Никто не уйдет живым

Дом».





Шестьдесят пять




К тому времени, как Эмбер перетащила в кабинет все коробки и распределила папки по сделанным из матовой стали шкафам для документов, и после того, как она прикрепила все избранные вырезки, фотографии и стикеры с пометками к пробковым доскам, развешанным по стенам, вид за ее окнами растворился в темноте и превратил армированные стекла в зеркала.

Светового загрязнения от соседних участков не было, потому что не было соседей. Магистралей на расстоянии меньше трех миль тоже не было, и ближайшая дорога была неосвещенной. Соседний город, Шелдон, не был виден с ее участка. Даже если бы кто-то стоял на шоссе, куда выходила подъездная дорога, дома ему было бы не разглядеть.

Кирпичные стены бывшего двора фермы, при поддержке внутреннего кольца рябин, посаженных годами раньше, полностью прикрывали здание с глядевшего на север фасада и боков.

Жителей ближайших домов для нее проверили консультанты по безопасности. В округе жили три фермерских семейства и еще сколько-то мирных пенсионеров. Из рассеянных по округе соседей ни один не отличился криминальным прошлым и не знал, кто она такая. Никакого новоселья тоже не ожидалось. Она была совершенно одна.

Агентство недвижимости нашло эту собственность по заказу, переданному через солиситора. Оно выполнило ее требование полной уединенности с точностью, которая поразила Эмбер, когда она впервые посетила дом.

Почти год назад, когда закончился первый из трех ее океанских круизов, ее привезли сюда от Саутгемптонского порта на машине с шофером, чтобы одобрить находку агентства. После пяти часов размышлений и консультации с архитектором, Эмбер решила: да, именно это место станет ее первым домом; постройка, близкая к декорациям одного из самых счастливых времен в ее жизни, когда она проводила каникулы с мамой и папой в Гудрингтоне и Торки, давным-давно, когда ей было одиннадцать, до того, как мама умерла, – возможно, это был последний раз, когда она была по-настоящему счастлива.

Даже после всего случившегося в последние три года сама идея, что Эмбер может теперь делать анонимные заказы незаметным профессиональным фирмам, созданным для служения богатой клиентуре, все еще сохраняла новизну, погружавшую ее в трясину стыдливости и чувства собственной недостойности. Хотя в последнее время такие вещи ее удивляли меньше. После долгих лет экономии и постоянной нехватки денег, она быстро привыкала к тому, что деньги скрывали и изменяли до неузнаваемости. И даже начинала чувствовать себя не такой виноватой.

Только когда работы в ее новом жилище завершились, и охранная система заработала, Эмбер наконец вернулась в дом, изменившийся до неузнаваемости. Шесть дней назад.

Девять месяцев новой жизни дома прошли под заботой мастеров-строителей и дизайнеров интерьера, которые частично перестроили и полностью отремонтировали дом под ее вкусы. Все то время, пока другие люди искали для нее будущее жилище, а потом переделывали его, Эмбер была в плавании, хотя она покинула землю не для того, чтобы забыть. Плавая по Средиземному морю, вокруг Вест-Индии, Флорида-Кис и восточного побережья Америки, она желала отстраненности и обрела ее. А потом вернулась на сушу, чтобы продолжить искать.

Его.

Ее.

Их.

Эмбер повернулась в кресле и взглянула на свое отражение в окне. Бледное лицо в окружении коротких, иссиня-черных волос посмотрело на нее в ответ. Она никогда больше не будет блондинкой.

Она поняла, что может с удовольствием часами наблюдать, с книгой на коленях и чайником чая под рукой, как там, снаружи, за ее отражением, за границей ее участка, уходят к берегу Торбея холмы. Три мили полей, засеянных кукурузой, окруженных пастбищами для овец, Эмбер созерцала так же, как еще недавно – бурление волнующегося океана.

В первый день, когда она прогуливалась в саду, до нее издалека донеслось нервное блеяние овцы. Она видела птиц на деревьях и на своем газоне, но животных не было. Никто крупнее лисы не мог попасть сюда без ее ведома.

Охранная система была установлена фирмой, одобренной членами королевской семьи и мириадами звездных клиентов. Любой силуэт размером от маленького ребенка и выше активировал галогенные сенсорные фонари и ряд датчиков движения, связанных с сигнализацией, которая вызывала местную охранную контору к телефону за несколько секунд, а к дверям, если Эмбер в этом нуждалась, за гарантированные двадцать минут.

