Поцелуй, Карло!
Часть 71 из 107 Информация о книге
– Ты должен был жениться на хорошей американской девушке. Милой девушке из Филли. Ты заслуживал любви счастливой девушки, а встретил безнадежную. – Мне не нужны были местные девчонки. Мне нужна была только ты. Ничего бы не изменилось, если бы мы встретились на набережной в Атлантик-Сити или если бы я нашел тебя с блокнотом для танцев в руках и цветком в волосах на балу «Рыцарей Колумба». – Маловероятно. Еврейские девушки не ходят к ним на балы, – заметил дядя Дом. – Ладно. Где бы это ни случилось, при каких бы обстоятельствах я тебя ни встретил, я все равно влюбился бы в тебя. Ты моя жена. Ты мать моего сына. – Я хочу ходить в синагогу, – тихо попросила Эльза. Все примолкли. И все внезапно почувствовали, что в комнате очень жарко. Нино дотянулся до окна и распахнул его. – Хорошо. И я пойду с тобой. И малыша возьмем, – пообещал Доминик. В комнате стояла тишина, слышно было только, как поскрипывает кресло-качалка под дядей Домом. Наконец тетя Джо сказала: – А как же Рождество? – А что Рождество, Ма? – Это семейный праздник. – Так давайте праздновать с Эльзой и ее праздники тоже, тетя Джо. – Нельзя быть и тем и этим – католичкой и еврейкой одновременно. Тебе надо выбрать. И мальчишку с толку нельзя сбивать. – Дядя Дом стукнул кулаком по подлокотнику для пущей убедительности. – Тетя Джо истинно верующая. А вы, дядя Дом, ни разу не были в церкви. Вашим мальчишкам не пришлось выбирать, быть им католиками или последовать вашему примеру. Почему же ваш внук должен делать выбор? – спросил Ники. – А почему нельзя быть и тем и другим? – спросила Лина. – Когда католики женятся на ком-то из другой конфессии, их отлучают от церкви. Моя кузина вышла замуж за разведенного пресвитерианина, так это было похлеще, чем связаться с бандитом, – сказала Мэйбл встревоженно. – Я полагаю, после того, что Эльза вынесла, она имеет право выбора, – сказал Ники. – Будем праздновать весь год без остановки, – нахохлился дядя Дом. – Так и что? У вас теперь есть лишняя комната, чтобы готовить креплах, – улыбнулся Ники. – Вот эта. – А что скажет отец Мариани? – поинтересовалась Мэйбл. – Он может быть таким занудой и педантом. Не позволил моей кузине Нудди Финелли венчаться в платье с прозрачными рукавами, заявил, что оно слишком откровенное. Сказал, что это оскорбит Иисуса. А что он скажет о двух религиях в одной семье? – Мы с Домом навестим его с бутылочкой граппы и все объясним. Он согласится с нашей… ситуацией… – Новой традицией, – подсказал Ники. – А если не согласится, папочка построит ему новый приходской флигель. Правда, Дом? – Все в итоге сводится к пожертвованиям. Никогда не забывайте об этом. Все сводится к этой тарелке. Дашь матери-церкви палец – она всю руку отхватит, – подтвердил дядя Дом. – Ну, теперь, когда вы нам разъяснили, как мы зарабатываем вечное спасение, запишусь-ка я на новенну, – сказала Мэйбл. – Запишись. И помолись за меня там. Потому что я за тебя молюсь. Может, я и не хожу в церковь, но она у меня вот здесь. – Дом стукнул себя кулаком в грудь. – Ну, мне пора двигаться, так что вы можете тут поспорить, кому достанется моя комната. И кроме того, если я сейчас же не уберусь отсюда, кое-кто родит еще одного ребенка, и тогда прощание затянется до бесконечности. Ники обнял всех кузенов по очереди. Мэйбл, которая, как все полагали, была сделана из чего-то покрепче стали корпорации «Бетлехейм-стил», вдруг ударилась в слезы и не могла успокоиться. Джио крепко прижал к себе жену. – Спасибо, – прошептала Эльза Ники на ухо. – Они хорошо это приняли. – Как ты подгадал время? – Волшебное средство было у тебя уже давно. – Правда? – Глаза Эльзы расширились от удивления. Ники посмотрел на дядю Дома, державшего на руках своего первого внука, крошку Дома, пока Доминик-младший пестовал малыша. – Маленький урок итальянского для польской девушки: мать принца – навсегда королева. Ники обнял Эльзу и подхватил свой чемодан. Тетя Джо окликнула его: – Погоди! У нас есть для тебя подарок. Джио появился в дверях, неся в руках большую коробку, перевязанную бантом. Кузены и их жены захлопали в ладоши, пока Ники развязывал бант. Он поднял крышку – в коробке оказался полный обеденный сервиз на двенадцать персон. Белый фаянс, окантованный венчиками из маргариток. – Хотели подарить тебе его на свадьбу, да свадьба – тю-тю! – брякнула Мэйбл. – Спасибо, тетя Джо! – Ты не ее благодари. Скажи спасибо Первому национальному банку Филадельфии. Ники медленно взбирался по лестнице с коробкой в одной руке и чемоданом в другой. Родня гуськом шла за ним следом, пока они не выбрались все вместе на верхнюю кухню – на белый свет. – А знаешь, у него не такая уж плохая комната, – сказал дядя Дом тете Джо, карабкаясь следом за ней по лестнице. – Мы могли бы ее сдавать. – Даже не мечтай! – Может, устроим там любовное гнездышко? – Дом ущипнул жену за попку. – Тогда уж лучше давай ее сдадим. Семейство проводило Ники до самой двери. Проходя через столовую, Ники опустился на колено перед креслом бабушки, дремавшей под пледом. – Бабушка, это я, Ники! Бабушка открыла глаза. – Я уезжаю. Собираюсь начать новую жизнь. Я еду в Нью-Йорк, чтобы стать актером. – Будь хорошим, но никому не лижи задницу, – промолвила бабушка и снова провалилась в сон. – Вот она, вековая мудрость, – сказал дядя Дом. – Всех вас касается. Ники нес коробку с посудой на правом плече, а чемодан – на левом, стараясь сохранить равновесие. Спускаясь с крыльца на Монтроуз-стрит, он увидел, что на тротуаре его поджидает Гортензия. – Ясненько! Улизнуть собрался? – Нет. Я хотел заскочить. – Не ври. Ты оставил ключи на крючке в конторе. – Да, я собирался улизнуть, – признался Ники с глуповатым видом. – Не хотел меня расстраивать, да? Представляешь, я и сама этого не люблю. – Я не знаю, куда еду, и не вынесу всех этих расспросов еще раз. – Ты едешь в Нью-Йорк, где найдешь друзей и занятие, которое сделает тебя счастливым. – Хорошо бы. – Ты обязан это сделать. – Неужто обязан? – Потому что ты все порушил в Филли, потому что нас выпустили на поруки из Розето, и другого выбора у тебя нет. Тебе больше нечего сжечь на Восточном побережье, так что остается сделаться человеком в Нью-Йорке. – Теперь я чувствую себя еще ужаснее. – Прекрати. Я верю в тебя, мистер Кастоне. И ты способен на великие дела. – Уверен, что вы это говорите всем рабочим лошадкам, выходящим из нашего стойла. – До сих пор никто его не покидал. – Наверное, хорошая компания. – Была. В иные времена лучше ее не было. Но теперь, как всегда, все когда-то новое уже поизносилось. Это жизнь. Таков белый свет. Так уж он устроен. – Навестите меня на Манхэттене? – А как же. – Я серьезно.