Убить одним словом

Воцарилось долгое молчание, наполненное треском и эхом чужих разговоров.

– Ладно. Хотя бы будет весело.

Я повесил трубку и облокотился на кухонную стойку:

– Он в деле.

Телефон Саймона находился на кухне. Это казалось чем-то неправильным. Исходя из моего опыта, телефоны находились в коридоре, чтобы никто ничего не слышал. Но у матери Саймона, видимо, не было секретов, ей было нечего сказать по телефону, что нельзя было говорить в пределах двух ярдов от кухонного стола. Именно там сидели она и Сайан, младшая сестра Саймона, и выжидающе на меня смотрели. Их кот, Чемодан, терся об мои щиколотки, да так и улегся там, дрожа от громкого мурчания, словно ему удалось реализовать какую-то давнюю амбицию.

– Что ты ему скажешь? – спросила Сайан. – Он не пойдет туда без веской причины. Точнее, без причины, которую он сам сочтет веской.

– Я скажу ему, что нам надо кое-что запланировать для нашей следующей игры в «Подземелья и драконы» и что Джон не может прийти сюда, потому что… он… он под домашним арестом до пятницы.

– Недурно, – кивнула мама Саймона. С самого момента, когда в ее присутствии озвучили идею вытащить Саймона на вечеринку, она была обеими руками «за». – Я подброшу вас туда, как только он вернется домой из школы. Мне всегда хотелось посмотреть на этот мифический особняк Джона.



Полчаса спустя мы затормозили на гравиевой дорожке перед домом Джона. Автоматические ворота на улице с жужжанием открылись, сам дом, скрытый кипарисами, мы увидели, только когда подъехали поближе.

– Драть меня в бок!

– Мам! – Протест Саймона остался незамеченным.

– Такой величественный дом. В Ричмонде. – Мама Саймона глазела и не стыдилась. – Ну что ж, идите. И, Саймон, если есть хоть малейший шанс, что он гей, – выходи за него!

Саймон выскочил из автомобиля быстрее, чем положено людям его объема. Подозреваю, что большинство мальчиков-подростков могут побить рекорд по стометровке, если родители вгоняют их в краску в присутствии посторонних. Я поспешил за ним, выкрикивая благодарности за поездку.

Я догнал Саймона на ступеньках крыльца, крыша над которым поддерживалась огромными колоннами. Дверной звонок был диском из слоновой кости в центре ребристой медной плашки, и звон, раздавшийся от нажатия, показался глубоким и отдаленным.

Я ожидал, что входную дверь в особняк Джона откроет дворецкий. Высокий, безупречно одетый мужчина с тонкими усиками, прямиком из 1930-х. Джон в футболке, джинсах и носках всегда обманывал ожидания. В этот же раз, впрочем, это была Миа, босая, в мужской рубашке и черных легинсах, и от одного ее вида у меня внутри случилось что-то не поддающееся описанию.

– Заходите. – Она ушла по широкому, вымощенному плиткой коридору. До нас донеслись отдаленные звуки фортепиано.

Мы сняли обувь и поспешили за ней. У всех нас был свободный день, так как замерзшее футбольное поле помешало урокам физкультуры, а я еще и утро себе освободил, чтобы у меня была возможность плести интриги с мамой Саймона. Я не спрашивал, как Миа объяснила свое присутствие здесь в среду до четырех. Джон играл на рояле в одной из гостиных. Получалось у него это возмутительно хорошо, а композиция, которую он исполнял, была бесстыдно романтичной.

– Вот выпендрежник! – Я встал рядом с ним и смотрел, как его руки парят над клавиатурой.

– Зависть – некрасивое чувство, мальчик мой, – сказал Джон и закончил композицию фанфарами. – Саймон! Ты здесь! Я и не думал, что ты придешь.

Саймон поставил сумку на отполированную крышку рояля из красного дерева.

– Почему? Я не больше тебя хочу умирать в этой пустоши.

– А! – ухмыльнулся Джон, смотря на меня. – Вы сказали ему, что здесь будут «Подземелья и драконы». Хитро.

– Ты здесь, чтобы танцевать, Саймон. – Миа потянулась к его руке.

– Вы солгали! – Саймон отдернулся, хмуро смотря в мою сторону. – Я ухожу.

– Не можешь. Если не готов идти пешком всю дорогу. – Я схватил с рояля его сумку. – А также у меня есть важные новости от Димуса, которые мы обсудим… позже.

Джон сыграл в басу «Пам! Пам! Пам…», затем встал и пересек комнату.

