Обаятельное чудовище

Мой голос звучит хрипло. Мне хочется остановить его, пока не стало совсем поздно.

Левицкий опускает меня на пол и радостно притягивает к себе.

— Я так больше не могу. — Выдыхает он. — Не могу, Марта. Я хочу целовать тебя на виду у всех. Понимаешь? Хочу! Я целый день ждал вечера, чтобы сказать тебе кое-что…

Но я не даю ему договорить.

— Подожди. — Прошу. Пытаюсь отстраниться, но Тим не выпускает меня из своих рук. — Тим, я хочу быть с тобой честной. Я… — Когда он замирает, у меня пересыхает во рту. — Я могу предложить тебе только то, что у нас уже есть сейчас. Но не больше. Извини.

Его руки падают вниз. Он потрясенно молчит.

— Извини, Тим. — Шепчу я.

— Что это значит? — Левицкий, наконец, обретает дар речи. — Я не могу понять…

— Это значит, что у нас не может быть отношений, Тим. Это не для меня. Мне хорошо с тобой, но я не готова…хм… быть только с тобой… как пара, понимаешь?

— То есть… — Хмурится он.

— Да, прости.

Я делаю шаг назад. Пячусь спиной к двери.

— Уау… — шумно выдыхает Тим, отшатываясь от меня. — Уау… — повторяет он, тряся головой.

— Я, наверное, пойду. — Мой голос предательски дрожит.

— Уау, — смеется он, взъерошивая свои волосы.

Моих сил хватает лишь на то, чтобы развернуться и уйти.





29




Тим

Она уходит, а я продолжаю, смеясь, хватать ртом воздух. Не могу поверить в то, что только что услышал. Так мне и надо. Сработало отрезвляюще — точно щелчок по носу.

«Я могу предложить тебе только то, что у нас уже есть сейчас». Смешно. Но разве не этого я хотел? Чтобы девушки не грузили меня темой отношений, чтобы не предъявляли на меня свои права. Разве не я сам всегда всячески избегал привязанности к кому-то? Тогда почему сейчас так противно? Так горько. Одиноко…

И ведь стоило только дать слабину! Поверил, впустил ее в свое сердце. Решил проверить, смогу ли? А вдруг? И сам почти поверил в то, что у меня может получиться с кем-то гораздо большее, чем просто перепих без обязательств…

Да пошла она!

На меня нападает дикая ярость. Мне хочется перевернуть диван, на котором мы трахались. Хочется разбросать стулья, расколотить в щепки стол, на который сам не так давно усаживал Марту. Мне жизненно необходимо уничтожить все, что о ней напоминает! Но вместо этого я обессиленно падаю на диван, закрываю руками лицо и тяжело дышу.

Почему так гадко? Почему воздух застревает в горле?

Это же то, чего я когда-то хотел, разве нет? Чтобы ярко, страстно, с огоньком и только когда мне захочется. Захотел — поманил, увел за собой. Захотел — выставил за дверь и отправился за следующей. И так, чтобы потом плевать было, с кем она проводит свое свободное время. И чтобы она голову не кружила своими претензиями и упреками.

Все честно, просто, открыто. Встретились, подарили друг другу несколько приятных минут или часов и разбежались с легким сердцем.

Но с Мартой так не получилось. С ней все по-другому.

Впервые мне хочется сделать женщину своей без остатка. Чтобы ее тело — мне. Ее время — мне. Ее мысли, улыбки, желания — все обо мне и мое. Чтобы ни с кем не делить ее и платить ей тем же. Чтобы не отпускать никогда. Ни на шаг…

Я не понимаю, почему весь дрожу. Почему в груди словно черная дыра зияет. И холодом оттуда веет. Гробовым таким ледяным ветром, от которого руки и ноги жутко сводит.

Мне нехорошо.

— Уау… — Зачем-то произношу я еще раз в полной темноте.

Как будто от этого что-то изменится или я вдруг смирюсь с положением вещей.

— Уау…

Ловлю себя на мысли о том, что прислушиваюсь к любым звукам в коридоре. Потому что хочу услышать ее шаги. Мне жизненно необходимо, чтобы Марта вернулась и сказала, что все это ее очередная шутка.


Но этого так и не происходит.

Руки привычно шарят по карманам в поисках сигарет, но карманы оказываются пустыми. Я больше не курю. И это тоже было только ради нее. Вообще, все, что делалось ради нее, проходило легко и просто. Видимо, когда любишь, менять что-то в своей жизни бывает проще простого. Лишь бы было желание. А когда есть ради кого меняться, проблем не возникает.

Да, я влюбился. Как глупый юнец. Впервые в жизни. Я сознался себе в этом и готов был признаться и ей. Почти был уверен, что Марту позабавят мои признания, но стопроцентно при этом был убежден, что наши чувства взаимны.

Вот это эпичный фейл, вот это лажа…

А что я хотел? Я же ничего не знал о ней. Это меня и привлекало. Обычная девчонка. Ничего особенного. Наверное, именно загадки ее характера, желание разгадать ее мысли и стали причиной моего к ней интереса?

«Она никто» — звучит в голове. И я до боли снова сжимаю зубы.

Похоже, это расплата за все, что я делал в своей жизни. За то, как поступал с девушками, зная, что причиняю им боль. За мое равнодушие ко всем, кто когда-то был рядом.

Именно поэтому мне сейчас так хреново, что почти выворачивает наизнанку. Поэтому мне не хочется жить.