Ворота можно было открыть только изнутри или с помощью брелока, если она шла пешком или подъезжала на своем Lexus RX 450 с внешней дороги. Также Эмбер могла автоматически закрыть любую точку доступа изнутри дома. Расходы на охрану она не ограничивала.

Эмбер откинулась в кресле перед рабочим столом в кабинете. Потягивая из холодного стакана пряный ром с «Кока-колой Зеро», она попыталась вымести из головы эмоции и мысли, и воспоминания, которые накопила за день, пока открывала файлы и прикрепляла к стенам ключевые наглядные материалы. Алкоголь всегда помогал.

Почувствовав себя готовой, она долго смотрела на фото, висевшие на стене над столом. Лица, которым днем уделила не больше мимолетного взгляда, и то – исключительно чтобы найти для них место на стенах, как будто просто развешивала рамки с акварелями, оживляя комнату. Теперь она смотрела им прямо в глаза.

– Я вернулась. Как обещала.

Во время долгого расследования, допросов и написания книги, съевших первый год после ее побега, незнакомки на фотографиях стали казаться компанией подруг. Странное ощущение родства создалось между мертвыми и выжившими жертвами дома. К тому времени, как ее выпустили в мир и она начала работу над первым из двух фильмов, где была исполнительным продюсером, Эмбер знала, что никогда не сможет отвернуться от погибших; они не должны были остаться отверженными и забытыми, какими были много лет.

Помимо тех двоих, с кем она была знакома, – единственного среди жертв мужчины, Райана Мартина, в прошлой жизни бывшего ее парнем, и Маргариты Толки, с которой они недолгое время были соседками, но общались лишь мимолетом, – Эмбер узнала все, что могла, об убитых незнакомках, прочих жертвах: всего их было пятнадцать.

Эмбер выставила пятнадцать чайных свечей на длинной оловянной подставке на дальнем конце стола. Осторожно, с помощью безопасных спичек, которые держала в кабинете, зажгла по свече за каждую из жертв, включая тех двоих, кого до сих пор не опознали, потому что в обнаруженных черепах не было зубов.

Тринадцать жертв были представлены фотографиями. Двух неопознанных женщин на стене символизировали нарисованные розы, белая и розовая. Для нее они были «бродившей по верхнему этажу» и «соседкой по кровати».

Если первых жертв дома – Лотти Рэдди, Вирджинию Энли, Юдору Фрай и Флоренс Стоктон – убитых за девяносто лет до того, как Эмбер ступила на порог дома № 82 по Эджхилл-роуд, и фотографировали по отдельности, то эти снимки не уцелели или не были обнаружены. Журналист-расследователь, Питер Сент-Джон, нашел единственную фотографию, на которой были эти четверо: формальный групповой портрет общества спиритуалистов, называвшихся Друзьями Света. Фото сделали в 1919 году, на банковские каникулы [8], члены общества на нем расположились возле беседки в бирмингемском парке Хэндсуорт.

Это была самая большая из фотографий, висевших на стене, потому что Эмбер увеличила свою копию, чтобы лучше видеть важные для нее лица. Четыре жертвы были обведены аккуратными кружочками черных чернил.

Лицо Вирджинии Энли Эмбер не забудет никогда; лицо, когда-то явившееся ей во сне: глаза раскрыты, тело болтается на ветке дерева.

Две из первых четырех жертв, Лотти Рэдди и Вирджиния Энли, были найдены в фундаменте. Экспертиза показала, что их тела были залиты цементом в двух специально для этого вырытых ямах, а потом укрыты в основании дома, бок о бок.

Другая пара жертв начала двадцатого века, Юдора Фрай и Флоренс Стоктон, были замурованы в каминах. Юдору обнаружили в камине комнаты на третьем этаже, где сначала поселилась Эмбер; она была первым призраком, чей голос Эмбер услышала в первую ночь в доме.

Четвертая женщина, Флоренс Стоктон, была старшей из них: вдова, обнаруженная в заложенном камине спальни на втором этаже, где Эмбер заперли на одну ночь перед тем, как Фергал познакомил ее с комнатами первого этажа. И, видимо, именно Флоренс Стоктон Эмбер слышала читающей писание под потолком. Стих, как она с тех пор обнаружила, был из третьей главы Послания к Титу в Библии короля Якова.

Веревка, использованная для казни четырех первых жертв, когда-то повсеместно использовалась для сушки белья в бирмингемских дворах начала века.

Четверых женщин убили где-то около 1920 года, а затем погребли, не снимая веревок с шеи. Повреждения костей позвоночного столба и то, что веревки были перерезаны, натянутые тяжелым грузом, доказывало, что всех жертв сначала повесили.


