Почти нормальная семья

Перед глазами у меня встала Стелла, сидящая в крошечной обшарпанной камере в изоляторе. Какой матери пришла бы в голову такая мысль: оставить своего ребенка сидеть там? Может пройти несколько недель, а то и пара месяцев, прежде чем дело будет рассматриваться в суде.

– Мы должны сделать так, чтобы Стелла молчала, – сказала я.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы не можем ей всего рассказать. Сама знаешь, какая Стелла несдержанная. Мы должны убедить ее молчать, не посвящая в подробности.

– Ты с ума сошла? Так мы оставим Стеллу сидеть в изоляторе, ничего ей не рассказывая?

– Нет иного способа сделать так, чтобы ни одну из вас не осудили. Я знаю адвоката Стеллы. Он нам поможет.

– Нет, это невозможно, – пробормотала Амина.

Я взяла ее за руку:

– Мы любим Стеллу – она это знает. И когда все останется позади, она поймет, что это было необходимо.

Амина всхлипнула:

– Это я во всем виновата.

Я подумала: правда ли это? Существуют ли ситуации, когда во всем происходящем виновен один-единственный человек? Все, что случается в жизни, зависит от множества разнообразных факторов, которые взаимодействуют самыми разными способами.

Кто виноват в том, что с нашей семьей все получилось так, как получилось?

Порой мне хотелось бы уверовать в какого-нибудь бога, в какую-то высшую силу. Может быть, тогда было бы легче – есть на кого свалить. С другой стороны, даже самые отчаянные фундаменталисты не склонны обвинять своего всевышнего в тех несчастьях, которые рано или поздно на нас обрушиваются. Родиться человеком – значит познать вину.

– Как ты думаешь… Стелла, как бы она хотела, чтобы мы поступили? – спросила я.

Амина посмотрела на меня с отчаянием в глазах. Теперь я держала ее за обе руки, мы словно скрепляли договором наш тайный союз.

Справедливости не существует. Есть только то, что сообща создаем мы сами.

– Стелла уговорила бы нас поступить именно так, – сказала Амина.

Она вышла в прихожую и принесла оттуда полиэтиленовый пакет. Я уже догадалась, что в нем.





109




Амина зарывается лицом в ладони, и видны лишь вздрагивающие плечи маленькой девочки.

– Вы хотите, чтобы мы сделали перерыв? – спрашивает Йоран Лейон.

Микаэль кивает. Похоже, что и он, и Лейон потрясены услышанным рассказом.

После того как Стелла подверглась изнасилованию, между нами впервые возникли близкие отношения, ранее невозможные. Именно меня она будила среди ночи, когда ей казалось, что она больше не проснется, если заснет. Именно я сидела на краю ее постели и гладила по щеке, когда она плакала. И по мере того как она открывала мне свою душу, я все больше осознавала, как много у нас общего. Тот же страх проявить слабость. Постоянная тревога из-за своего несовершенства. Парализующее отсутствие настоящих чувств и привязанности к другим людям.

– Иногда мне хочется быть похожей на Амину, – как-то сказала Стелла. – Точно знать, кто я и чего хочу в жизни. Меня бесит, что мой мозг как гребаный игровой автомат.

– А я не хочу, чтобы ты была похожа на кого-то другого, – ответила я, проглотив комок в горле. – Ты прекрасна такая, какая ты есть. – И потрепала ее по щеке, однако не решилась взглянуть в глаза. Меня давил стыд – в глубине души мне тоже хотелось, чтобы Стелла была похожей на Амину.

Стелла что-то шепчет Микаэлю, выразительно жестикулируя. Кажется, она раздражена, сбита с толку. Интересно, как она оценивает происходящее?

– Не надо никакого перерыва, – говорит Амина, скомкав очередной платок.

Адам хватает меня за руку:

– Что происходит?

Не оборачиваясь, я говорю ему:

– Тсс!

– Тогда прокурор может продолжать.

Янсдоттер сосредоточенно листает свои бумаги. Помощник указывает ей на что-то в них, делает жесты руками.


– Не понимаю, Амина, – говорит прокурор. – Почему вы не рассказали все это полиции?

– Я не могла.

