Убить одним словом

– Ты… в порядке? – спросил я. Выглядел он плохо.

– Трое людей погибли здесь сегодня. – Димус опустил глаза. Я проследил за его взглядом, упершимся в рукоять мачете Раста, торчавшего у него из-под ребер. – Как я и сказал.

– Черт. Слушай, не двигайся. Я вызову «Скорую»!

Он схватил меня за запястье:

– Не надо. Не ты ее вызовешь.

Я попытался высвободиться.

– Хватит уже! Я все изменил. Помнишь? Это больше не твое время. Я даже не ты. – Я показал ему мое левое запястье, липкое от нанесенной мной же самим раны.

– Стойте! – Миа вскочила на ноги. – Так это все было напрасно?…

Димус не обратил на нее внимания. Он вытянул вперед другую руку, поморщившись, когда мачете переместилось. Он дернул левой рукой, и из-под рукава показалось запястье с бледной полосой шрама.

– Ты всегда можешь себя обмануть, Ник. Я показал тебе тогда мое правое запястье. Ты порезал свое левое. Это естественно. Трое людей погибли сегодня, точно, как я помню.

– Но… ты сказал, что я потеряю друга.

Димус кивнул в сторону тела, лежавшего у зоны обслуживания. Его бровь изогнулась в знак угрызения совести.

– Жан Арно. Ты сказал, что был готов пожертвовать кем-то «старым» ради кого-то молодого. Элтон тебя никогда за это не простит. Мне жаль. Ты потеряешь друга. Мы были всего лишь детьми, и я его не видел дольше, чем ты на свете живешь… но мне все еще его не хватает.

– Я не понимаю. – Миа повернулась в сторону тела у двери, словно только что заметила его. Она выглядела потерянной.

Я тоже не хотел понимать, но я начал делать выводы. Отец Джона пришел к отцу Элтона, чтобы извиниться за поведение своей жены. Мистер Арно работал охранником в агентстве. У отца Джона была лаборатория, которой иногда нужны были сторонние охранники, когда не хватало своих. Остальное было делом рук жестокой случайности.

Миа сделала несколько шагов в сторону тела, остановилась и обернулась в нашу сторону.

– Миа… – Димус сморгнул внезапные слезы. Он поднес руку к рукояти, торчавшей из его бока. Его голос стал еще тише. – Я не могу поговорить с ней. Но ты сможешь, Ник. Ты поймешь.

– Ты не планировал возвращаться, – сказал я.

– Нет, – прошептал он. Кровь растекалась под ним лужей. Я смотрел, как я умираю.

– Тебе надо в больницу…

Он помотал головой. Мне приходилось нагибаться, чтобы услышать его.

– Вы оба должны стереть сегодняшний день из памяти, Ник. Это важно. Тебе нельзя знать, что произошло здесь. Это отравит вас обоих.

– Но… Я умру здесь? – Внезапно сорок лет уже не казались старостью.

– Я знал, что умру здесь, но не знал, как именно. Я недостаточно храбр, чтобы сделать это все, зная подробности, и чтобы позволить этому случиться так, как ты видел. Удали эти воспоминания.

– Господи. – Миа встала на колени рядом со мной. – Ник? Ты вернулся в прошлое, чтобы сделать это… ради меня? – Она посмотрела на Димуса так, словно только сейчас по-настоящему увидела в нем меня. – Ты вернулся, чтобы умереть ради меня?

Он закашлялся и отвернулся.

– Может быть, у меня будет рецидив рака. Может быть, я узнаю после возвращения, что путешествия во времени работают только для живых организмов, но эти организмы не так уж долго живут после этого. Это тяжелое испытание. Правда в том, что никому из вас не следует знать, чем я пожертвовал и почему. Никто из вас не захочет это знать. – Он лег на спину. Его дыхание было хриплым, губы окровавлены, он ослабевал с каждым вдохом. Было так странно смотреть на собственную смерть со стороны. Это вызвало у меня дюжину разнообразных эмоций, названий которых я не знал. Его дыхание стало столь тихим, что мне показалось, что он умер, но Димус сделал глубокий вдох.

– Я дал вам то, что вам нужно. Сотрите воспоминания. Верните себе свое будущее. Живите своими собственными жизнями.





23




Мы не рассказали остальным про мистера Арно, Димуса и Раста. Мы с Миа убежали из ресторана, когда Димус сделал свой последний вдох. Мы встретили остальных, спешивших к нам по коридору, и вместе с ними мы все покинули первый этаж через пожарный выход. У меня хватило ума забрать сумку с ободками Димуса из кустов на парковке, и после этого мы перестали бежать, перешли на шаг и вернулись к станции метро и находящейся рядом стоянке такси.

