Никто не уйдет живым

– Вы задолжали триста фунтов за воду.

– Три сотни! За воду? Да они смеются, што ли? Кто ее поставляет, «Эвиан» [7]?

– Они предлагают план выплаты прямым дебетованием.

– В жопу. Я все оплачиваю наличкой. Это грабеж средь бела дня, но три сотни для меня – тьфу. Пусть забирают и валят нахер. А тут чего?

Задолженность по газу и электричеству приближалась к тысяче фунтов. Когда Стефани сказала Драчу, что это и правда была верная сумма, основанная на тарифе, и заплатить ее нужно было немедленно, он стал таким же белым, как потолок над его кудрявой головой.

– А это што? – тон его был теперь не таким напористым, и Стефани испытала первую в его присутствии вспышку удовольствия с тех пор, как въехала сюда.

– Это от коллекторского агентства.

– А? Сраные приставы!

– Да, потому что, как я только что говорила, вы не платили за газ и электричество уже три квартала. В письме говорится, что они приедут изымать счетчик. Его отправили две недели назад. Вам нужно позвонить по этому номеру, чтобы договорится об оплате, иначе они могут прибыть сюда в любой момент.

И тогда его прорвало:

– Говорил я ему, да! Говорил, штобы он обо всем позаботился, пока нас нету. А эта манда ничего не сделала. Он по всем счетам задолжал!

– Кто? Беннет?

Драч запрокинул голову.

– Ага. Но ты о нем не беспокойся. – Он сказал это с усмешкой на лице, словно оглашал Беннету, кем бы тот ни был, смертный приговор. – И вот эти еще пару дней как прибыли.

Они прибыли девять месяцев назад. Предупреждения от городского совета о жалобах соседей на неухоженность садов спереди и позади дома. Когда она пересказала это Драчу, тот заявил:

– Да пошли они на хуй. Может, я попозже заскочу переброситься с ними парой слов.

Последние пять писем также были от совета и все до одного угрожали мистеру Беннету еще одним коллекторским агентством за неуплату муниципального налога. Он уже год как задолжал двенадцать сотен фунтов и должен был выплатить их немедленно.

Драч пялился в пол между ног. Тихо, обращаясь к себе, а может, и к ней тоже, он пробормотал:

– Доверься человеку хоть в чем. Хоть в мелочи. И тебя надуют.

Эта показушная жалость к себе заставила Стефани стиснуть кулаки.

– Так дай мне денег, и я пойду и все оплачу. Только залог верни вперед.

Он медленно поднял голову. На бескровном лице под крашеными черными волосами был прищуренный оскал, от которого у нее заледенел костный мозг.

– Тоже хочешь свой фунт мяса, а? Кажись, всем сегодня чего-то надо.

Ее телефон сигналом оповестил о текстовом сообщении. Стефани взглянула на экран, больше из нежелания смотреть на чудовищное лицо Драча, чем из интереса, от кого оно. Но Драч напрягся и устремил взгляд на мобильник в ее руке, выпучив глаза в надежде – или из уверенности в своем праве – узнать, кто ей пишет.

Сообщение было от Райана.

«ПРИЕДУ ЗАВТРА ПЕРЕД НОЧНОЙ СМЕНОЙ. ЗВОНИЛА БЕККА. НЕ МОГУ ПУСТИТЬ ТЕБЯ К СЕБЕ, ПРОСТИ. НАДЕЮСЬ, ТЫ ПОНИМАЕШЬ. НО ПРИВЕЗУ ДЕНЬГИ ДЛЯ ЗАЛОГА, НИКОМУ НЕ ГОВОРИ. ЕСЛИ ДОЙДЕТ ДО МОЕЙ ДЕВУШКИ, БУДЕТ ПЛОХО. ЭДЖХИЛЛ, 82, ТАК?»

Сердце Стефани подскочило. Она чуть не расплакалась.

