Опасная ложь

Анника опять застонала, закрыв лицо руками, а у меня задрожали пальцы, по спине пробежал холод – слова Коула эхом звенели по комнате и во всех нас. Умерли. Они думали, что мы умрем в этом доме. Мы застряли в ловушке, а снаружи какие-то люди пытаются нас достать. Чем еще все это может закончиться?

Я должна что-то сделать. Я должна. Но я чувствовала только ужас, слышала только мамины пугающие слова, и мне хотелось спрятаться за стенами, в тишине и покое, в безопасности. Но безопасностью тут даже и не пахло. Опасность была прямо здесь. В этой комнате. Все против меня. Такая правда может парализовать, уничтожить человека. Поэтому нам и нужен был этот дом. Четыре стены, ворота, замки – все это обеспечивало нашу безопасность. Именно поэтому в дом никого нельзя было пускать. Они собираются выставить меня отсюда.

За воротами возможно что угодно. Зато здесь, внутри, твои друзья могут вырвать тебе сердце.





Глава 21




Анника взяла меня за руку, словно хотела, чтобы я была в ней уверена. Только не она.

– Нет, – вымолвила она. – Если ты откроешь дверь, мы все тут умрем.

Она снова принялась передвигать ящики, расшвыривая их по всей комнате.

– Ну что такое? – обратилась она к остальным. А затем, вскинув в отчаянии руки: – Почему тут нет никакого оружия? Как такое возможно? Если это место должно защищать, тут ведь должно быть какое-нибудь оружие? Например, ружье?

Я поежилась.

– Ружья нет, – ответила я, повторяя то, что уже говорила Райану.

– Почему? – спросила она. – Если это место для защиты, то почему тут нет оружия?

– Не спрашивай, – отозвался Коул. – Не стоит ни в чем искать смысл. Правда, Келси вообще не должны были разрешать тут жить. Ты про это знала? Я это каждый день за ужином слушал, день за днем. Но мама не может собраться с духом и забрать ее. Говорит, что не хочет «отнимать дочь у матери, которая ее явно очень любит, несмотря на все свои проблемы». – Он поерзал на месте. – Келси, я читал мамины записи много лет назад. Знаешь, что там? Там абсурд. Год за годом, все эти сеансы… в них нет никакого смысла. Твоя мать врет, – выпалил он.

У Коула был доступ к нашим тайнам, и внезапно он стал действительно меня пугать. Я боялась того, что он знает и что скажет… Я дрожала, но не от страха.

– Серьезно, Коул? Серьезно? Думаешь, она зря боится? Тогда будь добр, объясни мне вот это. – Я показала на дверь трясущимся пальцем. – Она просто не помнит.

Он завертел головой, скорчив гримасу вроде ухмылки.

– Все у нее нормально с памятью. Ты так ничего и не поняла? Поэтому я и говорю, что там абсурд. Она все выдумывает. Притворяется. Но моя мама ее вычислила. В чем-чем, а в том, что твоя мама врет, она не сомневается.

Как только он заговорил, я затрясла головой и никак не могла остановиться.

– То, что с ней произошло, не выдумка. И наш дом – тоже не выдумка.

– Я не сказал, что она не боится, – не унимался Коул. – Я говорю о том, что она точно знает, чего боится. Но никому не рассказывает. И посмотри, к чему это привело.

Он врет. Это ложь, поэтому он лжец.

– Заткнись, – выкрикнула я.

Она, но не она. Я, но не я. Версии нас прямо у меня под ногами. Откинь коврик, подними плитку, расстегни мешочек и познакомься с новой собой.

Рука Райана на моем плече вернула меня на землю.

– В этом доме нет способа вызвать помощь, – произнес он. – Все только для безопасности внутри.

И Райан туда же. И он тоже. Видишь, Келси. Она не хотела никого сюда пускать. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что она здесь. Она не хотела, чтобы сюда приезжала полиция. Фальшивые паспорта и ее ужас, когда она узнала, что в газете напечатали наши имена. То, что дата рождения в школьном архиве не совпадала с данными в полицейском отчете, которые им дала я. Кошмары с пауками. Она помнит. Мы прятались. И она отлично знала, от чего мы прятались.

Я сползла вниз по стенке под пристальным взглядом Коула. Я знаю. Я знаю, кто ты. А кто я? По правде говоря, я уже и сама не понимала. Девушка, которая не знает собственную мать. Без отца. Воспитанная в страхе и лжи, с историями, которые рассыпались, как карточный домик. Имена не совпадали с лицами, а даты не складывались в единую картину. Эту Келси Томас я не знала. Во мне зарождалось что-то опасное. Что-то зрело, твердело, принимало очертания.

– Газеты, – сказала я. – Они нашли нас из-за газет.

– Кто? Кто вас нашел? – спросила Анника.

– Те, кто похитил маму. Ее похитили, когда она была в нашем возрасте. И теперь они за нами вернулись.

Рот Анники приобрел форму идеального круга, и я подумала: «Ну почему я ей не рассказала?» Она моя лучшая подруга, и надо было давным-давно ей рассказать, кто моя мать и почему мы так странно живем. Но меня учили все скрывать. Я росла внутри тайны. Внутри лжи.

– Они нашли вас из-за газеты? – спросил Райан, побледнев.

– Мы должны это сделать, – сказала я, проигнорировав вопрос. – Раз они до сих пор здесь, значит, не уйдут просто так. Скорее всего, мама у них. Мне надо поехать с ними.

