Пираньи Неаполя

– Его же здесь пристрелят, – недоумевал Бриато.

– Да, но это будет непросто. Его интерес – Санита, Форчелла, вокзал, Корсо-Умберто, Сан-Доменико. Он то здесь, то там, как только видит опасность, уходит.

– Ты думаешь, у него пушка есть? – поинтересовался Зубик.

– Я думаю, нет. А если и есть, то такая же, как у нас, – старое ржавое железо, ну, может, еще нож.



В последующие за этим событием дни Николас неоднократно прочесывал территорию взад и вперед. Просто помешался на этом. Даже Летиция заметила, что он чем-то озабочен, но сильно не беспокоилась, ведь у Николаса голова всегда была занята какими-то мыслями. В конце концов Пернатый появился. Он начал издалека, не сразу на территории Копакабаны. Теперь его клиентами были негры и подростки, и продавал он так дешево, что за это его могли бы прикончить и свои. Он промышлял у моста Магдалены и немного на вокзале. Там Николас и увидел его, как раз на площади Гарибальди, под таким проливным дождем, когда становится темно, как ночью. Но это был, без сомнения, он. В черной толстовке с Тупаком Шакуром[20], он никогда не снимал ее, даже в тридцатиградусную жару. Стоял, натянув на голову капюшон, и говорил с каким-то типом, которого Николас видел впервые. Мараджа заглушил мопед и, отталкиваясь ногами, подъехал к ним. У него не было четкого плана действий, он просто думал застать Пернатого врасплох, а там как пойдет. Оглушительный раскат грома: все, в том числе и Пернатый, невольно подняли головы. Николас стоял перед ними, промокший до нитки, в прилипших к ногам джинсах.

Пернатый схватил свою “Веспу”, прислоненную к ограде, и метнулся прочь. Он удирал, выделывая виражи так, что, казалось, ухом касался дороги. Просачивался между машинами, вставшими в пробке из-за чертова дождя. Вылетел на Корсо-Умберто – плотный поток, машины прижались друг к другу, клаксоны орут, дворники в бешеном ритме сбивают воду справа налево, слева направо. “Так льет в тропиках”, – подумал Николас. Так лило у Хельмовой Пади, и он ощущал себя непобедимым урук-хаем, куртка, застегнутая наглухо, как броня[21]. Люди на тротуарах вжимались в стены домов, пытаясь укрыться под балконами. Пернатый в каждой луже поднимал фонтан брызг и, если видел между машинами щель, просачивался туда. Оттирал рукой воду с лица, как полотенцем, и еще сильнее давил на газ. Николас с трудом поспевал за ним, кричал: “Я тебе ничего не сделаю, надо поговорить!” – но Пернатый продолжал давить на газ, выставив локти так, что задевал зеркала машин. В этом хаосе, как на передовой, он все равно ничего не услышал бы. Погоня продолжалась, Пернатый резко поворачивал, скрывался в узких переулках. Не притормаживая, идеально вписывался в поворот. Ехал, как по минному полю, только вместо того, чтобы избегать мин, нарочно попадал на них.

В одном из переулков (а Николас уже не понимал, где они находятся, главное – не упустить беглеца из виду) Пернатый влетел в глубокую лужу. Колеса мопеда почти полностью скрылись под водой, и Николас подумал, что вот сейчас все, конец, но тот прибавил газу, и “Веспа” повиновалась, подняв цунами грязной воды. Николас ехал рывками, тормозил, когда чувствовал, что заднее колесо теряет сцепление, несколько раз невольно натыкался на бамперы впереди стоящих машин. Огрызался на тех, кто хотел его остановить, и требовал предъявить документы. Старался не влететь в рытвины, которых было немало на дорогах и которые всякий раз во время ливня наполнялись водой. Он почти не чувствовал рук, слившихся с рулем скутера в одно целое. Выжать до максимума акселератор, не упустить из виду “Веспу”. Тропический ливень между тем перешел в град. Крупные градины падали на капюшон Пернатого, но разве это могло его остановить? Николас тоже не думал сдаваться и, чертыхаясь, продолжал преследование. Этой гонке должен настать конец?!

