Осенний Лис

– Да так… Тревожно костёр разводить, а в овраге всё не так приметно. Опять же и вода рядом.

Дьёрдь хмыкнул с сомнением, но промолчал. Оврага, впрочем, не нашли. Уже стемнело, когда путники добрались до леса. Деревня давно скрылась из виду и, хоть ушли недалеко, погони можно было не бояться – вряд ли кто из суеверных поселян решился бы идти за беглецами в ночь, а если кто и взялся, вряд ли углядел бы в чаще робкий огонёк костра. Здесь, за деревьями, где тонкий березняк сходил на нет и вековые ели вставали мохнатой зелёной стеной, было тихо и безопасно. Тут всё ещё лежал глубокий зимний снег, и Жуге стоило немалого труда отыскать сухую вешнюю поляну. Парнишку уложили на одеяло, Жуга наломал сушняка, развёл костёр и лишь после того, как вода в котелке закипела, улёгся отдохнуть.

Дьёрдь откромсал краюху хлеба, сыру, протянул травнику. Отрезал другую себе. Движения были точные, спокойные, не хуже, чем у зрячего. Помедлил в нерешительности.

– Как там подранок? – Он кивнул на мальчика. – Ещё не оклемался?

– Вроде нет. – Жуга стряхнул с рубахи крошки. – Сейчас отвар остынет, раны перевяжем. Ну-ка, помоги.

Совместными усилиями перетащили паренька к костру. Жуга стянул с него заплатанный кафтан и принялся разматывать присохшие повязки. Осмотрел раны, нахмурился: «Эк заживает хреново…» Мальчишка шевельнулся, застонал. Открыл глаза.

– Болит… – тихо выдохнул он. Голос у него был хриплый, глухой, словно простуженный.

– Терпи, – кивнул в ответ Жуга. – Боль чувствуешь, значит, живой.

– Кто… ты?..

– Меня зовут Жуга. – Он завязал последний узелок и вытер руки о рубаху. Подбросил дров в костёр и сел поближе. – А ты? Тебя как звать?

Парень долго молчал. Свет костра выхватывал из темноты его худое узкое лицо.

– Они… называли меня… Зимородок, – сказал он наконец.

– Они? – спросил Жуга, нахмурясь. – Кто это – «они»?

Мальчишка сглотнул и не ответил.

– Пить хочешь?

– Хочу.

Жуга поднёс к его губам берестяную кружку. Парнишка жадно выпил всё большими гулкими глотками и в изнеможении откинулся на одеяла.

– Я… поздно пришёл… – пробормотал он. – Не смог один… Они придут… Ноги…

Веки найдёныша сомкнулись, он задышал ровнее и вскоре снова уснул. Жуга укрыл его кафтаном и долго сидел неподвижно в молчаливой задумчивости.

– Чего там, Лис? – спросил Дьёрдь, уставши слушать тишину. – Чего, а?

– Да спит он, не шуми, – рассеянно ответил Жуга. – Я сонного настоя ему дал. Давай и ты ложись.

Дьёрдь отмахнулся:

– Какой тут сон! На три дня вперёд у Атанаса выспался. Я лучше так посижу.

– Как хочешь, – кивнул Жуга. Взъерошил волосы рукой и вдруг с размаху стукнул ею по колену. Дьёрдь аж подпрыгнул:

– Ты чего?

– Да не пойму никак… Ни разу не было, чтоб волколак за помощью к людям шёл! А этот…

– Попал в беду, вот и прибежал, – буркнул Дьёрдь.

– Э, не скажи. Такой и умирая к людям не пойдёт.

– С чего ты взял?

– Он – волк. Он кислого боится, да и серебра, наверное, тоже. А это значит, зверем он рождён, а облик человеческий лишь на время принять способен.

– А что, бывает и наоборот? – поразился Дьёрдь. – Неужто разные бывают волколаки эти?

– Конечно.

