Осенний Лис

– Нет.

– А мага по имени Тотлис?

– У меня была на то своя причина. – Жуга поднял взгляд на колдуна. – Хочешь отомстить?

– Я – не хочу. Другие могут, но не я: Рохобор всегда был мне противен. Значит, слухи о рыжеволосом ведуне – правда… Теперь второй вопрос. Разбуженные силы маяка в Галлене – это тоже ты?

– Наверное, я. Но в одиночку.

– Ага. Тогда понятно. Разбаш нашёл-таки обратную тропу…

– Чего ещё?

– Четыре зверя пробудились. Вновь старая вражда.

Жуга пожал плечами:

– При чём тут я?

– Иной раз упавшего не к месту яблока достаточно, чтоб изменить расположение сил, а ты вон сколько дров наломал… Нельзя так долго прыгать с чашки на чашку – весы слишком раскачались. Я знал, что рано или поздно ты придёшь ко мне.

– Может, скажешь, что и война – моих рук дело?

Маг Золтан поднял взгляд.

– Не исключено.

– Вопросы кончились? Тогда ответь на мои. Конечно, если знаешь ответ. За что убили парня?

Маг молчал. Огонь в камине догорел, и лишь уголья таяли неровной красной грудой. Бертольд сидел, боясь пошевелиться. Его кружка давно опустела, но он никак не мог себя заставить попросить добавки. Наконец Золтан вздохнул, нагнулся, сунул руку под кресло, и на стол лёг прямой меч в простых, обшитых потемневшей кожей ножнах. Блеснула чёрная, с прожилкой серебра, витая рукоять.

– Узнаёшь? – спросил колдун.

Жуга кивнул:

– Кинкаша меч.

– Возьми его.

– Я ничего не понимаю в оружии.

– И всё-таки взгляни.

Жуга неловко потянул к себе меч и наполовину вытащил клинок. С проковкой на четыре грани, неширокий, примерно с руку взрослого длиной, меч казался странно лёгким по сравнению с тяжёлыми ножнами. И Влана, и Бертольд невольно подались вперёд, заворожённо глядя, как мягко и неярко, подобно лунному сиянию в небесах, мерцает в травниковых руках полоска металла. Заточенная с обеих сторон до бритвенной остроты, сероватая сталь клинка, казалось, светится сама по себе. Узора не было, но ближе к рукояти, у самой крестовины тончайшим волосным рисунком проступала вязь клейма – зверёк на задних лапах. Рисунок был само движение: вздёрнутая мордочка, взметнувшиеся в танце лапки, изогнутый двойной дугой пушистый длинный хвост.

Лиса.

Жуга протянул меч Золтану.

– Я рассмотрел.

Колдун нахмурился:

– Клеймо разглядел?

– Да, – кивнул Жуга. – Лиса, которая танцует. Мне это ни о чём не говорит.

– Танцующий лис… – пробормотал негромко Хагг и с лёгким шелестом задвинул меч обратно в ножны. Тусклое сияние погасло, и Жуга вдруг ощутил с тревогой, как кольнуло руку под браслетом.

– Я думал, всё, что было у Кинкаша, забрали стражники, – проговорил он медленно. – Как меч попал к тебе?

– Меч мне принёс его отец.

– О…

Колдун сделал паузу, ожидая вопроса, но Жуга лишь кивнул, и Золтан продолжил:

– Кинкаш – четвёртый сын боярина Дёже. Я думаю, не нужно говорить, какова участь младших сыновей: ни титула, ни денег, зачастую вовсе никакого наследства. Только имя и надежда на удачную женитьбу. Парнишка развлекался как мог. Возился с девками, играл, гулял по кабакам… Взрослел, короче.

Но к делу.

С полмесяца назад Кинкаш и три ещё таких же остолопа отправились в горы, по слухам – к перевалу Дибиу. По крайней мере, так мне рассказал его отец. Зачем они туда пошли, где их носило, я не знаю. Знаю только, что вернулся он обратно с этим вот мечом.


Первого из них убили через три дня. Подкоп, подземный ход, затем ножом по горлу. Буквально через ночь погиб второй. Третий смекнул, что дело пахнет жареным, и слинял из города. То, как погиб Кинкаш, ты знаешь.

Вчера ко мне зашёл его отец.

«Мой сын погиб, – сказал он. – Я знаю, что ты советовал ему отнести клинок обратно. Я тоже чувствовал, что эта история добром не кончится, хотя, Господь свидетель, я не знаю, где и как он раздобыл этот меч, но… Последыши всегда упрямы. Возьми его, колдун. Так будет лучше. Я не хочу проклятия на свой род».

