Осторожно, меняем судьбы!

Данила долго собирался с духом, чтобы позвонить матери на Урал; он знал, что разговор, учитывая их размолвку и обоюдное годовое молчание, будет напряженным. Но в конце концов он набрал ее номер, и не только из-за того, что намеревался с помощью матери пролить свет на некоторые тайны, но главным образом потому, что искренне хотел наладить отношения с ней.

Мать не отвечала на вызов. Волна шла от Москвы до маленького городка южнее Уральских гор и зависала. Гудки, гудки… «Где она сейчас?» – подумал Данила. Может, мать по обыкновению пропадает на дежурстве в своей больнице? Заведующая хирургическим отделением Елена Витальевна Сумарокова – человек долга и несокрушимой воли – имела обыкновение работать сутками напролет.

«Наверное, все-таки в больнице», – решил Данила и уже хотел отсоединиться, как вдруг в телефоне раздался сухой голос его матери – волна дошла. Данила растерялся. Нужно было правильно начать разговор, подобрать верные слова. Вместо этого он промычал нечто идиотское, притом нарочито бодрым тоном.

– А, это ты? Ну и как там, в Таиланде? – почти брезгливо спросила мать.

Данила вздохнул (он знал, что мертвой мулатки в его постели мать бы не одобрила, впрочем, живой тоже) и уклончиво ответил:

– Да нормально, тепло, солнечно. Но, между прочим, я вернулся в Россию. Да-да, звоню тебе из Москвы.

– Вот как?! А что на родину потянуло? Работаешь или, по обыкновению, бьешь баклуши?

– Работаю, – поспешно заверил Данила, – в детском агентстве. Устраиваем праздники для детей, ну знаешь, всякие там воздушные шарики, песни, фокусы.

– Клоуном, что ли, работаешь? – не скрыла сарказма мать.

– Ну, отчасти – да, – смешался Данила.

Определенно разговор не ладился. Он словно видел ее сейчас перед собой: лицо без грамма косметики, забранные в пучок волосы, скромная одежда. Его мать была привлекательной женщиной (стройная фигура, великолепные каштановые волосы, большие серые глаза), и Данила никогда не понимал, почему она всегда, даже в молодости, стремилась замаскировать собственную привлекательность. Впрочем, ее негромкая красота все же проступала в гармонии черт лица, достоинстве, горделивой осанке; особенно ей шло улыбаться – улыбка преображала ее лицо, правда, она так редко улыбалась…

– Слушай, хотел спросить, – начал Данила, – ты, наверное, знаешь, кто посылает мне деньги?

– А с чего ты вдруг озаботился этим вопросом? Стал таким щепетильным? – усмехнулась мать. – Раньше пользовался и не брал в голову, а теперь вдруг решил узнать, от кого деньги?

– Ну да, выглядит странно, сознаю, что я припозднился лет на десять. И все-таки… теперь я хотел бы знать.

– Я не хочу об этом говорить, – отрезала мать.

– Почему? Какая-то тайна?

– Перестань задавать мне дурацкие вопросы. И вообще я тороплюсь, мне надо на дежурство в больницу. У нас там, знаешь ли, не воздушные шарики с фокусами, а операции, иные по восемь часов. Все, давай прощаться!

Спустя паузу она добавила:

– Дан, я рада, что ты позвонил.

И сразу после этого, словно устыдившись порыва слабости, ее голос опять посуровел:

– Ну все, до скорого.

– До скорого! – машинально сказал Данила, хотя мать уже отсоединилась.

После их разговора он еще больше уверовал в то, что мать знает, кто посылает деньги, но почему-то это скрывает. Почему? Что за тайна за семью печатями?