Любые подтверждения предполагаемых сексуальных мотивов первых убийств давно были уничтожены разложением. Но у каждого из трупов не хватало пальца.

Это была вторая значимая связь между всеми убийствами в доме на Эджхилл-роуд: нехватка частей тела – ушей, пальцев или зубов, а в случае Маргариты Толки – волос. Первым, что объединяло убийства в доме № 82 во все времена, была причина смертей: удавление петлей.

Питер Сент-Джон, ставший для Эмбер помощником и соавтором в год после ее спасения, отыскал кое-какую информацию о Друзьях Света и их духовном лидере, Кларенсе Патнеме, хотя было ее немного. В свои лучшие годы организация могла похвастаться казначеем, председателем, секретарем и налаженными международными связями с несколькими церквями и спиритуалистическими колледжами. Кларенс Патнем был первым хозяином восемьдесят второго дома по Эджхилл-роуд, когда тот был еще только построен, а также основателем Друзей Света. Вместе с ключевыми фигурами общины он переехал из деревни в город перед Первой мировой. Изначально Патнем был пастором в Монмутшире и уважаемым специалистом по истории дороманской Британии, а впоследствии стал ревностным последователем спиритуализма. Многие верили, что у него был дар ясновидения. Все сохранившиеся сведения о его земном существовании говорили, что он прожил достойную жизнь, а погребли его в церкви святой Марии в Хэндсуорте, среди отцов индустриальной революции.

Питер также обнаружил связь между женщинами, пропавшими в Мидленде в то время, и первыми четырьмя жертвами, запечатленными на фотографии Друзей Света; все они были связаны с домом на Эджхилл-роуд, который группа использовала для проведения собраний. Он даже отыскал информацию раньше полицейских и первым обнародовал историю Друзей Света, и именно статья Питера Сент-Джона в «Санди Таймс» побудила Эмбер выйти с ним на контакт через барристера.

Семьи всех четырех жертв объявили их пропавшими между 1920 и 1924 годами. Хотя изначально полиция считала это подозрительным, ни подозреваемых в убийстве, ни ответственных за их исчезновение так и не назвали.

Члены общества были непримечательны: собрание убитых горем христианских душ, многие из которых потеряли сыновей, мужей и отцов на фронтах мировой войны.

Питер и Эмбер не предоставили подробной информации о первых четырех убийствах в их совместной книге «Никто не уйдет живым», потому что обнаружили не так много доказательств, вещественных или устных. Кто-то, знакомый со всеми четырьмя женщинами, возможно, член Друзей Света, – может даже сам Кларенс Патнем, раз это был его дом, – убил их и спрятал тела в доме № 82 по Эджхилл-роуд. И Питер не раз говорил Эмбер:

– С этой частью будет, как с Джеком-Потрошителем, – никто и никогда не узнает точно, кто совершил первые убийства и почему.

После распада Друзей Света где-то в 1926 году дом почти всегда стоял пустым на протяжении двадцати пяти лет, пока в 1952 году его не купил на аукционе штукатур Гарольд Беннет. Здание оставалось собственностью местной церкви, которой завещал его Кларенс Патнем, и в промежутке между 1926 и 1952 годами люди селились в нем, а потом быстро съезжали, не меньше пяти раз. Объяснения тому, почему жильцы в доме не задерживались, дано так и не было.

Питер Сент-Джон раскопал еще только один интересный факт о ранних годах здания: в годы Второй мировой войны в местный совет поступила жалоба, что дом заняли эмигранты-цыгане: пожилая женщина и ее слепой внук. Их выселили, признали душевнобольными и поместили в соммерсетскую лечебницу во время Блица.

Эмбер прикончила выпивку. Она давно знала, что девять дней, проведенных ею в доме № 82 три утомительных года назад, должны отойти на второй план; она мало что еще могла узнать об этом куске времени. Ее времени. Несмотря на тупики, в которые уперся Питер Сент-Джон, новые поиски должны сосредоточиться на предыдущей сотне лет; истории, произошедшей задолго до того, как она перешагнула порог того места.

В последнем их телефонном разговоре Питер заявил, что разыскал для нее кое-что. Больше он не сказал ничего, но это «кое-что» теперь жгло ее разум огнем.





Шестьдесят шесть




«В БИРМИНГЕМСКОМ БОРДЕЛЕ УБИТ СУТЕНЕР».

Это был первый заголовок. И первая вырезка, которую Эмбер изучала в тот вечер, когда возобновила поиски.