Она провела быстрые подсчеты. Если сегодня Драч вернет ей залог, а завтра Райан одолжит еще сто пятьдесят фунтов, получится триста десять. Добавить к этому те сто двадцать, что она получила за работу, и она сможет найти и снять в Бирмингеме другую комнату на четыре недели. И все равно переночевать сегодня и завтра в дешевой гостинице, а в среду – в хостеле. Так у нее будет время найти новое жилье. Ей не нужно будет унижаться и молить Вэл пустить ее обратно. У Стефани закружилась голова от облегчения, которое можно было назвать эйфорией.

Драч поднял подбородок, на лице его теперь читалась смесь непонимания и звериной подозрительности.

– Агентство по трудоустройству. Кажется, работу нашли, – поспешно сказала Стефани.

«СПАСИБО. ПОЕДУ В ОТЕЛЬ. ТУТ СЛИШКОМ НЕСПОКОЙНО. ОПАСНО. ПЕРЕЗВОНЮ ПОЗЖЕ. ОБНИМАЮ».

Она отправила сообщение.

– Погоди. Погоди, да? У нас соглашение. Сначала с этими делами разберись. Скажи своему агентству, чтобы валило в ебеня. Ты занята.

Стефани посмотрела на Драча, а тот сделал с лицом то же, что делал Фергал: выпятил его вперед, вызывая, провоцируя на отказ, несогласие, возражение, неподчинение.

– Дай сюда. Я сам напишу. – Он потянулся за ее мобильником. – Сейчас им придет сообщение, што ты занята.

Стефани прижала телефон к груди. Ее шок и недоверие заставили его замереть; он отдернул руку и отряхнулся, словно разглаживал морщинки на дорогом костюме. Он был отчаявшимся человеком, близким к тому, чтобы зайти слишком далеко, прежде чем он получит от нее то, что хочет, и ему нужно было успокоиться.

Драч снова сел.


– Так вот. Што мы сделаем, типа, это дадим им немножко. Чуточку там, чуточку здесь. План выплаты, как ты говорила, ага? Штобы не лезли к нам, типа. И письма напишем, ага? Ты в колледже училась. Сможешь как-нибудь объяснить ситуацию, што нас не было. Дом был пустой, типа. И платить было некому. Все такое. Я вообще ничего не должен платить, раз дом пустой стоял.

– А ты отдашь мне залог?

– Всему свое время, типа. Я хочу убедиться, што ты все сделаешь как надо. Как следует, типа. Я с тобой схожу в совет.

Ей так много хотелось ему высказать. Так много слов, жаждавших вырваться из нее. Ей хотелось, чтобы он испытал множество ужасных вещей. В первую очередь – чтобы он почувствовал себя как «ништо», потому что именно это он хотел внушить ей. Но сначала она должна была вернуть залог.

– Ага, так што врубай свой компьютер и садись за письма. Я не могу тут весь день стоять, милая.

– Компьютер? Ноутбук сломан. И нужен будет принтер.

Он не только читать не умел.

– Не вешай мне лапшу на уши, девочка. Я на тебя время трачу. Ты заработать хочешь, или будешь тут весь день тосковать? Нам работать надо, тебе и мне, чтобы эти пиявки от нас отстали.

– От нас? Это твоя проблема. Ты по счетам не платил.

– Тихо, девочка. Я сегодня не в настроении твое дерьмо выслушивать. Это все для меня большая неожиданность. Я этим всем очень расстроен.

– Я не обязана для тебя ничего делать. Но если ты вернешь мне сто шестьдесят фунтов, я помогу тебе. Деньги вперед, или забудь об этом.

Он мигом вскочил на ноги.

– Ага! Ага! Так, значит? – он осекся и посмотрел на потолок. Заскрипела кровать; в комнате над ними послышались шаги. Он потревожил свое капиталовложение.

Драч опустил взгляд на Стефани, но его глаза, похоже, не воспринимали ту, что стояла перед ним, как человека. Она была всего лишь вещью, раздражавшей его настолько, что он, казалось, готов уже был ее сломать. Чувство было взаимным. Он напоминал Стефани мачеху.

Она вытянула руку вперед.

– Сто шестьдесят. Залог. И я тебе помогу. Или я сваливаю через десять минут, и больше ты меня не увидишь.

– Драч, слабак, ты ей не ровня. Она тя в угол зажала, – сказал от двери Фергал. И подкрепил это заявление своим глубоким, неестественным смехом.