– Ты здесь по той же причине, что и Ник. Вы идете на свою первую вечеринку у Арно, и вы оба боитесь танцевать. И девушек. – Он включил музыкальный центр, монструозную вещь, которая одновременно заставляла задуматься о том, что она ужасающе дорогая и очень-очень крутая. Высшее проявление немецкой инженерной мысли, способное передать самые жаркие мотауновские[17] ритмы с хирургической точностью. – К счастью, я собрал здесь образцы и того, и другого. Музыки… – Он нажал кнопку проигрывания, и комнату заполнили первые такты Wanna be startin’ somethin’, к которым быстро присоединился Майкл Джексон со своими занятными ахами и охами, как будто он опускался в холодную ванну. – А прекрасная Миа у нас представляет женскую половину нашего биологического вида.

Миа отвесила шутовской реверанс.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Мистер Джексон старался изо всех сил, но степень неловкости у нас четверых, оказавшихся в ярко освещенной комнате, была достаточно высокой для того, чтобы, если бы мне к виску приставили пистолет и потребовали танцевать или умереть, я бы с радостью выбрал сладкое милосердие пули.

– Постойте. – Джон уже выглядел так же неловко, как я себя чувствовал. Он подбежал к выключателю и снизил интенсивность освещения до такого уровня, что приходилось щуриться. – Это гораздо проще, когда внутри плещется пиво. Доверьтесь мне.

Миа приблизилась к Саймону и начала раскачивать бедрами. Майкл Джексон наконец пробудил в нас что-то.

– Это просто, – сказала она. – Единственная возможная ошибка – стоять на месте.

Каким-то образом она это сделала. И дело было не в ее энтузиазме и лести, и даже не в претензии на анонимность в тусклом освещении, и не в негласном обете молчания – тайном пакте, который не был заключен вслух. Это было что-то в ней самой. Доброта, наверное. Но в течение нескольких минут мы все танцевали – плохо, но нам было плевать. И Джон, со всеми своими деньгами, внешностью и мастерской игрой на фортепиано, танцевал хуже всех – с большим отрывом!

Мы танцевали под Startin’ Somethin’, затем, без паузы, под Baby Be Mine, во время которой я смотрел на Миа, а потом под The Girl Is Mine, во время которой мы с Джоном обменялись многозначительными взглядами.

Когда я вошел в этот дом, у меня все болело, меня мутило, я с ужасом думал обо всей этой затее, даже в то время, когда делал вид, что это Саймону нужен урок, а не мне. Большая часть меня вообще не интересовалась походом на вечеринку. Эта часть хотела свернуться калачиком вокруг моей болезни, зациклиться на себе и ожидать милости или смерти. Даже значительный кусок этой части меня, который считал, что надо идти, утверждал это из чувства вины. Вины, которую люди, живущие «по таймеру», испытывают из-за упущенных возможностей. Большая буква «Р» обволакивала меня со всех сторон, а я тут сидел и думал, как бы ускользнуть от моей первой настоящей вечеринки, потому что я плохо себя чувствовал и думал, что могу выставить себя дураком на танцполе?

Но когда я поддался ритму и отпустил себя, казалось, что боль и даже тошнота отошли на задний план, а их место заняла радость, которая во многом была облегчением, но, по сути, просто чистым удовольствием от танца. И да, было правдой еще и то, что, хотя Джон Фэзерстон мог создавать волшебную музыку кончиками своих пальцев, когда дело доходило до «Мотауна», остальное его тело дергалось и извивалось с чувством ритма коровы-эпилептички. Он был прав, когда шутил, что зависть – некрасивое чувство. И я правда завидовал. Миа была мне все более и более дорога, хотя между нами ничего особенного не произошло. Что касается Джона, то я знал, что для него она стала бы лишь очередным завоеванием. Он не станет с ней плохо обращаться. Но и не будет… ценить по достоинству.

Неизбежно зазвучал Thriller, после чего игла рассталась с виниловой пластинкой, и мы просто стояли, переводя дыхание, ощущая, что неловкость возвращает утраченные позиции.


– Видите, – сказала Миа, смеясь. – Все просто. И вы все придете на вечеринку, или я перестану приходить на «Подземелья и драконы».

– Хорошо, – сказал Саймон без колебаний. Думаю, что угроза насчет «Подземелий и драконов» на него сработала. Миа была теперь частью нашей группы. А связи между игроками одной группы просто так не порвешь. Невозможно выкинуть игрока из команды. Даже если ради сохранения отношений нужно пойти на вечеринку.



– И что же сказал Димус? – спросил Джон.

Мы переместились в другую гостиную и расселись на двух огромных кожаных диванах, таких, которые кажутся надутыми, с глубоко сидящими в них пуговицами; Миа и я сели на один диван, Саймон и Джон – на другой.

– Ну, для начала расскажи нам, чем занимается твой папа, – сказала Миа.

– Чем занимается его папа? – спросил Саймон.

– Отец Джона, помимо прочего, главный финансовый директор британского филиала компании «Моторола», – сказал я. – Он также член совета директоров и влиятельный акционер в материнской компании.

– Для вас это новости? – потянулся Джон. – Я же уже рассказывал.

– Ага… – Я словно сдулся. – Ну, я не прислушивался.