Мы почти не разговаривали. Миа и я вовсе молчали. Под моим плащом не было видно пятен крови на свитере. Кровь от пореза мачете перестала течь, и Миа смахнула оставшуюся прежде, чем кто-то еще ее увидел. То, попадем ли мы в неприятности, полностью зависело от Элтона. Либо мы были свободны и невиновны, а вина пала полностью на Раста и таинственного неопознанного мужчину, либо же нам предстояло быть погребенными под горой бесконечных вопросов и обвинений, на которые невозможно было ответить.



Элтон придержал язык. Когда ему сообщили о том, что его отец погиб, и где он погиб, и когда, и как именно, он ничего не сказал. И впоследствии он больше ничего не говорил. И со мной он больше не разговаривал. Никогда. Он знал, что Димус об этом знал, но он никогда не спрашивал меня, говорил ли Димус об этом мне. И хотя я мог ему сказать, что я не знал, что его отец был там, и что я старался изо всех сил спасти всех, и что, в конце концов, я отдал за это свою жизнь… факт остается фактом: Димус знал, что Жан Арно умрет именно там. И факт оставался фактом: Димус отдал все, чтобы мы остались частью его прошлого, чтобы то, что он попросил у меня, помогло будущему его Миа. И, скорее всего, через четверть века от настоящего момента я вернусь в 1986 год, не зная, что произойдет той ночью в лаборатории, но будучи уверенным в двух вещах. Во-первых, в том, что трое из тех, кто войдет в это здание, больше оттуда не выйдут. Во-вторых, что один из них окажется мной.

Через два дня я встретил Миа в Ричмонд-парке. Она позвонила мне сама, чтобы договориться о встрече. Ей было дальше идти, чем мне, но она знала, что мне плохо, и она сказала, что дойдет пешком от дома ее сумасшедшей тетушки. Было холодно и серо, надвигался дождь, но почему-то никому из нас не хотелось оставаться взаперти. Закрытое пространство вкупе с чувством вины и невысказанными обвинениями вызывало клаустрофобию.


Она ждала меня. Края скамейки, на которой она сидела, были покрыты льдом. Она пришла без макияжа, а ее волосы без лака выглядели настолько непривычно, что на мгновение я засомневался в том, она ли это.

– Как он? – Я поставил пластиковый пакет со всем его тяжелым содержимым между нами.

– Зол, – сказала она. – Печален. Все, как можно было ожидать.

– А ты?

– Так же. – Ее губы сжались в тонкую линию. – Ты должен был сказать нам, кто такой Димус, с самого начала. Сколько горя все это принесет. Я ничего из этого не хотела.

– Я должен был сказать вам, кто он такой, сразу же, как только сам узнал, – согласился я. – Остального я не знал. – Я поднял руку в защиту. – Теперь я знаю. Я буду знать, когда вернусь… если буду. Если я с Димусом действительно один и тот же человек. Но я не смогу долго размышлять над этим. – Я похлопал пакет. – Я собираюсь удалить последнюю пару недель. Стереть себе память обо всем этом.

– Почему? – В ее взгляде не читалось ничего, кроме подозрительности. – Это ведь он хотел, чтобы ты так сделал.

Я достал один из обручей.

– Мистер Арно погиб. Я не могу его вернуть. И никто не может. Димус пожертвовал жизнью, чтобы Раст не лишил тебя твоей. И Раст мертв. И это хорошо. Я не могу об этом сожалеть. Поэтому, если я не сделаю того, о чем меня просил Димус… Если я не сделаю последнее, о чем я сам себя попросил… тогда это все было напрасно. – Я глубоко вдохнул. Если все это произошло не так, как помнил Димус, то я не Димус. Если я не Димус, то мое исцеление от лейкемии уже не гарантировалось и становилось статистически маловероятным. Если бы я сказал об этом Миа, то я оказал бы на нее сильное давление. Она была во власти спасти меня, но просить ее об этом было мне не под силу.

– Я так понимаю, что если я не сотру эти две недели из своей памяти, как это сделал он, то тогда вообще все было напрасно. Тогда ты все равно можешь пострадать спустя много лет от этого несчастного случая, а я упущу шанс помочь той, ради спасения которой я отдал жизнь.

– Я не просила…

– Я знаю.

– Я не хочу, чтобы ты возвращался в прошлое и делал это.

– Я тоже не хочу. И если я правильно понимаю, мне и не надо будет. Мы запишем твои воспоминания и используем их, чтобы восстановить твою память, если с тобой действительно произойдет что-то страшное. И кто тогда заставит меня вернуться?

– Хорошо. Не возвращайся. Не становись им. Никогда.