Град закончился мгновенно, будто там, наверху, закрыли крышку, но дорога была белой, как в снегу. “Веспа” оставляла колею, по которой след в след, чтобы не упасть, ехал Николас. Затем пейзаж снова изменился: дождь стих, и люди высыпали на улицу. Пернатый гнал прямо, при каждом удобном случае обдавая прохожих черной грязью из луж. Все негодование доставалась Николасу, ибо эти бедолаги не могли поймать того дьявола, что удирал, но пытались схватить того, кто за ним гнался.

Небо наконец-то посветлело, тучи расступились. Однако запах паленых тормозных колодок и раскаленный глушитель стали подавать сигналы, проигнорировать которые было невозможно. Мараджа почувствовал вонь не сразу, он решил, что пора прекращать эту гонку. Пернатый тоже устал, он даже не заметил, когда Николас исчез из зеркала заднего вида. Мчась мимо университета, он вдруг понял, что из переулка ему наперерез выезжает Николас, который объехал здание с другой стороны. На мгновение Пернатый пожалел, что не вооружен, но решил сдаться. Он видел руки Николаса, лежавшие на руле скутера, и втайне надеялся, что останется жив. Если бы Николас хотел, он уже давно выстрелил бы.

Мараджа не стал крутиться вокруг да около, а сказал прямо:

– Пернатый, мне нужно поговорить с доном Витторио, Архангелом.

Казалось, Пернатому неловко оттого, что он слышит это имя вот так, всуе. Он покраснел – от стыда, не от злости.

– Мне нужно поговорить с Архангелом, – повторил Николас. Мимо них проходили иностранные туристы, вооруженные зонтами и дождевиками. Направлялись в Археологический музей и не обращали внимания на двух подростков, остановившихся посреди дороги.

– Ты должен четко сказать ему следующее: первое, что ты жив только благодаря мне; второе, что вы там скоро все подохнете, Котяра вас съест живьем. Что ваши парни – пустое место, сидеть весь день за игровой приставкой – это все, что они могут. Вкалывать никто не хочет.

– Я не знаю, как к нему подобраться, к дону Витторио.

– Ты носишь цветы на могилу его сына, если он тебя выбрал, ты что-то для него значишь.

– Но я не знаю, как к нему подобраться, – повторил Пернатый, – нет у меня к нему хода.

– А ты узнай. Я мог бы прямо сейчас прострелить тебе башку. Достаточно одного моего слова, и сюда придут люди, они не будут с тобой церемониться. Ты жив только потому, что я так хочу.

– О чем ты с ним будешь говорить? – осмелел Пернатый. Краснота спала с его лица, он стоял, потупившись. Смиренно.

– Не твое дело. Передай, что человеку из Системы, из Форчеллы, надо с ним поговорить. Все, хватит.

– Хватит?!

– Твое дело передать. Слушай, Пернатый, не устроишь мне эту встречу, знай, я тебя из-под земли достану. А устроишь, я поговорю с Уйатом, чтоб ты остался здесь. Будешь остегивать нам. Половину от того, что выручишь. Мне лично от тебя ничего не надо. Выбирай! Или сделаешь, как я прошу, и будешь жить, к тому же кормиться. Или не сделаешь, тогда тебе сюда ходу нет, крышка тебе тогда. Решишь – сообщи мне.

Пернатый развернулся на своей “Веспе” и, не говоря ни слова, умчался прочь. Ни спасибо, ни до свидания, ни номера телефона. Вернулся в Понтичелли, на клочок асфальта и бетона, к которому был приговорен. Тюрьма под открытым небом, зона, Гуантанамо – так говорили об этом месте. А заключенный номер один чувствовал себя в своей камере прекрасно, потому что любому незваному гостю путь преграждал Журавль – повар, личный помощник и компаньон дона Витторио, Архангела.