Воспоминания быстро нагнали тошноту.

К журналистам история попала в тот же день, когда их со Светланой нашли в доме два полицейских и врач скорой помощи, первыми прибывшие на место. Эмбер услышала новостное сообщение по радио в полицейском участке. В первые мгновения она не понимала, что говорят о ней и о Светлане. Имен тогда еще не упоминали; как ей хотелось, чтобы так было и дальше.

Новость об «убийстве» изначально попала только в мидлендские газеты и медиа. Но к десяти вечера о следующих сенсационных находках в доме № 82 по Эджхилл-роуд кричали уже в национальных новостях. За несколько недель телевидение Великобритании показало сотни часов репортажей, отслеживавших шокирующие находки на замусоренном заднем дворе в северном Бирмингеме.

Как только стало понятно, насколько это уникальное дело, большинство крупных европейских новостных служб и вещательных компаний также принялись освещать мельчайшие детали расследования. После Европы история быстро нашла международную аудиторию.

«ПОЛИЦИЯ ОБЫСКИВАЕТ САД НА ЭДЖХИЛЛ-РОУД».

Целая стена, от столешницы до уровня глаз, была посвящена исключительно ключевым заголовкам: спусковым крючкам, помогавшим Эмбер упорядочить воспоминания. Ее память послужит основой более широкого расследования, которое она теперь должна была предпринять. Потому что история была еще далеко не закончена.

«СЕКС-РАБОТНИЦА СТАЛА УБИЙЦЕЙ».

У вырезок был общий подтекст. На стене рассказывалась и вторая, более личная история о том, как непрерывно менялось восприятие миром ее прежнего «я», Стефани Бут: жертва, преступница, сообщница, мученица, жертва.

Эмбер подозревала, что может оклеить весь первый этаж дома статьями о прежней своей личности, причем только из британских газет.

«СУТЕНЕР КАСТРИРОВАН И СОЖЖЕН КИСЛОТОЙ: ЧТО СДЕЛАЛА СЕКС-РАБОТНИЦА, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ».

Только сейчас, сидя в кабинете и глядя на лоскутную мозаику вырезок, распечаток с интернет-сайтов и фотографий, сделанных во время изысканий для ее книги, она могла лучше понять, каково было мнение мира относительно Стефани Бут, а также жертв и их убийц. И очень быстро вспомнила, что по большей части оно ей не нравилось и не нравится до сих пор.

«ВТОРОЙ УБИЙЦА ВСЕ ЕЩЕ НЕ НАЙДЕН».

Пускай ужасы дома все еще были свежи в ее памяти, журналисты были беспощадны. Они заставили ее проглотить особый сорт мстительной травли вдобавок к черному ужасу, сквозь который она буквально проползла, вся в крови и моче.

«ПОЛИЦИЯ СНОСИТ СТЕНЫ».

Это пресса довела ее до того, что два врача назвали «нервными срывами», а не дом. Дом оставил шрамы, забрал у нее то, что вернуть невозможно, но она победила его и сбежала от того, что в нем обитало. Мир, однако, победить было невозможно, а его средства массовой информации были неисчислимо разнообразны. Лучшей защитой для нее было прокричать свою историю прямиком в круговерть соревнующихся голосов; безапелляционных и плохо осведомленных голосов, которые всегда все знали лучше всех. И она прокричала, а затем исчезла.

«Меня зовут Эмбер Хэа».

Но она никогда не простит мир за то, что он сделал, и не будет ему доверять. Из-за того, как он трактовал ее без стеснения и жалости ради собственного развлечения.

«КАСТРАТРИКС ПОЛУЧАЕТ ДЕСЯТКИ ПРЕДЛОЖЕНИЙ О БРАКЕ ЕЖЕНЕДЕЛЬНО».

Слова и изображения на стене мгновенно ожили шквалом дремавших эмоций, которые одновременно заставили Эмбер запаниковать, захотеть истерически расхохотаться, и почувствовать себя так, словно ее сердце взрывается. Проведя год в море, в наблюдении за древней и темной далью, безбрежностью, которая, надеялась она, очистит ее сознание так же, как морская вода очищает ракушки на побережье от всяких следов прежних хозяев, Эмбер боялась вот этих самых вырезок. Потребовалось много времени, чтобы вновь обрести храбрость и волю, дабы вернуться в тот период своей жизни. Она никогда не недооценивала прошлое, но также никогда не представляла, с какой силой может вернуться память. Память способна быть даже сумасшествием.