Тридцать восемь




– О нем не беспокойся. Просто с мыслями собирается, – сказал Драч, когда они выходили из дома. Фергал спустился вслед за ними на первый этаж и занял позицию в тени, перед белым отблеском одинокой внутренней двери в конце коридора.

Драч направил Стефани к выходу, подталкивая в спину, а потом взял под локоть, когда они вышли на дорожку перед домом.

– У всех нас есть свои маленькие странности, типа, – сказал он, закрывая входную дверь.

Снаружи Драч продолжал держаться рядом с ней, не отводя своего лица от ее больше чем на несколько дюймов. Он как будто давал своим глазам, его главным орудиям обыска, допроса и запугивания, еще большее преимущество, внедряя их в личное пространство Стефани, и в итоге она едва могла вдохнуть так, чтобы не почуять его. Она давилась запахом его лосьона.

И что он напялил себе на голову? Вязаная перуанская лыжная шапка с прилепленным логотипом «Хелли Хансен» и похожими на паучьи лапы завязками, свисавшими вдоль его впалых щек. Жлобская шапка: она никогда не встречала человека, который носил такую и не был мудаком.

Когда он нацепил солнечные очки «Окли», она поняла, что это маскировка. Драч не хотел, чтобы его узнали. Она запоздала с этим выводом. Как и со всем остальным. Драч укрепил ее подозрения, сказав:

– Загляни-ка за кусты. Убедись, што на улице никого нет, ага? Кое с кем из местных я говорить не хочу.

«Например, с полицией?»

– Никого.

– Все чисто, да? Отлично. – Он отпустил ее руку. – Ты и сама знаешь, девочка, я не люблю тех, кто нос везде сует.

Открытое пространство и холодный воздух серой, пустой улицы рывком вернули ей полное осознание окружения и себя самой. Даже будучи так близко к спасению, она чувствовала, что ноги перестают ее слушаться по мере того, как отступает адреналин. Несмотря на все, что так недавно происходило в комнатах Маргариты и Светланы, за несколько минут до того, как они с Драчом вышли из дома, по большей части ее шок и тревога сосредотачивались на Фергале.

Сначала она опасалась, что это героин, кокаин или метамфетамин были виной тому, что лицо и общий вид Фергала трансформировались в нечто настолько запущенное. Но так быстро? Спустя всего несколько дней он выглядел еще более исхудалым и диким, чем в предыдущий и единственный раз, когда Стефани видела его на свету: в пятницу, в своей комнате. Не прошло и трех суток, а кузен Драча кошмарно переменился.

Как только он появился в дверях комнаты, она поморщилась от его вида, и от запаха, исходившего от абсурдно высокой фигуры, болтавшейся возле двери подобно огромному рыжему гиббону. Фергал скалил желтые зубы и выглядел бродягой, таким же неухоженным, как и дом, который он помогал превратить в бордель. Белки его глаз налились кровью, зрачки расширились; он накачался чем-то до полного одурения. Ребяческое возбуждение на его лице предупреждало, что он еще и не контролирует себя.

На нем была та единственная одежда, в которой Стефани его видела: коричневая куртка с капюшоном, джинсы и кроссовки, но теперь рукава куртки были по локоть перепачканы сажей или грязью, из драных манжетов торчали костлявые запястья и огромные ладони. Верхние суставы и ногти на пальцах обеих рук были черны. Он выглядел так, словно шарил под половицами или ползал по саду. Колени джинсов потемнели от высохших пятен. Кто-то – скорее всего, он сам – несколько раз вытер грязные руки о его бедра, перемазав ткань. Стефани надеялась, что состояние мужчины объясняется обещанным ремонтом в доме, но где его делали?

В то утро все опять изменилось, и так стремительно; теперь она оказывала им услугу, и ее невысокий статус в этом доме завис где-то рядом с вынужденным участием в преступной деятельности. Банкноты, составлявшие ее залог и надежно укрытые в кармане куртки, были тяжелы. Они украли деньги у Светланы и Маргариты.

«Просто сделай это и беги».