Убить одним словом

Джон пожал плечами, затем раздвинул руки и потребовал к себе внимания.

– Очень недурно, – сказал я без энтузиазма. Он был одет в бейсбольную куртку, которую купил в Штатах, из белой и красной замши, с большим номером 41. Черные брюки и блестящие кожаные туфли. – Ты сможешь всем девчонкам рассказать о том, что ездил в Америку. – Еще казалось, что он принял ванну из лосьона после бритья, вероятно, в надежде на то, что ароматы одурманят объект его воздыханий и лишат ее способности сопротивляться его ухаживаниям.

Мать высунула голову из гостиной:

– Привет, Джон. Выглядишь очень элегантно.

– Спасибо, миссис Эйч.

Мать нахмурилась от такого обращения.

– Ну что, вы готовы?

Я поднял сумку с выпивкой, в которой каждый элемент был тщательно перемотан рубашками, чтобы предотвратить звяканье. Я надеялся, что после слова «вечеринка» в изображении матери возникнет образ того, что мы называли вечеринками, когда нам было одиннадцать.

– Я ночую у Джона, ты же помнишь?

– Я знаю. – Мать взяла ключи от машины. – И, Джон, следи, чтобы он не перенапрягался. Ему действительно надо быть в постели в десять.

Я не возражал. Если все равно нет намерения подчиняться, то почему бы и не согласиться. К тому же мне было настолько плохо, что я мог себе представить, что и сам захочу оказаться в постели в десять.



Мать Саймона поприветствовала нас с заговорщическим видом у двери.

– Он притворяется, что обо всем забыл, а также утверждает, что простудился. Не принимайте никаких отговорок. Я рассчитываю на вас, мальчики.

Мы поднялись наверх, не разуваясь.

– Проснись и пой, Сай!

– Вечеринка! Вечеринка!

Саймон открыл дверь спальни, завернувшись в одеяло и шмыгая носом.

– Я заценил! Шикарное пончо! – Джон схватил его за руку.

– Я раскусил его план: он собирается собрать вокруг себя побольше девчонок и затащить их всех под одеяло в один присест. – Я схватил его за другую руку.

– Стойте! Я болен! – Он пошел на попятную и высвободился из нашего захвата. У толстяков это неплохо выходит.

– Нет. – Я снял шапку и продемонстрировал ему лысину. – Я болен. А ты просто антисоциален.

По крайней мере, он перестал переводить стрелки.

– Ты это делаешь, чтобы Миа осталась в нашей команде по «Подземельям и драконам», – сказал Джон. – Помнишь?

Саймон тяжело выдохнул, признавая свое поражение, и сгорбился.

– Придешь с нами, поздороваешься с Элтоном, пожелаешь счастливого дня рождения его брату. Выпьешь колы. Потанцуешь, если захочешь. И все, долг выполнен. Можешь идти домой.

– Хорошо. – И Саймон последовал за нами вниз по лестнице с таким видом, как будто он шел на эшафот.



Путь до квартиры Арно был долгим, холодным и темным. Мы больше обсуждали микрочип, чем вечеринку. Джон с поразительной легкостью нашел список паролей своего отца. Они были написаны на листке бумаги, который в сложенном виде лежал в его кошельке и на котором весьма кстати было написано слово «пароли». У него их было семь, и Саймон сделал вывод, что ему их дали просто за счет высокого положения в компании и заодно, чтобы они у него были про запас в случае экстренной необходимости. Насколько Джону было известно, его отец не мог отличить, где у компьютера перед, а где зад.

– Он иногда просит помочь ему с программируемым калькулятором, и я совершенно точно знаю, что в этот калькулятор никогда не вводили ни единую программу!

Мы пересекли торговую улицу района, где жили Арно, представлявшую собой вереницу маленьких магазинчиков, втиснувшихся между двумя пабами. Темный силуэт отделился от черноты снаружи «Пятнистой лошадки», когда мы приблизились.