Данила встал, прошелся по своей новой квартире (интересно, насколько он здесь задержится?), потом достал планшет, нашел в сети один из своих любимых альбомов группы «Пинк Флойд». «В целом это был всего лишь еще один кирпич в стене. В целом все это были лишь кирпичи в стене», – напел Данила слова известной песни, столь созвучной с его сегодняшним настроением. Да, ничего не поделаешь, в его жизни сейчас такой период – сплошная стена. Ее ни обойти, ни объехать; эту стену надо либо прошибать наскоком, либо потихоньку взбираться по ней – определенной стратегии у него пока нет. «Ладно, со временем разберемся, – улыбнулся Данила, – а пока будем как-то обживаться, устраиваться в новой жизни».

…Одиночество сгущалось, как тьма на московских улицах. Данила задумался: может, порыться в соцсетях, отыскать былых московских приятелей с философского факультета, старых подружек? Наладить, так сказать, контакт. Встретимся, потусуемся… Впрочем, он тут же понял, что устанавливать контакт и тусоваться с прежними приятелями ему не хочется – между ними пролегла слишком большая пропасть. Да и что он ответит на их расспросы о том, как жил эти годы? Что ловил кайф и волну в океане? А на их вопрос о своем нынешнем месте работы скажет, что гнет спину на одного чудака, который то ли конченый маньяк, то ли благодетель – пока не понятно. «Чем занимаюсь? Да, собственно, чудесами. Ага. С завтрашнего дня я работаю волшебником». Ладно, к черту старых друзей и прошлое.

Он заварил чай, с кружкой подошел к окну. Москва сияла огнями. Над городом висела огромная луна.

– Ну, здравствуй, Родина! – усмехнулся Данила.





* * *


Егор вернулся домой взбудораженным – нервы на пределе, в голове рой противоречивых мыслей, гипотезы, версии произошедших сегодня событий; в итоге так и не найдя рационального объяснения случившемуся, он совершенно вымотался. Ночью он долго не мог заснуть, потом все же провалился в сон, но вскоре проснулся в неприятной испарине. Открыв глаза, Егор увидел, что в лицо ему светит луна. Он встал, послонялся по квартире и, поняв, что уснуть сейчас все равно не сможет, пошел на улицу.

…В лицо ударила волна свежего, холодного воздуха. На пустынных улицах гулял ветер – завывал, поднимая вихри рыжих листьев. Егор прошелся по улице, потом вернулся во двор, сел на скамейку и долго смотрел на листопад. Замерзнув, он решил идти домой.

Когда Егор зазвенел ключами, дверь в соседнюю квартиру внезапно распахнулась.

– Тина?! – охнул Егор. – Как ты меня напугала! Ты почему не спишь?

– Не знаю. Бессонница. Наверное, луна влияет. А еще мысли всякие в голову лезут… – Большая, круглая Тина в плюшевой оранжевой пижаме выплыла на лестничную площадку. – Знаешь, я сегодня долго не могла уснуть, хотя вообще-то со мной такое редко бывает, обычно я только под одеяло заберусь – и сразу засыпаю, а тут хоть ты тресни – не спится! Я уже и чай пила с ватрушками и прочла главу новой книги об управлении вселенной (я тебе потом обязательно дам почитать!), а уснуть не получилось. Тогда я вышла на балкон – подышать воздухом, увидела тебя во дворе и просто стала ждать, когда ты вернешься домой.

– Под дверью? – уточнил Егор.

Вместо ответа Тина притворила свою дверь и бочком-бочком подкатилась к Егоровой.


– А можно я к тебе зайду?

– Я собирался спать.

– Я ненадолго, на пять минут, – взмолилась Тина, – понимаешь, на душе так тревожно…

Егор пожал плечами – удивительный дар приходить не вовремя и вообще уметь все делать не к месту. Ему нестерпимо хотелось захлопнуть дверь у нее перед носом, но, пока он колебался, Тина ловко просочилась внутрь его квартиры; и вот она уже влезла в его кресло и устроилась поудобнее, так, будто намеревалась провести в этой комнате всю жизнь. Егор вздохнул и мысленно застонал: как сложно быть добрым человеком или хотя бы просто вежливым.