– А теперь вы можете?

– Я должна, – отвечает Амина. – Ради Стеллы.

Прокурор снова поднимает ручку и подносит ее к подбородку.

– Что произошло после… – Она проглатывает последнее слово. – Что произошло потом, Амина? Вы поехали с Кристофером Ольсеном обратно в Лунд?

– Всю дорогу в машине я ревела. Но у меня не было выбора.

– Почему? Вы могли бы…

– Я так перепугалась! – прерывает ее Амина. – Тут я поняла, что все, о чем рассказывала Линда Лукинд, – правда. Кристофер Ольсен действительно был психопатом. Я пыталась отправить эсэмэску Стелле, но Крис заметил это и отнял у меня телефон. Если бы я только добралась до города, то сбежала бы при малейшей возможности. В сумочке у меня был перцовый баллончик, и я подумала, что если пшикну, когда Крис остановит машину, то смогу выпрыгнуть и убежать.

Йенни Янсдоттер подается вперед, опираясь на локти:

– Почему у вас в сумочке лежал перцовый баллончик?

– Он у меня всегда с собой. Девушка всегда должна быть готова защищаться.

По лицу Янсдоттер видно, что ее не слишком убедил этот ответ, однако она молча делает небольшую отметку в своих бумагах. Потом просит Амину рассказать, что произошло, когда Кристофер Ольсен остановил машину у своего дома.

– В ту секунду, как он заглушил мотор, я пшикнула в него из баллончика. Схватила свой мобильник и попыталась открыть дверь, но она не поддавалась. Крис кричал: «Глаза! Мои глаза!» Наконец я нашла кнопку открывания дверей и кинулась бежать изо всех сил. Никогда в жизни мне не было так страшно. Я была уверена, что он убьет меня, если догонит.

– В какую сторону вы побежали?

– Понятия не имею, я просто побежала прочь. Помню, что я видела перед собой «Польхем» – в смысле, гимназию, но в остальном в голове у меня все смешалось.

– А Кристофер Ольсен, что сделал он?

– В первый раз, когда я обернулась, он сидел в машине. Но потом я увидела, что он выбрался наружу. Я знала, что он гонится за мной, так что я бежала, сколько хватило сил.

Янсдоттер пытается задать еще один вопрос, но Амина не дает ей и слова вставить.

– На парковке у боулинга я заметила компанию парней. Так что я затормозила и пошла к станции, спрятавшись за ними. Я все время оборачивалась, но Криса не было видно. Казалось, он решил на меня плюнуть.

– Вы позвонили в полицию?

– Ясное дело, эта мысль сразу пришла мне в голову, но потом… – Амина качает головой. – Потом я начала думать, чтó в этом случае произойдет.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Янсдоттер.

Амина тяжело дышит. Ее спина ходит ходуном.

– Оставалась неделя до начала занятий на медицинском факультете. Я еще с детства мечтала стать врачом.

– Стало быть, вы никому не рассказали о том, что вас изнасиловали?

– Я побоялась. Подумала о папе. Понимаю, это звучит глупо, но папа был бы в шоке, если бы узнал. Я очень боялась, чтó он в этом случае может натворить. Кроме того, Линда Лукинд уже подавала на Криса заявление в полицию, и это ни к чему не привело. Такие, как он, всегда выходят сухими из воды.

У меня уже нет сил слушать дальше. Я мечтаю лишь о том, чтобы все это поскорее кончилось. Адам косится на меня, и я не знаю, как он воспримет правду.

Амина немного повышает голос:

– Стеллу тоже изнасиловали.

Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит смысл ее слов. Я охаю так, что журналист, сидящий впереди, оборачивается.

Что ты творишь, Амина?

– Ей было пятнадцать лет.

По залу проносится шепот. Я вжимаюсь в стул. Мне хочется провалиться сквозь землю.

– Ее родители тоже не стали доводить дело до суда, – произносит Амина.

Все взгляды устремляются на нас с Адамом. Мне кажется, я сейчас рассыплюсь в пыль.

– Мама Стеллы сама адвокат, она прекрасно знала, что такое процесс по делу об изнасиловании.

Амина, умоляю! Прекрати!