Все в порядке




Все знали, где скрывается Архангел, но никто не знал, как к нему подобраться. Все запросы сортировал Журавль, он же готовил любимое блюдо дона Витторио – макароны с томатным соусом, приправленные перцем и базиликом, – и сообщал ему свежие новости и сплетни. Свое прозвище Журавль получил с легкой руки дона Витторио лет двадцать назад, в то время он был подростком и плохо владел своим телом, растущим слишком быстро и исключительно вверх. Вечно задевал люстры и навесные шкафы. Как птица, подумал дон Витторио, журавль в клетке. Угловатый, нескладный.

Журавль снимал с огня макароны, когда пришло сообщение от Пернатого. “Жура, надо встретиться, это срочно!!!!!!!” Уже пятое за утро, и каждый раз этот мерзавец Пернатый добавлял восклицательные знаки. Журавль старался сохранять спокойствие. Положил макароны, сверху – томатный соус, не перемешивая. Дон Витторио взял дымящуюся тарелку и пошевелил губами – сигнал, что Журавль может идти. Лишь после этого Журавль написал ответ Пернатому: “Встречаемся внизу, так и быть, только оставь меня в покое”.

Пернатый приехал вовремя, но, проявив предусмотрительность, не стал останавливаться прямо под окнами дона Витторио. Если заметят, пиши пропало.

– Жура, ты в курсе, что случилось на площади Календы? – начал Пернатый, не слезая со своей “Веспы”. Он старался не смотреть на Журавля, этот высокий худой человек всегда вызывал в нем трепет. Ему казалось, он похож на могильщика из фильмов: сколачивает тебе гроб, хоть ты еще не умер.

– Эти Капеллони чуть не пристрелили тебя, – ответил Журавль. Ему-то было все известно в первую очередь.

– Ну, чтоб мне сдохнуть, меня спас Николас, парень из Форчеллы.

– Знаю, но если он хочет денег, нужно поискать, мы по нулям.

– Нет, нет, не деньги, другое.

– Другое – что?


– Он хочет поговорить с доном Витторио.

– Поговорить с доном Витторио? – Журавль даже присвистнул. – К дону Витторио не могут попасть те, кому действительно надо. Думаешь, он будет говорить с каким-то сопляком? Пернатый, ты в своем уме? Какого черта ты меня с самого утра дергаешь? – Еще немного, и он плюнул бы Пернатому в лицо, семь раз, за все семь восклицательных знаков, которыми тот снабдил свое сообщение, но сдержался. Развернулся на каблуках, как настоящий могильщик, и, пригнув голову, вошел в подъезд.

Пернатому необходимо было что-то придумать. Он был человеком действия, как Росомаха, когти которого он татуировал на своих запястьях, – с помощью острых лезвий на костяшках пальцев обеих рук, а вовсе не благодаря своим умственным способностям Росомаха защищался от пуль. Так вот, Пернатый кружил на “Веспе” по улицам Понтичелли, и ничего путного не приходило ему в голову, одна ерунда какая-то. Вспомнился Николас, вернее, то, что он сделал: встрял между ним и стрелявшим, спутал все карты, в общем, устроил бардак, чтобы воспользоваться реакцией окружающих. Пернатый решил последовать этому примеру.

Сначала – в цветочный магазин. По совету продавца взял белую и красную орхидеи, не удержался и попросил еще подвесить на них ангелочка. Затем – молнией на кладбище Поджореале (“…в Поджореале[22] или умрешь сам, или тебе помогут”, – любил повторять Архангел): цветы зажаты меж колен, но не сильно, чтоб не помять. Вот и могила Габриэле Гримальди. Пернатый вытащил недавно принесенные кем-то хризантемы и воткнул свои орхидеи. Сделал на смартфон несколько фотографий под разным углом, сел на “Веспу” и помчался домой. Выложил фото с могилы Габриэле на одном из форумов фанатов “Наполи”. И стал ждать.

