Ее вишенка

Она бросила на меня яростный взгляд.

— Тот, где ты больше никогда не назовешь меня тихой монахиней!

— По рукам. Я буду придерживаться прозвищ, которые не очень тонко намекают на твою девственность.

Она со стуком опустила лопатку и, повернувшись, посмотрела мне прямо в глаза.

— А почему ты сразу решил, что я девственница?

Я пожал плечами.

— Интуиция? Инстинкт? А, может, это твой друг из пекарни, стоя позади тебя, сказал мне это слово? Он все время указывал на тебя, а потом показывал мне большие пальцы. На самом деле это было немного слишком, если ты спросишь меня.

Хейли слегка улыбнулась и покачала головой.

— Я собираюсь убить его.

— У меня есть хороший адвокат, если он тебе понадобится после убийства.

— Очень смешно. Ну, вот, твой ужин, наконец, готов, — объявила она, протягивая мне тарелку. Она приготовила пасту с дымящейся курицей, луком и перцем. Девушка поставила передо мной сметану, сыр и ломтики лайма, а также что-то похожее на домашние лепешки и сальсу.

— А где твоя тарелка? — спросил я.

— Ты хочешь, чтобы я поела? С тобой? — она выглядела искренне удивленной. Когда Хейли выходила за рамки свое амплуа профессионального повара, то была такой милой и невинной. Иногда мне казалось, что она точно знает, во что я играю. А иногда казалось, что она была невежественна в лучшем смысле этого слова.

— Возьми себе тарелку и посиди со мной. Я не собираюсь ужинать, пока ты стоишь и смотришь на меня.

— Ты мог бы отправить меня домой. Ты хотел, чтобы я была твоим поваром, и я готовила. Разве нет? — она криво улыбнулась мне.

Ее тон сказал мне, что на самом деле она не хочет, чтобы я отправил ее домой. Было бы правильней назвать ее лгуньей, но я не смог удержаться, чтобы не клюнуть на ее приманку и не подыграть ей.

— Откуда мне знать, что она не отравлена, если ты тоже не поешь?

Девушка схватила кусочек курицы и принялась жевать.

— Удовлетворен? — она подняла брови.

— А что, если я просто признаюсь, что хотел бы потусоваться с тобой?

— Это был бы лучший подход, — согласилась Хейли.

В ее улыбке было что-то застенчивое, что мне очень понравилось. Некоторые женщины улыбались так, словно знали, что они гиперсексуальные. Люди всю жизнь говорили им, что они прекрасны. Но еще были улыбки — как у Хейли — застенчивые и почти извиняющиеся. Мгновение она была открытой и искренней, без всяких оговорок, но потом словно начала сомневаться в себе. Я почти поверил, что она была достаточно сумасшедшей, чтобы отрицать свою потрясающую красоту и идеальность своей очаровательной улыбки.

Когда я впервые встретил ее, то увидел в ней вызов. Она была девственницей, а это означало, что у нее было что-то, что я мог взять. Что-то, что она не отдавала никому все это время. Клептоман во мне был крайне заинтересован.

Каждая минута, проведенная с ней, заставляла меня задуматься, а не упустил ли я с ней настоящий приз. Она не была женщиной, которую я хотел затащить в свою постель и пойти дальше. То, что я сказал Брюсу о поисках постоянства, вероятно, даже не было оговоркой. Хейли была настоящей. Она не целовала мои ноги лишь за то, что я сексуальный. Ее, казалось, не волновало, что я набит деньгами. Черт, да она пыталась оттолкнуть меня половину времени нашего знакомства.

Она была другой.





* * *


Когда мы закончили ужинать, солнце уже село. Разговор между нами прошел на удивление легко, но как только наши тарелки опустели, в воздухе повисло новое ожидание. Тяжесть недомолвок на корню душила все легкие слова и улыбки. Между нами возникло глубокое неловкое молчание.

— Мне пора, — наконец, произнесла Хейли.

— Ты можешь остаться, — предложил я. Больше я не стал ничего объяснять. Я не пытался давить или отказываться от своих слов. Я просто оставил все в воздухе в подвешенном состоянии. Я, не отрываясь, следил за ее глазами.

— Я не могу, — покачала головой она. — Но сегодня мне понравилось. Действительно.

Я слегка улыбнулся. Я бы не отказался, если бы она захотела остаться. И если бы она осталась, я бы, скорее всего, затащил ее к себе в постель. С добрыми намерениями или нет, я был всего лишь мужчиной. Но часть меня была рада, что у нее хватило мужества сказать «нет». Почему-то мне казалось, что если бы она действительно позволила мне сегодня переспать с ней, то все закончилось бы так же, как и со всеми другими женщинами.

Провожая ее до лифта, я плавно стащил шпильку с ее волос. Хейли, казалось, не заметила, просто заправила выбившиеся волосы за ухо и улыбнулась, глядя на меня снизу вверх.

— Завтра в это же время? — спросила она.

— В то же время.






* * *


Я откинулся в кресле за своим столом в «Галлеоне». Мои родители вошли в комнату и сели напротив меня. Как обычно, отец ввалился в мой кабинет с таким видом, словно он сделал что-то впечатляющее в своей жизни. И это помимо того, что у него был бунтарский талант засорять туалеты, куда бы он ни пошел… и это даже не преувеличение.