– Вам, малышам, разрешают гулять после темноты? – Иэн Раст вопросительно наклонил голову. В тусклом свете фонаря его лицо казалось пустым. Под правым глазом, вдоль скулы, у него был устрашающего вида шрам длиной в три дюйма.

Никто из нас не раскрыл рот.

– Я слышал, что ты побил моего друга, Хэйс. – Раст обнажил зубы. Возможно, он считал, что улыбается. Я сомневался, что он знает, что такое «друг». – Мне нужна та девка, которая была с тобой. Моя Миа. Она в последнее время не высовывалась. Но ты-то знаешь, где она, не так ли, Никки?

– Я ее не видел. – Мой голос дрогнул.

«Улыбка» Раста стала еще шире:

– Да что ты говоришь? Хэйс, мелкий Никки Хэйс. Редхилл-роуд, восемнадцать. Минус один отец. Приболел в последнее время.


– Отчешись. – Я осознал, что это сказал Джон, и это было храбрейшим поступком из всех, что я видел в жизни.

– Я больше тебя. – Это было не особо остроумно, но он все-таки назвал меня мелким Никки, и я не мог оставить последнее слово за Джоном.

Нахмурившийся Саймон не поднимал глаз, но он все-таки сделал шаг вперед и встал между мной и Джоном.

Подобие улыбки на лице Раста едва заметно дрогнуло. Я представил себе, что этот обладатель глаз мертвой акулы сейчас всерьез обдумывает возможность зарезать ножом всех нас троих. Компания мужчин выбрала именно этот момент, чтобы выйти из «Пятнистой лошадки», и вместе с ними улица заполнилась светом и смехом. Раст фыркнул и, вместо того чтобы напасть на нас, отвесил легкий поклон.

– Дамы. – Он помахал нам рукой. – У меня много планов на эту ночь. Не могу прерваться на то, чтобы поиграть. Увидимся позже.

Мы прошли ярдов сто, прежде чем кто-то из нас заговорил.

– Он следует за нами? – спросил Саймон.

Я оглянулся. Я все еще дрожал, готовый сражаться или бежать, предпочтительно второе.

– Нет.

– Господи! Мне понадобится сменить брюки, – покачал головой Джон. – Я только что послал на хер главного психопата нашей школы. Мне крышка.

– Он больше не учится в школе, – сказал Саймон. – Его отчислили. За то, что он на учителя с ножом набросился.

– Спасибо, Саймон, за ценное напоминание.

– Мы с тобой. – Я пытался говорить обнадеживающе.

– Хорошо… нам крышка. – Джон продолжил идти, ускоряя шаг. – Шагу. Теперь мне еще важнее побыстрее успеть перепихнуться.



Мы почувствовали пульсацию басов еще до того, как увидели толпу снаружи квартиры Арно. Мы пробрались сквозь толщу гостей, которые уже потанцевали и выпили, чтобы согреться в эту погоду, и протиснулись через входную дверь. Вход охранял один из средних братьев Арно: это был немногословный мускулистый парень, всегда готовый улыбнуться, несмотря на суровый внешний вид. Махнув рукой, он пригласил нас войти, и считаные секунды спустя мы уже добрались до кухни, чтобы выложить наши подношения.

Весь первый этаж их квартиры мог бы поместиться в любой из гостиных, в которых нас несколько дней назад принимал Джон. Несмотря на это, каким-то образом несколько дюжин человек уместились в главной комнате, танцуя или расслабляясь у стены. Лайонел Ричи уступил место сестрам Пойнтер, которые недвусмысленно объявили о том, как они взволнованны[21]. Мы взяли по пиву с буфета и попытались сделать вид, что знаем, что делаем.

Это была не та музыка, которую я слушал в своей спальне. В ней полностью отсутствовала тревожная самоуничижительная созерцательная тоска избранных мной групп, но боже, как от нее хотелось танцевать. От жаркой обстановки хотелось пить, и банка в руке пришлась как никогда кстати. Она опустела прежде, чем я это осознал.