Там опасно. Зато там есть ответы. И где-то там моя мать. Единственный способ ее найти находится за этой дверью.

– В любом случае я этого не позволю, – сказал Райан и посмотрел на Коула, затем на Аннику. – Она спасла мне жизнь. Вы это знали? Удержала нас, повиснув на пальцах. Никто ее никому не отдаст.


Может ли один твой поступок определить, что ты за человек? Райан придавал столько значения одному-единственному моменту – нашему падению. Когда я удержала нас пальцами, как будто у меня был выбор. Хотя, видимо, был. Отпустить. Узнать, что находится по ту сторону. Но для этого Райану пришлось бы отпустить и меня.

– Это не я нас удержала, – сказала я. – Нельзя судить о человеке по одному поступку. Я понравилась тебе только из-за аварии. Но это была не я. Девушка в машине – это был кто-то другой.

– Из-за «Хижины», – произнес он тихо, пытаясь вести личный разговор в общественном месте. – Не из-за аварии.

– Что?

Он подошел ближе:

– Ты мне понравилась. И нравишься. Не из-за аварии. Ты нравилась мне и до этого, когда мы работали в «Хижине». Потому что ты была такая бесстрашная.

Я рассмеялась:

– Ты сошел с ума.

И ошибся. У «Хижины» было две функции: туда приходили поесть и развлечься посетители с годовым абонементом, а еще это был отель, но летом половина номеров пустовала. В наши обязанности входило регистрировать гостей, отвечать на вопросы и убирать со столов, когда было много народу. Незнакомые люди, неопределенность, постоянные перемены – все это меня ужасно нервировало. Только Райан был островом стабильности, помогавшим мне держаться на плаву.

Он сделал шаг ко мне, держа руки на весу, будто не зная, что с ними делать.

– Ты всегда делала то, что хотела. Не обращала внимания на всяких придурков. Не притворялась и не улыбалась, когда не хотела. Улыбалась и смеялась, только когда это было искренне. И вот ты улыбнулась мне… – Он опустил голову, будто вспоминая. – Ты не боялась просто быть собой. Тогда я наконец набрался сил и позвал тебя на свидание, и ты вроде согласилась, но потом передумала, и я запутался. Я решил, что ты просто из вежливости согласилась, хотя на самом деле не хотела.

– Нет, я так себя вела, потому что была в ужасе, – возразила я. – Это было настолько чересчур, что я не могла сообразить, как нужно себя вести в таких ситуациях. Это была абсолютная противоположность бесстрашию. Мне вообще все время страшно, – сказала я.

– Уверена?

Я раскрыла рот, чтобы ответить, но уже ни в чем не была уверена. Может быть, чувство, которое я все время испытывала, – не совсем страх… Может быть, я необъективна. Может быть, я не могу отличить одно от другого: желание что-то изменить и страх перед неизвестным. Возможно, и то и другое.

На полу рядом с Коулом потрескивала рация.

– Да, очень мило, – пробубнил Коул. – Но, может быть, не самое лучше время?

Но Райан не обратил на него внимания.

– Келси, я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не герой.

Что ты здесь делаешь? Такой вопрос задал ему Коул. Но неожиданно для самой себя я отказалась узнавать правду. По его лицу я поняла: он вот-вот станет другим человеком. Я почувствовала, как он меняется, как черты его лица ломаются, пока он говорит, а я этого не хотела. Как фотография мамы в паспорте. И моя собственная. Другая сторона, другая жизнь, тайна, которая вдруг вышла на свет.

– Не важно, – махнула рукой я.

– Это я сделал, – сказал он, прежде чем я его остановила.

Но в его словах не было никакого смысла. Что сделал? Он весь сжался, провел рукой по лицу.

– Это был я. Моя машина. Я ехал на станцию, было поздно, я свернул раньше, чем нужно, и оказался на встречке, совсем ненадолго.

У меня остановилось сердце, в голове вспыхнуло воспоминание. Свет фар. Выпавшая из памяти деталь: зеленый джип. Парень за рулем, выражение ужаса в его глазах…

– Я выправил машину, но было слишком поздно. Видимо, фары тебя напугали, ты вывернула руль и…

И упала. Как я могла такое пропустить? Он вызвался лезть за мной, спасать меня, а потом постоянно проверял, все ли у меня в порядке… все из-за чувства вины. Не из-за меня.

– О боже, – выдохнула Анника.

Видимо, я открыла рот, а лицо у меня вытянулось, потому что Райан помрачнел еще сильнее, чем когда впервые понял, что мы попали в ловушку.

– Да, – сказал он. – Я так и думал.

Он виноват, но все же…

– Но ты ведь за мной полез, – стояла на своем я. – Ты совершил ошибку, тебе было страшно, но ты рискнул и полез за мной.

Он покачал головой:

– Я тебе соврал. Всем соврал. Никому я ничего не рассказывал, все подумали то, что хотели думать, и все вышло из-под контроля. А теперь они решили, что я герой. Я так боялся, что опоздаю…

Я была его ошибкой. Ошибкой, которую надо было исправить. С такой виной он не смог бы жить. «Он сам вызвался, – сказал мэр. – Сам полез в машину. Он настоял, что это должен быть он». И он продолжал пытаться меня спасти. Вот только… спасал он не меня, а себя. Он хотел избавиться от чувства вины.

Я вытянула руку, чтобы его отстранить:

– Хватит. Хорошо.

– Я пытаюсь попросить у тебя прощения, – сказал он.