– Я и не стану, – сказал я, хотя это было неправдой. Если бы я не вернулся, то как бы сработали воспоминания? Как вообще все это сработает? Тем не менее я не хотел возвращаться. Я не собирался возвращаться. Нужно кого-то любить до безумия, чтобы сделать это.

– Обещаешь? – Она посмотрела мне в глаза с серьезным видом.

– У меня нет намерения возвращаться затем, чтобы Раст насадил меня на мачете, – сказал я. – И я не пытаюсь заставить тебя испытать чувство вины из-за всего этого. Если ты используешь ободок, чтобы стереть воспоминания о последних двух неделях, то вообще никто не будет знать о том, что в действительности произошло в этой лаборатории. И я думаю, что Димус был прав, когда сказал, что это хорошо.

– Получается, ты знаешь, как пользоваться этим устройством? – Она с любопытством посмотрела на ободок и на мгновение стала такой, какой была раньше, той Миа, которая раздумывала за столом «Подземелий и драконов», как обойти одну из смертельных ловушек Элтона.

– Знаю. – Я уже установил в него украденный чип и прочитал инструкцию. – И я написал для себя записку, чтобы разобраться в том, что происходит. Мне только нужно, чтобы ты заставила меня прочитать ее и не дала мне психануть. Потому что, как я понимаю, для меня это будет прыжок вперед во времени от моего самого недавнего воспоминания до текущего момента. И я могу несколько удивиться тому, что окажусь внезапно здесь, рядом с тобой на скамейке.

Миа сдержала улыбку.

– Какой период ты установишь?

– Я прицеливаюсь на момент сразу после того, как я вырубил Девиса у тебя на пороге квартиры и мы прогнали его. Тогда это будет совпадать с тем, когда закончились воспоминания Димуса.

– Ты сотрешь множество хороших моментов, как, впрочем, и плохих, – сказала Миа.

– Это да. – Я встретился с ней взглядом. – Мне придется снова учиться танцевать, – сказал я, но думал о ее поцелуях. Мне будет не хватать этого воспоминания. С другой стороны, мне не придется быть свидетелем собственной смерти, а Димус не сможет войти в то здание, зная, чем все завершится. И так должно быть тяжело знать, что ты скоро умрешь. Но сделать это в соответствии со сценарием… Подставиться под удар, понимая, что он фатальный… Это было слишком, чтобы просить об этом кого-то. В том числе самого себя.

Я надел ободок и почувствовал себя весьма неловко, хотя, не считая пожилой женщины, выгуливавшей собаку где-то вдали, вокруг никого не было. В одной руке я держал карманный калькулятор, который был подключен к ободку с помощью кабеля. В другой руке у меня были записки, которые я написал для себя самого. Там были описаны в общих чертах события, которые произошли с тех пор, как Димус подобрал нас на своей «BMW» во дворе «Миллер-блокс». Достаточно, чтобы заполнить пробелы, но с опущением подробностей. В конце было строгое указание не задавать слишком много вопросов и вообще не развивать эту тему. Мне еще надо было изобрести путешествия во времени. Не говоря уж о самих ободках.

– Слушай. Я сделал для тебя то же самое. Ты можешь выбрать, на какую дату хочешь отмотать. Просто введи дату на калькуляторе и нажми знак равенства. – Я показал ей дисплей моего калькулятора, а затем достал второй ободок. – Я и для тебя тоже написал инструкции, хотя последнюю страницу ты должна написать сама, чтобы поверить им.

Миа взяла блокнот и ручку, которые я ей протянул. Она подышала на руки и начала писать.

– Это похоже на заполнение листа персонажа. Знаешь, для «Подземелий и драконов». Я могу написать тут что угодно. Даже создать новую Миа.

– Мне весьма по душе предыдущая версия, – сказал я.

Она бросила на меня взгляд и улыбнулась, как в былые времена.

– Это забавно, но это все равно как кнопка стирания пленки. Если мы оба это сделаем, то все, что мы друг другу скажем сейчас, уйдет навсегда. Никто из нас даже не вспомнит, что мы что-то сказали, не говоря уже о том, что именно.

Миа нахмурилась:

– Это все-таки печально. Все равно что писать на песке между двумя волнами… Хотя я чувствую себя храбрее по отношению к тому, что я могу сказать сейчас. Но и… печальнее. Будет ли это вообще иметь значение, если мы оба это забудем?

– Может, и нет. – Я занес палец над кнопкой «=». – Но я все равно хочу это сказать.

Миа подняла глаза от своей записки:

– Ну давай.

Я чувствовал себя глупо. Даже сейчас слова спотыкались в пересохшем рту, наступая друг другу на пятки.