– Тогда какое ему дело до того, чем занимается мой отец?

– Чтобы создать устройство, которое запишет воспоминания Миа, чтобы ее можно было вылечить после несчастного случая…

– Стоп! Что? – Джон поднял руку. – Несчастного случая?

– Он не сообщил подробностей, но Миа пострадает, и нам нужно записать ее воспоминания, чтобы вернуть их ей впоследствии.

– Звучит, как хрень собачья. – Губы Джона сжались в тонкую линию.

– Его прибор не заработает без 68030, – сказал я.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказал Джон.

– Это микрочип. – Саймон заерзал на диване. – В состоянии разработки. Еще не выпущен в продажу.

Я мог бы спросить, откуда, черт возьми, Саймону это известно, но он всегда был в курсе таких вещей. Что угодно от длины неизвестного участка рельсов в горах Алабамы до технических характеристик еще не выпущенного микрочипа.

– Ну, что же, ему придется подождать, пока его выпустят, и купить, – предложил Джон.

– Видимо, этот вариант не подходит. – Я попытался изобразить извиняющийся тон. В конце концов, технически это я был причиной всех проблем. Или буду. – Это должно произойти до конца следующей недели.

– Поэтому… – Джон развел руками.

– Поэтому он пытался завоевать ваше доверие, ребят, – сказал я. – С этим его «плотнее ряды» и числами, которые выпадут на дайсах. – Я сделал глубокий вдох. – Он хочет, чтобы мы украли микрочип для него.





15




– Промышленный шпионаж? Вот ради чего вы все затеяли? – Джон ударил кулаком в диванную подушку. – Я знал, что это все была чушь. Тот мужик просто хочет украсть прототип для одного из конкурентов. Вы же знаете, сколько стоит разработка нового микрочипа, а? Сотни миллионов! – Он снова ударил подушку. – Я знал.

– Он из будущего, – возразил я. – Новый микрочип для него – как для нас паровой двигатель. Он не хочет украсть идею. Ему нужен сам микрочип.

– Если ставки настолько высоки, он может позволить себе любые спецэффекты, чтобы обманом заставить нас поверить в его историю, – Джон начал нарезать круги по комнате. – Просто подумайте. Как удобно оказалось, что ему нужна эта баснословно ценная вещь, чтобы спасти нашу подругу. В будущем. Миа вроде бы не грозит никакая опасность, ее не нужно спасать.

– Чего я не понимаю, – сказал Саймон, не разделивший эмоции Джона, – это почему он думает, что мы сможем украсть для него микрочип. Даже если допустить, что Джон может оказаться полезен, остаемся еще мы с Элтоном. Мы вообще-то далеки от вершины хит-парада домушников. Ему бы лучше просто похитить Джона и высылать его по кусочкам по почте его отцу, пока тот не отдаст ему микрочип.

– Ну спасибо. – Джон смерил Саймона весьма неблагодарным взглядом.

– Ему нужен Джон, потому что незадолго до Рождества отец Джона взял его на экскурсию по лаборатории – в рамках дня, когда родители приводят детей на работу, – куда японцы отправили прототип микрочипа на тестирование. Джон знает, где это, и примерную планировку помещений. Ему нужен ты, потому что он думает, что ты можешь взломать их сервер, как в фильме «Военные игры». Я сказал ему, что ты не сможешь, но он говорит, что сможешь. Он думает, что ты можешь подобрать комбинацию к сейфу, в который на ночь убирают на хранение микрочип. И ему нужен Элтон, потому что проще всего проникнуть туда через крышу, а так как Элтон – это практически Брюс Ли, он может протиснуться сквозь прутья забора, вскарабкаться на здание и все такое прочее. Ты видел, на что он способен.

– Если у него есть деньги, почему он не может просто нанять людей для этой работы? – спросил Саймон.

– Это вопрос контактов, времени и доверия. Он не знает, к кому обратиться. У него нет времени на поиски. А если бы было, то он не мог бы им довериться. – Настоящий ответ был другим: Димус помнил, что они принимали в этом участие. Не напрямую, потому что, судя по всему, я скоро сотру эти воспоминания, но из той информации, которую он получил позже. И если он помнил, что они были там, то они должны были быть там, или ничего не сработает для него… и меня. Я чувствовал себя эгоистом, прося их об этом, но двадцать пять лет гарантированной жизни, а потенциально и больше, выглядели слишком хорошим предложением в моей ситуации, поэтому мне нужно было стать Димусом в будущем. Мне нужно было, чтобы моя Миа стала его Миа.

– Почему он думает, что Саймон сможет извлечь информацию из сервера? И вообще хоть что-то извлечь оттуда? – спросил Джон.

– Он говорит, что ты сможешь найти или угадать пароль твоего отца. Он говорит, что, скорее всего, пароль где-то записан. Вероятнее всего, в его бумажнике. И он знает, что Саймон годами взламывал защищенные файлы на серверах в университете его папы.