Комментарии сыпались, он отвечал: “Слава великому тифозо!” И снова ждал. Пока не пришло именно то, на что он рассчитывал: “Слава кому? Ушлепку, не сделавшему ничего хорошего для своего района! За то, что связался с цыганами и грел жопу в Черногории? За это слава? Слава тому, кто его пришил! Так-то. Швейцарчик85”.

Швейцарчик85 – понятно, кто это. Тифозо из Сан-Джованни, родился в Швейцарии, потом его семья вернулась в Неаполь. Швейцарчик был небольшого роста, мелкий какой-то, это становилось особенно заметно, когда он, хоть и болел за “Наполи”, надевал футболку с Кубилаем Тюркильмазом[23], которую, как утверждал, нападающий сборной Швейцарии подарил ему лично. Над ним все смеялись, но он гордо носил ее, хоть футболка и доходила ему до колен. Пернатый сделал скриншот страницы и отправил Журавлю, снабдив комментарием: “Видишь, какое говно летит в Габриэле? Я этим займусь”. Журавль раздумывал, показать ли дону Витторио, но в итоге решил подождать: посмотрим, на что способен этот засранец.

В воскресенье Пернатый пошел на стадион. Там будут все, как обычно, он уверен, для этого не нужно даже подниматься на трибуны. Он не просчитывал ходы, полностью полагаясь на силу хаоса, – так, возможно, сказал бы один из его любимых супергероев. На стадион взял с собой двоих – Мануэля по прозвищу Молочник и Альфредо Квартира 40, быстро и кратко дал им указания. Нужно поквитаться со Швейцарчиком, не на трибунах – слишком рискованно, может нагрянуть полиция. Лучшее место – сортир, там они дождутся окончания первого тайма, когда все захотят по-быстрому отлить. В этот момент Молочник и Квартира 40 должны заблокировать вход в туалет, поставив у дверей пару перекрещенных швабр. Неисправен. Закрыт. Поссать нельзя. Все, естественно, будут возмущаться, начнется бунт, и в этом бардаке Пернатый надеялся найти веснушчатое лицо Швейцарчика. Идеальная работенка для Молочника и Квартиры 40. Первый – известный головорез, что ему разъяренная толпа желающих опорожнить мочевой пузырь! И второй – тюремный авторитет, двадцать три года провел за решеткой, осужденный за одно убийство, хотя всем было известно, что на его счету не менее десятка смертей. История обрастала слухами, и цифры выпадали, как в лото: тридцать убийств, пятьдесят убийств… По закону – только одно. Причастность к другим убийствам, в которых его обвиняли сотрудничавшие со следствием члены каморры и их адвокаты, доказана не была. Эти легенды создавали вокруг Квартиры 40 некую ауру, пусть даже деньги у него не водились и вообще положение его было отчаянным.

Пернатый сидел на ободке унитазе и укладывал монеты в два евро на костяшки пальцев, затем туго бинтовал руку повязкой, какую используют боксеры. Поверх три оборота скотча. Был слышен грохот – это Молочник и Квартира 40 перекрывали вход в туалет, а в отдалении приглушенные, но все же различимые футбольные кричалки. Пернатый знал их наизусть, сам любил поорать во всю глотку. “О-ле, о-ле, о-ле, “Наполи” лучше всех”, и еще “Ты – наша звезда, мы с тобою всегда”. Чуть слышно напевая, Пернатый прижимал к рукам скотч. Так он пел все сорок пять минут плюс дополнительное время, пока двойной свисток арбитра не объявил о конце тайма. Он отчетливо слышал эти два свистка. Или ему показалось? Пернатый поднял голову – впервые за все время, что был там, – и услышал топот. Идут. Сейчас начнется бардак. Настоящий бардак. Ругань, толкотня, потасовки мгновенно улеглись. Пернатый смотрел на толпу, которая текла, как лава, и вдруг запеклась гудящим комком. Пригнув голову, он стал пробираться к центру людской массы. Шел вслепую, получал тычки и затрещины, но не остановился, пока не увидел перед собой красно-синюю футболку Швейцарчика. Разъяренный, как бык, Пернатый изрыгал проклятия и орал: “Ублюдок! Да как ты посмел, как ты посмел обливать дерьмом Габриэле!” Первые два удара Швейцарчик принял не моргнув глазом – несмотря на маленький рост, он был крепыш. Только получив третью порцию, он понял, что всему виной его пост на форуме, и ответил, ударив головой Пернатого так, что рассек тому бровь.

