просмотришь. Прольешь, типа, немного света на ситуацию, пока солиситора нету.

Стефани медлила, пытаясь разобраться, что он на самом деле просит ее сделать. Он не был чересчур занят, чтобы отправиться в городской совет, потому что в доме № 82 по Эджхилл-роуд не было ремонта. Этому месту не уделяли внимания годами. Драч и его кузен не делали ничего, только пялились на закрытые двери, курили травку, проводили в дом клиентов и шныряли как хорьки, так что дело было не во времени. А в чем же?

– Вот этот сверху, да? Где красное. Он самый серьезный, кажись. Я видел суммы, ага. Итоговые, типа. Только они неправильные. Не может такого быть.

Она взяла коричневый конверт и вытащила письмо. По краю бумаги шла красная рамка. Стефани быстро его прочитала. Адресатом был мистер Беннет. Она вспомнила, что видела это имя раньше.

– Беннет?

– Не обращай внимания. Деловой партнер. Мы на него кое-што переписали, когда на юг ездили. Не беспокойся. Што там пишут?

В письме говорилось, что за воду не платили уже год. И тут ее сковала неловкость; Стефани взглянула на лицо Драча: на хмурые брови, большие глаза, полные непонимания, в то время как он пытался изобразить на лице серьезную озабоченность, как будто рассматривался какой-то важный вопрос национальной экономики. Он не мог прочесть бумагу. Он был неграмотным. А это значило, что и Фергал тоже, иначе письма прочел бы он.