Почти нормальная семья

Не могло быть никаких сомнений, что Линда Лукинд представала человеком, оторванным от реальности, постоянно путающимся в показаниях. На основании того, что можно было прочесть в протоколах следствия, трудно было бы упрекнуть прокурора в том, что он снял с Кристофера Ольсена все подозрения. Обвинения Линды Лукинд казались сфабрикованными психически нестабильной партнершей, одержимой жаждой мести за то, что ее бросили. Но действительно ли все так просто?



Когда мы снова вышли на тротуар, Ульрика предложила пробежаться по магазинам:

– Мне нужен новый шарф. Это займет не более получаса.

– Мне эта идея не нравится, – ответил я.

– А что такое?

– Мне не нравится, как на нас смотрят.

– Я быстро, – пообещала она.

Ворча себе под нос, я последовал за ней в «Оленс», протискиваясь вперед с опущенной головой и кругами пота под мышками. Я все время старался держаться поближе к Ульрике. Когда мы наконец вышли наружу, я положил двадцатку в кружку женщине, мерзнущей у входа. Она стала молить Бога, чтобы он благословил меня.

– Давай быстренько заглянем в «H & M»? – предложила Ульрика.

– Только не туда! Это немыслимо.

– Ну и пусть смотрят.

– Но они могут начать спрашивать. Сотрудники.

Она взглянула на меня и провела рукой по моему локтю:

– Скоро все это закончится. Мы уедем отсюда…

Собрав волю в кулак, я вошел следом за женой в душное помещение «H & M» и поднялся по лестнице. Увидев девушку-сотрудницу, я тут же свернул в отдел мужской одежды и ушел в самый дальний конец магазина. Повернувшись спиной ко всему миру, я подергал несколько рубашек и встал так близко к вращающейся вешалке, что в носу защекотало от запаха новой одежды.

Прошло несколько минут, а я все стоял, прижатый к полосатым футболкам. Когда же Ульрика закончит? Я сделал шаг в сторону, ища ее глазами.

– Адам?

Крошечная оплошность – и она тут же налетела на меня. Я узнал звонкий голос, характерную интонацию в духе Бетти Буп. Хотя, конечно же, если мне неизбежно придется поговорить с кем-то из сотрудников «H & M», то я выбрал бы Бениту.

– Привет! – сказала она, глядя на меня одновременно с участием и восторгом.

– Здравствуй, – со сдержанным вздохом ответил я.

Бенита была ровесница Стеллы и начала работать в магазине примерно в то же время. Пару раз она приходила к нам домой, и мне она понравилась. Умная и веселая девушка, мечтавшая стать певицей. Полушутя-полусерьезно мы говорили о том, что ей надо написать в телепрограмму «Кумир».

Бенита раскинула руки в тот момент, когда я отступил назад, так что получились какие-то странные полуобъятия.

– Я все время думаю о вас, – сказала она. – Как она там?

Я огляделся. Вокруг все было спокойно, никто не подслушивал наш разговор.

– Это полное безумие, – проговорил я. – Все указывает на то, что она невиновна, однако прокурор отказывается ее отпускать. Все это почти заставило меня потерять доверие к нашей правоохранительной системе.

– Прекрасно понимаю, – кивнула Бенита. – Прошлым летом моего кузена посадили в изолятор только за то, что он был знаком с парнем, который кого-то застрелил.

Я кивнул, но ничего не сказал. Я не понимал, какое все это имеет отношение к Стелле.

– Ужасно жаль, что она не может больше у нас работать. Но ясное дело, начальство тоже можно понять. Многих покупателей это могло бы отпугнуть, если бы они узнали Стеллу, – это стало бы антирекламой.

– Подожди. Что ты имеешь в виду? Так ее выгнали с работы?

Бенита прижала ладонь ко рту:

– Я думала, она рассказала. Малин написала ей несколько дней назад.

– Стелла сидит в изоляторе с запретом контактов. Ей разрешено общаться только со своим адвокатом.

Бенита оглянулась через плечо.

– Я… – пробормотала она и указала на кассы. – В любом случае передавайте привет Стелле. То есть я хотела сказать… Надеюсь, что все образуется.

– Все в порядке, – проговорил я, желая пощадить ее чувства.