Пернатый продолжал работать кулаками, ожесточенно, но беспорядочно, и, если бы не дружки, ему пришлось бы худо. Ситуацию спасло вмешательство Квартиры 40. Ударом наотмашь он вырубил троих, когда же добрался до Швейцарчика, чей нос был полностью свернут к левой скуле, заорал на него с такой яростью, что тот оцепенел. Как обычно бывает в затяжных потасовках, в драку ввязываются и те, кто не имеет к ней никакого отношения, и уже ничего не разобрать, потому что все против всех, а это значит, что скоро конец. Где-то в чреве трибун раздался свисток арбитра, призывающий к продолжению матча, и людской ком, превратившись в реку, снова потек, но в обратном направлении. В опустевшем коридоре перед туалетом остались Пернатый с дружками, да какой-то зазевавшийся разносчик чипсов и напитков, сложенных в висевший на шее короб. “Пятнадцать минут уже прошли?!” – единственное, что смог сказать Пернатый.

Квартира 40 вытащил на улицу Пернатого и Молочника, доставил их на машине в Конокал, после чего исчез. Они напоминали двух детей, которые подрались в школе и ждут, что их за ухо поведут к директору. Молочнику достался удар в лицо, у него была разбита губа. Пернатый чувстовал, как пульсирует щека, а правый глаз вообще не открывался. Только последний идиот мог наломать таких дров, теперь ему точно не поздоровится. Его поступок не был санкционирован, он не останется безнаказанным. План сработал. Пернатый попадет туда, куда так стремился, и теперь нужно лишь хорошо разыграть последнюю карту.

Журавль благодаря Квартире 40 был уже в курсе и ждал их на том самом месте, где разговаривал с Пернатым. Он не злился, не помахивал ремнем, как отец или старший брат, узнавший о драке. Он просто достал пистолет и ударил им Пернатого по лицу: “Какого черта? Куда ты лезешь?! Кто тебя просил?!” Перед лицом Пернатого покачивалось дуло револьвера. Самая деликатная его часть. “Куда? Куда ты лезешь?!” – повторял Журавль, повышая тон. Этот Пернатый действительно его достал! Журавль все твердил свой вопрос, крутил пистолетом то перед Пернатым, то перед Молочником и не слышал металлического звука, идущего откуда-то сверху. Дон Витторио стоял на балконе и стучал кольцом о перила. “Куда ты лезешь?!” – не унимался Журавль. Но провинившиеся не смотрели ни на него, ни на пистолет; их взоры были прикованы к балкону. Дону Витторио пришлось крикнуть: “Эй! Эй!”, чтобы Журавль наконец понял. Узнав голос Архангела, Журавль спрятал оружие и вернулся в дом, на ходу бросив подросткам: “Ни с места!” Но те и не думали убегать, стояли, задрав головы, покорно, как овечки.

Вскоре дон Витторио сам лично спустился вниз. Это было небезопасно: если узнают, что он нарушил правила домашнего ареста, он мигом окажется за решеткой. Особенно если учесть, с каким трудом этот домашний арест ему достался. Однако он хотел спуститься и спустился, выждав немного, чтобы Журавль предупредил секьюрити и те бдили в оба.

– Журавль и Пернатый, – начал Архангел, – да у нас больше крыльев, чем в аэропорту Каподикино[24].

У Пернатого не было никакого желания шутить, и все же он улыбнулся.