Меня потянули за рукав.

– Привет! – Это была улыбающаяся Миа в своей боевой раскраске.

– Привет. – Мне с трудом удалось перекричать музыку.

Она представила меня двум девушкам, которые протиснулись за ней. Я не услышал, как их зовут. Я прокричал несколько ничего не значащих фраз, чтобы поддержать разговор, но, к счастью, из-за музыки меня не услышали.

Миа кивнула, указывая в середину комнаты. «Пойдем», – сказала она, если меня не обманывал мой навык чтения по губам. Она взяла меня под локоток, и я позволил ей увести себя от стены.

Двадцать первый день рождения Анри Арно был той самой ночью, когда я обнаружил, как большое количество музыки и умеренное количество пива может взять пять часов и заставить их пронестись мимо, подобно ночному экспрессу. Мое тело, которое категорически отказывалось пройти две мили от дома Саймона до дома Элтона, даже не пыталось возражать против того, чтобы попотеть на танцполе. Полагаю, каждое поколение считает, что именно оно родилось в золотой век музыки, но этой ночью было легко поверить, что никому так не повезло, как нам. Чака Хан позволила нам раскачать ее, Грандмастер Флэш и Гневная Пятерка начертили нам белые линии, по которым мы шли, а едущий в Голливуд Фрэнки напомнил нам, чтобы мы расслабились[22].

– А где Саймон? – Я оттащил Джона от пары подружек Миа, которые вроде как соревновались за его внимание.

– Нарезался. – Джон кивнул в сторону самого темного угла, где голова Саймона виднелась из-под горы курток и плащей. Он крепко спал.

Одна из девушек отобрала у меня Джона, а я нашел дорогу на кухню, охмелевший от пива и окрыленный танцами. Я чувствовал себя отпущенным на волю гелевым воздушным шариком, уносимым потоками воздуха. На кухне было полно народа, хотя и меньше, чем в гостиной. Здесь собрались взрослые. Папа Элтона стоял спиной к кухонной стойке, уставленной в основном пустыми мисками для чипсов и маленькими тарелочками с сырными палочками, настолько ужасной закуской, что она всегда оставалась до конца любой вечеринки.

– Ник, как поживаешь? – У папы Элтона был сильный франко-мадагаскарский акцент, который я не понимал без усиленной концентрации внимания.

– Хорошо, спасибо. – Я улыбнулся. – Отлично.

– Хорошо.

Как и в случае со всеми остальными отцами моих друзей, за недавним исключением в виде отца Джона, я не знал его имени, но я знал, что он стар, старше, чем моя мать, старше Димуса; у него были редкие волосы с белыми прядями, морщинистое усталое лицо. И я знал, что около пятнадцати лет назад по общему приглашению британского правительства он сел на корабль в порту Диего-Суарес вместе со своей беременной женой и четырьмя маленькими сынишками и четыре недели плыл на наш холодный, мокрый остров. И он нашел здесь свой дом, построил свою жизнь, увидел, как подросли его дети.

– Мистер Арно… – Я осознал, что был пьян, и сделал усилие, чтобы не ляпнуть что-то оскорбительное.

– Жан, – сказал он, медленно улыбнувшись и кивнув кому-то проходящему мимо.

– Жан, – сказал я. – Спасибо вам. За это. – Я махнул рукой в сторону вечеринки. Мне повезло, что я не разлил ничей напиток.

Он пожал плечами:

– Моему старшему мальчику двадцать один.

Я ощутил непреодолимое желание разглагольствовать о природе вселенной, о которой, честно говоря, я узнал до черта всего нового совсем недавно. Вместо этого я задал вопрос:

– Какой? Я хочу сказать, вы повидали жизнь… Какой самый важный совет вы бы дали Анри? Ну знаете… О жизни. – Я удержался, чтобы не махнуть рукой еще раз.