По пути к лестнице я ни разу не поднял глаз. Ульрику я не увидел. На полпути вниз мне пришлось схватиться за перила. Воздух стал невыносимо удушлив, в глазах у меня двоилось. Пошатываясь, я преодолел последние ступеньки. Вокруг меня звучали голоса, однако все смешивалось в единый гул. Чья-то рука коснулась моего локтя, но я стряхнул ее, протиснулся между вешалок к выходу и пересек улицу под гудение машин. Перед витриной туристического бюро я наклонился вперед и стал глубоко дышать, уверенный, что меня вот-вот вырвет.






42




Почти бегом я спускался по улице Стура-Сёдергатан. У меня было срочное дело, не терпящее отлагательств.

Мне необходимо было внести ясность в случившееся. Неужели Линда Лукинд солгала по поводу избиений и тирании Кристофера Ольсена? Тогда почему она по-прежнему придерживается этой лжи и теперь, когда Ольсен мертв? И зачем на полицейском допросе она утверждала, что смешивает реальность с видениями и фантазиями? Что-то тут не сходилось.

После моего прошлого визита я пребывал в убеждении, что Линда что-то скрывает, однако многое в ее словах было мне хорошо знакомо из опыта других женщин, подвергшихся домашнему насилию.

Я не верил в то, что Линда Лукинд не в состоянии отличить сны от реальности. Может быть, она все это выдумала, заметив, что полиция не принимает ее обвинения всерьез? И вместо этого решила сама разобраться с Крисом Ольсеном? Маловероятно, чтобы она отпустила его просто так после всего, что он с ней сделал.

Но почему она назвала имя Стеллы? Знает ли она что-нибудь о Стелле или просто прочла кучу домыслов в Сети?

Вопросы роились в голове. Мною владела острая потребность разобраться. Ждать я не мог.

Я делал только то, что мне полагалось, – так поступил бы в моей ситуации любой отец семейства.

У подъезда на Тульгатан я остановился, чтобы перевести дух. Не помню точно, как я проник в подъезд, но, тяжело поднимаясь по лестнице, я мысленно молился.

Мой Бог справедлив и милосерден.

Я знал, что поступаю правильно. Распавшаяся семья не может устоять. Тот, кто не заботится о своей семье, забыл свою веру.

Линда Лукинд отперла дверь, оставив ее на цепочке, и просунула нос в образовавшуюся щелочку:

– Опять вы?

Взгляд затрепетал в полумраке лестницы.

– Можно мне войти? У меня всего несколько вопросов, на которые мне очень важно получить ответ.

Она оглядела меня, нахмурив брови.

– Подождите, – сказала она и закрыла дверь.

Я ожидал, что она сейчас снимет цепочку, но секунда проходила за секундой, и ничего не происходило. Я стоял, уставившись в безмолвную закрытую дверь. Она вообще не собирается меня пускать? Терпеливо подождав пару минут, я снова нажал на звонок.

Вскоре я услышал за дверью ее шаги. Снова стало тихо. Я окликнул ее по имени, и наконец она отперла дверь:

– Простите, что так долго. Просто мне пришлось… Проходите.

Я повесил пальто и наклонился, чтобы развязать ботинки. Уголком глаза я посмотрел на полку для обуви.

Они исчезли. Вся остальная обувь стояла на полке, но именно та пара – туфли, в точности такие же, как у Стеллы, – исчезла.

– Это не займет много времени, – сказал я, когда Линда предложила мне сесть.

Она удивленно посмотрела на меня и указала на свое горло:

– На вас нет…

– Пасторского воротничка, – сказал я и пощупал рукой. – Невозможно всегда быть на службе. Даже пастор иногда выступает как частное лицо.

Она улыбнулась с сомнением на лице и села.

– В общем, дело в следующем, – начал я, обдумывая, как лучше сформулировать вопрос. – Все то, что вы мне рассказали в прошлый раз, когда я приходил сюда, – о том, как Кристофер избивал вас, – я во все это верю. Уверен – то, что вы мне рассказали, правда.

– Ну и отлично, – проговорила она все с тем же выражением сомнения.

– Но почему вы взяли свои слова обратно на допросе в полиции? Вы сказали, что не знаете, где правда, а где фантазии. Но на самом деле вы это знали, не так ли?

– Мне все равно никто не поверил.

– Стало быть, вы отказались от своих обвинений, потому что никто не верил вашим словам?

– Угу.

– Вам действительно трудно отличать фантазии от реальности?