– Знаю, что ты защищал Габриэле, что его и мертового травили в интернете. – Он взял Пернатого за плечо и повел к подвалу. Там была низкая железная дверь, Архангел достал из кармана ключ и открыл ее. Прикрепил шланг к крану, взял руку Пернатого и поднес к воде. Аккуратно и бережно отмыл от крови сначала правую, затем левую руку – костяшки на левой опухли больше, но были разбиты не так сильно. – У тебя был гребень? – Пернатый не понимал, о чем речь, однако не мог ответить “нет”, а переспросить стеснялся. В присутствии Архангела его охватила робость. Он и дон Вито в темном и тесном подвале, так близко, что Пернатый чувствовал запах его одеколона. Архангел повторил: – У тебя был гребень? Гребень, или как вы его называете? Кастет.

Пернатый покачал головой и ответил:

– Нет, я сделал перстни из монет.

– А, ну да, холодное оружие под запретом. Я в твои годы немало рож гребнем разбил. – Помолчал и закрыл кран. Вытер руки тыльной стороной о брюки и продолжил: – Спасибо, что защитил Габриэле. Эти мерзавцы, они и мертвому ему не дают покоя. Но почему ты сначала не спросил меня? Я бы тебе объяснил, как с ним расправиться. Не добив его, ты даешь ему возможность и дальше вредить тебе. Но, может, он тебе дорог?

– Нет, как раз наоборот.

– Тогда почему ты его не убил? Почему не пришел ко мне?

– Потому что Журавль никого к вам не подпускает.

– Здесь вы все мне как дети.

Вот он, нужный момент. Весь это бардак был устроен для того, чтобы оказаться здесь, рядом с доном Витторио. Сейчас или никогда.

– Дон Вито, я хочу кое о чем вас попросить.

Босс молчал, словно приглашая Пернатого высказаться.

– Можно вас кое о чем попросить?

– Я жду.

– Николас, парень Системы из Форчеллы, тот самый, который меня реально спас, когда эти, из банды Капеллони, в меня стреляли, хочет поговорить с вами. Он сказал, что это срочно, но не сказал о чем.

– Пусть приходит, – ответил Архангел. – Передай ему, я пришлю человека, он объяснит, что надо делать. Через пару дней на площади Беллини пусть ждет вестей.

– Спасибо, дон Витторио! – Пернатый, не веря в реальность происходящего, согнулся в поклоне до самой земли. Дон Витторио потрепал его по щеке, как дед родного внука, и они вышли на свет. Журавль ждал их, заложив руки за спину, не скрывая злости. Молочник удивленно смотрел по сторонам. “Как я сюда попал?” – будто спрашивал он себя.

– Будьте здоровы, парни, – сказал Архангел и направился к подъезду. Сделав несколько шагов, обернулся: – Слышь, Пернатый, пятьдесят процентов.

– То есть? Дон Вито, не понимаю… – Пернатый был уже на парковке и мечтал, чтобы эта история поскорее закончилась, тогда он засядет на неделю дома и будет смотреть все сезоны “Людей Икс”.

– Пятьдесят процентов.

– Дон Вито, простите, но я вас не понимаю…

– А что я тебе говорил? Вы здесь все мне как дети, и один из моих сыновей так рискует своей жизнью. Не потому ли один придурок спасает его от пули и не хочет ничего взамен?

Пернатый прищурил здоровый глаз, силясь понять, куда клонит Архангел.

– Естественно, он разрешил тебе работать в своем районе. Естественно, ты можешь сбывать там наш товар. Пятьдесят процентов от выручки положишь сюда. – И он похлопал себя по карману брюк. – Еще тридцать отдашь перекупщику. Остальное можешь оставить себе. Он предложил тебе серьезную сделку, настолько серьезную, что ты подстроил всю эту историю с Габриэле. Отомстить, вернуть мне доброе имя – вот что я жду, Пернатый.

Что же получается? Что Пернатый остается ни с чем? Раньше все, что он получал на чужой территории, он оставлял себе, достаточно было отдать тридцать процентов перекупщику, в чьих руках сосредоточен сбыт в Конокале. Теперь же придется отстегивать и дону Витторио. Пернатый понуро опустил голову, но тут же встрепенулся, заметив перед собой длинную тень Журавля.