Донёсшийся из леса хруст заставил Дьёрдя вскинуть голову.

– Ты слышал? – мгновенно насторожился Жуга.

– Вроде сучок треснул… – несколько неуверенно сказал Дьёрдь.

– Вот и мне показалось. – Жуга потянул к себе посох.

– Может, волк?

– Да нет, так просто волка не услышишь… Не разберу никак, откуда… Вот опять!


Жуга всмотрелся в ночь, и на миг ему почудился зеленоватый блеск меж тёмных еловых стволов. Рука вдруг зачесалась под браслетом, и неосознанную мысль «Кто там?» вдруг поглотила жадная волна: «Отдай! Отдай! Моё!» – на сотни голосов кричала темнота. Даже Дьёрдь почувствовал себя неуверенно.

– Кто там, Жуга? – шёпотом спросил он.

Тот не ответил.

А через миг кусты подлеска расступились.





* * *


Он был большой, широкогрудый, без ошейника, с массивной круглой головой, чёрный, словно ночь. Жуга никогда в жизни не видел собак такой величины.

– Так вот какой ты, пёс дождя… – задумчиво проговорил Жуга и облизнул пересохшие губы. – Чего тебе надо?

«Уйди с дороги», – был ответ.

– Скажи сперва, зачем пришёл.

Взгляд пса остановился на Зимородке.

«Отдай мне этого ублюдка».

– Его ты не получишь.

Пёс глухо заворчал, шагнул вперёд и показал клыки.

«Не лезь в мои дела, щенок! Отдай, если хочешь жить!»

Жуга покачал головой.

– Ты уже слышал мой ответ, – сказал он. – Уходи.

«Тогда умрите оба!»

Жуга едва успел вскинуть посох, защищая горло – клыки с голодным хрустом вошли в деревяшку. Увесистое тело рухнуло сверху, скребя когтями полушубок, и оба, сцепившись, повалились на снег. Посох извернулся для удара. Пёс отпрыгнул в сторону, и в тот же миг, будто рухнула незримая стена, со всех сторон с лаем повалили собаки.

– Дьёрдь, берегись!

Предупрежденье оказалось лишним: слепой вскочил, словно только этого и ждал, отбросил ножны, и сабля засвистела в воздухе, плетя стальное кружево. Первые капли крови упали на тёмный снег. Опередив других, большая рыжая собака прыгнула с разбегу, целясь человеку в горло, и рухнула с наполовину отсечённой головой. Дьёрдь бился яростно, отчаянно, находя врага на слух, по запаху мокрой шерсти, по дуновению воздуха, по сотрясению земли, и собаки невольно сдали назад, ворча и огрызаясь.

Вожак был тоже здесь, везде и словно бы нигде, не дрался – танцевал, невидимый в ночи, ускользал в последний миг и снова нападал. Ни посохом, ни саблей его было не достать. Удары уходили в пустоту, в то время как клыки всё чаще находили свою цель. Штанины у Жуги окрасились кровавым.

И вдруг всё кончилось. Стая кинулась прочь, и через несколько секунд лишь разрубленное тело да следы напоминали о безумной схватке. Дьёрдь опустил окровавленный клинок и повернулся к Жуге.

– Что всё это значит?

– Сейчас… погоди…

Пятная кровью снег, он спешно собрал раскиданный в драке костёр, раздул огонь и отбросил кафтан.

– Ну, как он? – спросил Дьёрдь.

– Жив. Ни одна собака не смогла подобраться. – Травник поднял взгляд и только теперь заметил, что Дьёрдь сорвал повязку. – Неужто видишь, Дьёрдь? – сказал Жуга, вставая. – Не знаю, что бы я делал без тебя.

Тот помолчал, прежде чем ответить.

– Не вижу я, Жуга, – сказал он наконец. – Ни черта я не вижу…

Из воспалённых, красных глаз блестящими дорожками сочились слёзы.

Уснуть в ту ночь Жуга так и не отважился.





* * *