Он подтянул штаны и с удовлетворенным вздохом опустился в кресло напротив меня. У моей мамы, по крайней мере, хватило такта сделать вид, что она знает их место в этом мире. Эти двое жили как пиявки. Как только они поняли, что мы с Брюсом стали для них потенциальными давателями денег, они бросили работать. Теперь их единственным занятием стали ежемесячные попытки выжать из нас немного средств.

Обычно Брюс говорил им, чтобы они отвалили. А я? Вероятно, я питал к ним слабость. Разбогатев, я стал циником — весь мир превратился для меня в адское место. Я видел жадных до денег людей, куда бы ни посмотрел. Люди, которые желали видеть во мне только Мистера Миллионера. Мои же родители знали меня и раньше.

Да, они, казалось, заходили лишь тогда, когда им нужны были доллары. Но, по крайней мере, они пытались что-то сделать со своей жизнью. Ну, почти. Если быть честным, я считал, что мой отец, вероятнее всего, проиграл большую часть денег, а остальное потратил на тупое дерьмо. Наверное, в этом не было особого смысла, но я всегда выписывал им чек, когда они этого хотели. Если только не был в плохом настроении.

Во всяком случае, удовлетворить их просьбу было намного легче, чем бороться с ними. Единственной моей заботой было убедиться, что они, по крайней мере, чувствуют, что им нужно много «работать», чтобы убедить меня заплатить им.

Кроме того, мне нравилось слушать всякие безумные истории, которые они придумывали каждый месяц. Они были странной, извращенной связью с моей прежней жизнью. Моя ежемесячная доза ностальгии. Это все же стоило нескольких штук.

— Мы в затруднительном положении, сынок, — начал отец.

— Да? — заинтересованно спросил я и наклонился вперед.

— Мы реально неплохо продвинулись с идеей автомойки. Но теперь, когда Симмонс прокололся, он хочет удвоить первоначальный взнос за эту партию на Кингстоне. Ты можешь в это поверить? Засранец считает, что он торгует в центре Нью-Йорка, а не в каком-то захолустном городишке в глуши.

Мой отец был хорошим актером. Он был из тех парней, которые и глазом не моргнули бы, выманивая у старушки последний доллар. Вероятно, именно это он и делал бы, если бы я не накачивал его деньгами каждый месяц.

— Да? — удивился я.

Мама с папой переглянулись. Временами мне казалось, что они чувствуют себя виноватыми из-за этого спектакля. А я просто ждал, когда мы покончим с материальным вопросом и перейдем к душевному разговору. Это, возможно, выглядело жалко, если задуматься. Я в основном платил им, чтобы мы могли поговорить как нормальная семья, когда финансовая часть встречи заканчивалась.

— Мы подумали, что еще десять тысяч помогут нам разобраться с банком, — сказал папа. — Они не дадут нам ссуду, если мы не сможем внести больший депозит.

— Конечно. Если вы уверены, что это то, что вам нужно, — мой голос прозвучал холоднее, чем я хотел, но я не стал извиняться. Я мог бы высмеивать их сколько угодно, но внутри меня накопилось много горечи. Много злости. Не помогло и то, что я был почти уверен, что они уговорили Зои снова влезть в мою жизнь.

Я вытащил чековую книжку и начал заполнять ее.

— Ты хочешь, чтобы я передал это в банк или…

— Почему бы тебе просто не выписать его на мое имя? Мне все равно нужно собрать оставшиеся деньги. С таким же успехом можно собрать все в одном месте, прежде чем пойти к ним.

— Конечно, — кивнул я.

— Итак, — весело проговорил папа, пряча чек в карман. — Как жизнь?

— Не могу жаловаться, а у вас?

— То, что тебе хорошо живется, — сказала мама, — вовсе не значит, что ты не можешь пожаловаться, милый.

— Ладно, вчера по дороге на работу я съел плитку шоколада, и маленькие крошки ее попали мне на бедро. Только после обеда я осознал, что весь день ходил с расплавленным шоколадом на тыльной стороне бедер. Мне было очень неловко.

Мама усмехнулась.

— Ты такой дурак, Уильям.

— Ты больше не думал о Зои? — перевел тему мой отец.

— Мне больше не о чем думать, папа. Я давал ей шанс, но ничего не вышло. Конец истории.

— Я просто подумал, что она тебе очень подходит, сынок. Она достаточно хороша. Не то, что некоторые из тех бродяжек, с которыми я видел тебя в газетах.

— Я попал на фото в газете всего один раз. И это было только потому, что я не знал, что девушка участвовала в телешоу и вроде как знаменитость.

— Мы просто хотим для тебя самого лучшего, Уильям, — попыталась смягчить разговор мама.

— Я уже большой мальчик. И сам могу решить, что для меня лучше. Я убежден, что лучший способ — сначала лично испытать все самое худшее.

Отец вздохнул.

— Просто имей в виду. Зои действительно хорошая женщина. Уверен, вы двое — идеальная пара.

Через несколько минут я, наконец, выпроводил их. Да, мне нравилась доза ностальгии. Но, черт возьми, они слишком быстро изматывали меня. Со мной они вели себя не так, как с Брюсом. Он уже давно был холоден с ними. Меня пугала ледяная стена между ними, и я не был готов отрезать их от своей жизни, как это сделал брат.

Я закинул ноги на стол, сцепил пальцы в замок и закинул руки за голову.

Провожая взглядом своих родителей, я понял одну очевидную истину. Если бы они действительно заботились обо мне, то были бы счастливы познакомиться с Хейли.