Я встаю, решая, вернуться ли в клуб к друзьям или поехать домой. Выглядываю в окно и вижу, что мой байк одиноко стоит на служебной парковке. Прекрасно. Я легко переживу это. Марта — всего лишь кратковременное помутнение рассудка. Пара вечеринок, бутылка хорошего виски, дорогой табак, несколько красивых девушек, и через неделю я даже не вспомню ее имя.

Все, что не делается, все к лучшему. Чуть не оступился — теперь буду умнее.

— Тим! — Окликает меня Дашка, когда я выхожу в коридор.

— Что, Киса? — С удовольствием примеряю на лицо привычную ухмылку.

— Где вы потерялись? Мы еще полчасика и по домам!

Подхожу к ней, беру за талию и веду к служебному входу в клуб.

— А где Марта? — Пытается оглядываться Дашка.

— Да черт ее знает, — улыбаюсь я, притягивая ее к себе, — мы веселимся или нет?

Ласточкина пытается что-то увидеть в моем лице, пристально вглядывается в глаза. Но в моем взгляде пусто. Точно так же пусто, как было много лет до этого. Я снова закрыт ото всех. Общий и ничей. Душа компании для каждого, кто не лезет в эту самую душу. Тим Левицкий — ленивый кот, гуляющий сам по себе. Зверь, которого никому и никогда не удавалось приручить.



Марта

Я сижу на кресле перед кроватью Якова, обняв ноги руками. Этот человек отнял у меня все. Растоптал, уничтожил, но не смог окончательно сломить мой дух.

— Осталось совсем недолго, — говорю я ему. — Скоро все кончится.

Яков молчит.

Если бы не Тим, то, наверное, мне не о чем было жалеть. Благодаря Левицкому я вдруг узнала, что бывает по-другому. Бывает сладко, нежно и трепетно. Бывает все для меня. С ним я впервые почувствовала себя счастливой.

Кто знает, наверное, я вполне могла бы и довериться этому парню. Рассказать ему все. И, вероятно, он бы не отвернулся, узнав правду обо мне. Но то, что я собиралась сделать с Яковом… оно исключало для меня всякую возможность любить кого-то.

Я не могла поставить Тима под удар. Он не заслужил этого. Рядом со мной он находился бы в постоянной опасности, а знание моих планов делало бы его соучастником. Но это не его война. Он и так дал мне гораздо больше, чем был обязан. Он дал мне необходимое — уверенность в себе. И теперь моя очередь вознаградить его — избавить ото всех проблем, связанных с моим присутствием в его жизни.

Боже… Как вспомню его лицо… Он был потрясен моими словами… Это стало для Тима настоящим ударом. Наверное, он хотел сказать мне что-то. Боюсь даже предположить что. В его глазах было столько чувств, названия которых я даже не знаю, потому что не испытывала прежде ничего подобного… Если бы он произнес их, обратного пути бы уже не было.

Я не могла вмешать во всю эту грязь и опасность того, кого люблю.

Ведь это она, правда?

Любовь?

Я уходила от него, причинив боль своей ложью. Уходила прочь, мечтая, чтобы время остановилось. Больше всего на свете желая, чтобы мне не приходилось этого делать. Я уходила, не оборачиваясь, и уже скучала по нему. Знала, что разбиваю ему сердце, но ничего с собой не могла поделать. Считала каждый свой шаг, зная, что если он позовет — вернусь и во всем сознаюсь. И понимала, что эта боль — благо для него. Сейчас она рвет его на клочья, но в итоге сохранит ему жизнь.

— Что ты смотришь в потолок? — Спрашиваю я у Якова.

Мне хочется, чтобы он встал и протянул ко мне руки, тогда я вспомню, что такое ненависть. Тогда я смогу сопротивляться. Смогу убить его! И это будет справедливо. Любовь — лучший способ избавления от страхов. Она лечит все. Но она, черт побери, делает человека слабым.

Внутри меня теперь растет что-то такое хрупкое и светлое, точно дивный цветок. Мне хочется обнять весь мир, укутать его своей мягкостью, женственностью и лаской. Любовь к Тиму изменила меня. И теперь мне все сложнее помнить о том, что я чудовище, которое жаждет мести и крови. Мне все сложнее думать о том, что я должна кого-то убить.

— Что ты там ищешь? Молишься о том, чтобы твои руки заработали? Хочешь пошевелить пальцем, но не выходит? — Всхлипываю я. — Мне бы тоже хотелось, чтобы тебе стало лучше. Чтобы ты заговорил. Тогда я услышала бы всю эту дикую мерзость, которую ты обычно нес, и спокойно задушила бы тебя.

Я зажмуриваюсь, как от боли. Уже не понимаю, что здесь делаю, и зачем мне этот человек. Чего я хочу от него? Станет ли мне легче от такой справедливости, которую я для него готовлю? Смогу ли я вдохнуть полной грудью, если Якова не станет? Буду ли высыпаться, зная, что его больше нет на свете? Смогу ли вообще уснуть, зная, что он не придет, если при этом буду ощущать горький запах его крови на своих руках?

Но все сомнения рушат проклятые воспоминания. Стоит мне только окунуться в них, как я слышу его голос — вкрадчивый, ласковый, затем настойчиво грубый. Я снова ощущаю запах его пота на своей коже. Чувствую тяжесть его тела, от которого все труднее впустить в грудь хоть глоточек свежего воздуха. Воспоминания неминуемо приносят мне боль.

Поэтому я должна сделать это.