Обаятельное чудовище

— Ну, что там? — Интересуюсь я, вытирая потные ладони о джинсы.

Вадик, оставив Никиту на улице, входит в здание.

— Упирался, но все-таки уковылял восвояси. — Говорит он, отряхивая руки.

— Посмотрел?

— Да. — Кивает охранник. — Как вы и сказали, аккуратно встряхнули его, пошарили по карманам, а потом незаметно сунули все обратно.

— Документы?

— Да. Но не паспорт. — Ухмыляется он. — Справка об освобождении.

У меня брови на лоб лезут.

— Имя, фамилия?

— Станислав… — Вадик задумывается. — Корос…Корот… Коротаев, вроде.

— Точно?

— Угу. — Мотает головой.

Я вздыхаю, пряча руки в карманы. Закусываю щеку изнутри.

— А что он от нее хотел? Не слышал?

— Нет. Там же Никита первый подошел.

Я толкаю дверь:

— Никит!

Охранник докуривает и подходит ближе.

— Что он от нее хотел?

— Не знаю. — Никита растерянно пожимает плечами. — Мне показалось, что она не хочет с ним разговаривать. Хочет уйти, а он не дает.

— Руки распускал? — Спрашиваю я.

Внутри у меня все неприятно сжимается.

— Ну… Не знаю… — Он отрицательно качает головой.

— О чем они говорили? Ты слышал?

Охранник надувает щеки.

— Они… — Он разводит руками. — Кажется, она говорила, что кому-то ничего не достанется. И про помойку какую-то…

— Понятно. — Тяжело выдыхаю я. — Короче, слушайте. — Подзываю Вадика. — Ты, Никита, дежуришь. Смотришь внимательно, если этот тип вернется, не пускай. Задержи его до моего прихода. Ты, Вадим, идешь к телефону и звонишь хоть Папе Римскому, хоть в Справочное бюро, но узнаешь, кто этот урод. Жопу порви, но узнай. Понял?

— Ну, я могу… по своим каналам… — Мнется он.

— Узнай. — Приказываю я.

Разворачиваюсь и возвращаюсь в клуб.





33




Тим

Прежде, чем я успеваю подойти ближе, вижу, как к ней подсаживается этот Игорь. Если бы не шапка кудрявых волос, то вряд ли бы я его узнал. В обычной одежде, без красных труселей-ниточек, без кожаного комбинезона и масла на коже, которым обычно щедро смазано все его тело.

Парень придвигает высокий стул и подсаживается к ней совсем близко. Я притормаживаю, позволяя себе вдоволь насладиться этой картиной. Стриптизер что-то шепчет ей на ухо, а Марта смеется. Их плечи соприкасаются, локти трутся друг о друга. Я вижу, как она запрокидывает голову, смеясь над его очередной шуткой, и мне будто внутренности кромсают ржавыми ножницами.


Вот тут стоило бы успокоиться. На этом моменте стоило бы откровенно порадоваться, что у этой девушки ко мне нет никаких претензий, и что она весело проводит время в компании другого мужчины. Она с другим, а я волен иметь связь со столькими женщинами, со сколькими захочу.

Но, мать вашу, отчего же мне так хреново?!

Почему меня шатает от ревности? Почему хочется разорвать этого кудрявого голыми руками? Хочется обнять Марту, клеймить ее собой, хочется дать понять целому миру, что никто не смеет даже смотреть на эту женщину вот таким… бессовестным взглядом, который безошибочно, даже сквозь одежду оценивает сейчас прелести ее фигуры!

— Поговорим? — Я склоняюсь над ней как раз в тот момент, когда она кокетливо заправляет прядь волос за ухо.

И мне плевать, даже если между ними просто вежливое общение! Меня кроет и душит от вспыхнувшего внутри чувства. Мне нужно крушить и ломать. Мне нужно увести ее отсюда и поговорить!

— Тим? — Выдыхает она. Улыбка сползает с ее лица. — Мы тут…

Я не смотрю в сторону ее ухажера. Боюсь, что увижу его самодовольную харю, и мой кулак нечаянно соскользнет по ней по касательной.

— Выйдем, поговорим? — Прошу я.

И, видимо, что-то такое в моем голосе заставляет ее кивнуть.

— Прости, — пытается улыбнуться она Игорю.

Стекает со стула вниз и устремляется за мной. Только выйдя в коридор из шумного зала, я вдруг понимаю, что тяну ее за руку, точно на буксире. У меня столько эмоций, что я почти себя не контролирую.

— Тим, я… — хочет что-то сказать Марта.

— Не здесь! — Рявкаю я, увлекая ее за собой.

Мое сердце громыхает в такт беспомощному стуку ее каблучков по каменному полу. Она старается поспевать за мной, а я свободной рукой шарю в кармане, в котором спрятан ключ. Мы останавливаемся у двери, я вставляю ключ в замочную скважину, отпираю ее и пропускаю Марту внутрь.

— Включи свет, — просит девушка.

Ее голос печален и тих.

Хлопает дверь, щелкает замок — это я его закрываю.

— Нет. — Не даю ей включить свет.

Перехватываю ее руку, тяну на себя и кладу ладонью на свою грудь.

— Я не хочу, чтобы он трогал тебя! Не хочу, чтобы даже смотрел на тебя! — Признаюсь я, тяжело дыша. — Понимаешь?!

Моя грудь вздымается и опадает под ее тонкой кистью. Пусть слышит, как бьется мое сердце, ведь оно бьется для нее одной. Пусть знает, как мне больно. Пусть знает, что я не хочу никого другого. И не собираюсь ее ни с кем делить.

— Тим… — Просит Марта, отстраняясь.

Но я не позволяю ей сделать этого. Крепко держу за запястье.

— Скажи, что я тебе не нужен, и я уйду.

Даже в безумном грохоте моего сердца слышно, как она сглатывает.

— Скажи, что не любишь меня, я отстану. — Настаиваю я.

Мои слова режут воздух в комнате, как острые молнии.

— Я… — Марта сглатывает.

Почти физически получается ощутить ее испуг и смятение.

— Скажи, чтобы я ушел, и я уйду. И больше никогда не вернусь. — Уже громче говорю я.

— Ты меня совсем не знаешь, — ее голос звучит пискляво и неуверенно.

— Разве это так важно? — Я притягиваю ее к себе, мои пальцы скользят по ее затылку, медленно погружаются в ее мягкие волосы. — Что такого я могу о тебе узнать, что заставит меня передумать?

— Я не могу тебе сказать…

— Тебе не восемнадцать, а сто двадцать восемь лет? В полнолуние ты покрываешься шерстью и воешь на луну? Что такого страшного я о тебе не знаю? — Усмехаюсь я. — Даже если ты ковыряешь в носу… — Я наклоняюсь и внимательно смотрю в ее глаза. — Боже, серьезно? Ты ковыряешь в носу?!

Она смеется, и я весь превращаюсь в безграничное счастье.

— Хочешь честно? — Я касаюсь лбом ее лба. — Я не отстану от тебя, гаргулья, даже если ты тысячу раз меня пошлешь подальше. Я буду отгонять от тебя других мужиков: буду убивать их, а трупы складывать в подвале под клубом. Жестко, да? Ну, ладно, просто буду всем им говорить, что ты лесбиянка, чтобы они отстали. А если не отстанут, то буду убивать.