Он пошел на кухню, налил себе чай, чтобы согреться, потом вернулся в комнату с кружкой.

– Давай поговорим? – раздался в темноте Тинин голос.

В полумраке комнаты Тина в своем оранжевом плюше, свернувшаяся в кресле, казалась большим животным наподобие панды.

– О чем, Тина? – спросил Егор с такой интонацией, словно у него болели все зубы.

– Как о чем? О том, что было сегодня, об этом чокнутом дядьке! Знаешь, у меня от всего просто крыша съехала! Я даже репетицию нового концерта сегодня пропустила и – нет, ну представляешь?! – не стала печь пироги. Короче, Егор, нам нужно немедленно сообщить обо всем в полицию.

Егор ухмыльнулся:

– Когда? Прямо сейчас пойдем и заявим?

– Можно и сейчас, – не поняла иронии Тина. – Чем быстрее – тем лучше.

– Какая полиция, что ты несешь?!

– Ну, сам подумай, – всплеснула руками Тина, – ведь нас могли завербовать для чего угодно. Эта странная контора может промышлять черт-те чем – вдруг там людей на органы разбирают или заставят нас заниматься шпионажем!

– На органы? Да ну, бред! – с досадой отмахнулся Егор.

– А ты веришь в то, что мы действительно будем заниматься чудесами? По-твоему, это не меньший бред?!

– Вот я и хочу узнать, что там за чудеса намечаются. И ни в какую полицию я не пойду, а пойду в это самое агентство и там, на месте, со всем разберусь.

Тина заерзала и, не выдержав, приподнялась из кресла:

– Его-о-ор! Ну как ты не понимаешь?! Тебе нельзя туда идти! Егорушка, я никогда не говорила тебе об этом, но теперь, ладно, скажу; понимаешь, у меня есть дар предвидения, я могу видеть некоторые вещи, предчувствовать их…

Егор сморщился – ну все, понеслось! Тебе бы чревовещателем в цирке выступать, дорогая.

– Ты только не смейся, – Тина почувствовала его иронию и заторопилась, – я ведь серьезно! Понимаешь, сейчас я чувствую опасность. Я знаю, что, если ты пойдешь туда, тебе будет плохо.

– Ну так я пойду туда! И пусть мне будет плохо! – усмехнулся Егор.

– Почему? – едва не застонала Тина.

– Потому что это интересно. Потому что мне как писателю нравится идея чокнутого миллионера, и я хочу участвовать в этом проекте.

– Ну, тогда и я пойду. Ты ведь знаешь, что я с тобой… – Тина вздохнула (лицо исключительно доброжелательное, а глаза такие преданные, что Егору тут же захотелось сбежать от нее на край света).

– Тина, пожалуйста, иди домой, – не выдержал Егор. – Я хочу спать.

– Ладно, пойду. А можно я зайду к тебе завтра… то есть уже сегодня? – Апельсиновая панда зашевелилась и нехотя вылезла из кресла.

Егор смутился и, проклиная себя за бесхарактерность, пожал плечами:

– Как хочешь.

Уходя, уже на пороге Тина обернулась:

– Я хотела сказать тебе… Та девушка, что была в странном доме…

– Какая из них? Там было две девушки?! – не скрыл иронии Егор.

– Красивая девушка, – с видимым усилием сказала Тина.

– Ну и?

– От нее исходит опасность. Держись от нее подальше.

Егор так удивился, что не стал ни о чем расспрашивать. Проводив Тину, он лег спать и проспал до обеда.

Как ни странно, проснулся он не разбитым, а удивительно бодрым. Егор чувствовал напряжение, подобное тому, какое охватывало его перед началом большой, серьезной работы, в дни, когда он вынашивал новую книгу. В такие дни он садился писать и мог работать на пределе, забыв о времени. Он не чувствовал желания писать, с тех самых пор как закончил роман «Час волка», но сейчас через него словно пропустили электрический разряд, и писатель Осипов загорелся: это будет его лучшая книга!