В дверях Милош Дёже обернулся.

«У меня было четверо сыновей и две дочери, – задумчиво проговорил он, – и я не возлагал на младшего больших надежд. И всё равно мне жалко парня. Одно лишь утешает меня – что умер он с оружием в руках. Прощай, колдун».

И он ушёл.

– Всё это, конечно, интересно, – сказал Жуга, как только маг закончил свой рассказ. – Но чего ты хочешь от меня?

Золтан Хагг долил себе вина. Выпил. Жуга к своему кубку так и не притронулся.

– Идём. – Маг встал, зажёг свечу и двинулся к дальней стене комнаты. Бертольд и Влана тоже было поднялись, но Золтан нахмурился и покачал головой: – Девчонка пусть останется.

Та послушалась и села. Монах поколебался и двинулся за ними.

В стене, за тёмной и тяжёлой драпировкой обнаружилась дверь. Жуга вслед за волшебником пригнулся и шагнул вперёд. Крутая каменная лестница вела в подвал. Жуга насчитал девятнадцать ступеней, остановился и огляделся. Здесь было холодно. Три свечи, зажжённые магом, неясным светом осветили белую холстину, скрывающую нечто большое и неровное, лежащее на столе.

– Взгляни. – Маг взялся за края, рывком отбросил покрывало.

Бертольд попятился.

– С нами крестная сила! – хрипло выдохнул он.

Травник молча окинул взглядом лежащую на столе кряжистую коротконогую фигуру и отвернулся, закусив губу.

– Вот, значит, как… – сказал он, глядя в пол. Прошёлся пятернёй по волосам. Подвески на его браслете тихо звякнули. – Двараг… – Он поднял взгляд. – Я должен был сразу догадаться.





* * *


После выпитого вина в голове шумело. Шварц разохотился на дармовщинку взять бочонок, да поздновато спохватился, и путники, наполнив фляги остатками, двинулись дальше на восток. Однако путь до привала оказался недолог: только телега тронулась, Милан мгновенно задремал, едва не подпалив упавшей трубкой собранное сено. Доверившись волам, они проехали вдоль по дороге ещё пару-тройку вёрст, но вскоре стало ясно, что пора искать местечко для ночлега. Монах с крестьянином, опустошив на сон грядущий фляжечку-другую, теперь вкушали, развалясь под деревом, этот самый сон. Жуге, наоборот, уснуть не удавалось. Лёжа в телеге, он долго ворочался с боку на бок, затем протянул руку в изголовье, нащупал свой мешок и потянул его к себе.

Меч распирал котомку наискось, поблёскивал в завязках чёрным шаром рукояти. Жуга помедлил, развязал узел и вытащил клинок из ножен.

«Умеешь драться палкой, сумеешь и мечом», – говаривал некогда Дьёрдь-наёмник. У Жуги не было оснований ему не доверять, но меч лежал в руке неловкой, непослушной железякой. В нём не было привычной массивности посоха, к тому же рукоять была короткой, рассчитанной на хват одной рукой. Жуга в который раз подивился лёгкости клинка. Металл был странный, сероватый, слегка светился в темноте, а вот на солнце – вспомнилось – наоборот, блестеть упорно не желал. Лис на гравировке щерил зубы, улыбаясь, скакал в нелепом танце, в сиянии луны была заметна каждая шерстинка.

Рука зудела под браслетом.

Травник встал, взмахнул мечом для пробы, рубя крест-накрест воздух, ударил раз, другой и замешкался, потеряв клинок из виду: в движении меч будто терялся в сумерках. Остановив удар, Жуга повёл клинок по дуге, бросил его на предплечье и выругался, порезавшись – привычка драться посохом заставила забыть о лезвии. Он поплевал в ладонь, вытер кровь и усмехнулся. Герой…

Он спрятал меч обратно в ножны и крепче завязал мешок.

Снова вспомнились подвал и странный разговор.

И маг.

И тело на столе.





* * *


Они тогда долго стояли молча. Чадили свечи.

– Ты знаешь горы, ты там вырос, – сказал негромко маг. – Останови весы. Иначе смерти будут продолжаться.

Жуга взглянул на мага исподлобья. Отвёл глаза.

– Чего ты хочешь от меня?

– Отнеси им меч обратно.

– И только? – криво усмехнулся травник. – Что ж сам-то? Дождись, пока они придут, и отдай им. Вот, мол, ножичек случайно завалялся, не ваш ли, дескать…