Почти нормальная семья

Я прикладываю к его губам палец.

– Я люблю тебя, – шепчу я и беру его за руку.

Адам и Стелла для меня все. Я знаю, что Стелла и я для него тоже – все.

– И я люблю тебя, – шепчет он в ответ.

Я держу его за руку. Нет, я обхватываю ее, цепляюсь за нее.

Мне придется все рассказать.





111




Долгое время я боялась, что Адам все раскроет. Он не дал бы мне довести до конца мой план, если бы знал, как все обстоит на самом деле. Уже одно то, что он спрятал окровавленную блузку, а затем солгал полиции относительно того, когда Стелла вернулась домой, было совершенно невероятно. Больше ему точно ничего знать не надо.

Еще в субботу у него появились подозрения насчет Амины. После обеда с ее родителями он стал намекать, что Амина лжет по поводу того, что была в пятницу вечером со Стеллой. Мне пришлось еще более тщательно заметать следы.

Когда в субботу вечером мы вернулись из полицейского участка, я осталась на улице, чтобы поговорить с Микаэлем, подвозившим нас домой. Он ожидал, что Стеллу вскоре отпустят, но я прочла сообщения в ее телефоне и подозревала, что ситуация гораздо сложнее, чем мы предполагаем. В ожидании вестей я намекнула Адаму, что Стелле нужно алиби. Многого я не могла сообщить – он не должен был догадаться, что мне известно куда больше, чем я ему рассказываю, но я дала понять, что он, и только он мог бы выгородить Стеллу, заявив, что она пришла домой куда раньше, чем это было на самом деле. Ясное дело, я и сама могла солгать полиции, чтобы создать Стелле алиби. Однако слова Адама прозвучали бы куда весомее. Кто решится подвергнуть сомнениям слова пастора, всю жизнь боровшегося за правду?

Кроме того, мне не хотелось выступать в качестве свидетельницы. Солгать перед судом – не такая уж сенсационная вещь, учитывая все остальное, что я уже сделала. Моя профессиональная честь все равно загублена. Но для меня было важно следить за процессом с мест для слушателей. Я хотела видеть все от начала до конца. Вероятно, это называется «потребностью в контроле».

В ту субботнюю ночь я была абсолютно не в состоянии заснуть, мысли носились в голове, как пущенные в галоп лошади, но через несколько часов я заметила, что Адам уже клюет носом на своем стуле. Несколько раз он мигнул, голова упала на плечо – а я сидела неподвижно, не издавая ни звука, пока из его горла не вырвался громкий храп.

Тут я поднялась на цыпочках в свой кабинет и позвонила Амине. Она говорила жарко и бессвязно. Мы договорились встретиться при первой возможности, но прямо сейчас она должна позвонить Адаму и признаться, что солгала. Но ей не следует говорить, что она была в пятницу вечером вместе со Стеллой.

Однако Адама не так легко убедить. Он всегда прекрасно чувствовал, когда ему лгут, и понял, что Амина что-то скрывает. На свете есть только два человека, которые умеют обмануть Адама. Один из них – это Стелла, другой – это я.

В четверг после убийства мне снова позвонила Амина. До этого момента все шло так, как мы и предполагали, но теперь Амина возмущенно пыхтела в трубку. Адам поджидал ее у «Арены» и пытался вытянуть из нее дополнительные сведения. Она была уверена, что он все знает. Интуитивно Адам догадался, что Стелла и Амина обе каким-то образом замешаны в смерти Кристофера Ольсена.

Я не планировала рассказывать Адаму, что я тоже не спала, когда Стелла вернулась домой ночью с пятницы на субботу, но по мере того, как его поведение становилось все более непредсказуемым, я поняла, что надо что-то предпринять. Именно тогда у меня возникла идея о переезде в Стокгольм.

Я люблю Адама. Наш брак не раз давал трещины, бывали в нем свои взлеты и падения, но ведь не зря говорят, что скрипучее дерево сто лет стоит. Два человека, вместе прошедшие через все то, что довелось пережить нам, связаны друг с другом такими узами, которых посторонним и не понять.

В Стокгольме мы смогли бы построить нашу жизнь с нуля. Между тем следствие затягивалось, а я вынуждена была увезти Адама из Лунда, пока все не закончилось катастрофой. Хотя в конце концов мне пришлось признаться ему, что это я позаботилась об исчезновении телефона Стеллы, и хотя он и сам мог догадаться, что именно я уничтожила окровавленную блузку, мне удалось убедить Адама стоять на своей лжи до конца и дать Стелле алиби.



В ту минуту, когда я обнаружила, что Стелла забыла дома мобильник, мне стало ясно, что случилось нечто ужасное. Свой телефон Стелла не забывает никогда. С каждой минутой моя тревога нарастала. Наконец я уже не видела другого выхода, кроме как пролистать ее сообщения.

С ужасом прочла я последнее отчаянное письмо Стеллы Амине. На мгновение у меня возникла мысль показать это Адаму, но я тут же поняла, что это имело бы катастрофические последствия.

Я сидела на диване, не сводя глаз с мобильника Стеллы, когда позвонил Микаэль.

– Сожалею, Ульрика, но Стелла задержана полицией.

Для меня было шоком снова услышать его голос после стольких лет.

– Она потребовала, чтобы я выступал ее защитником по назначению.

– Что?

Я ничего не понимала. Стелла захотела, чтобы Микаэль был ее адвокатом?

– Она знает, кто ты? – спросила я, когда он поздно вечером подвозил домой нас с Адамом.

– Ясное дело, знает.

Это так типично для Стеллы. Она прекрасно знала, что наши с Микаэлем отношения простираются далеко за рамки профессионального общения, она слышала, как мы разговаривали по телефону, и поэтому потребовала его в качестве адвоката.

Не могла же она все понимать? Не могла знать, что Микаэль нарушит обязанность соблюдать профессиональную тайну и посвятит меня во все подробности дела?

Оставить Стеллу в неведении относительно того, что происходит, одинокой и покинутой в своей камере, – это было ужасное решение. Я так из-за этого мучилась, что в конце концов попросила Микаэля организовать мне встречу с ней, чтобы все объяснить, но Стелла отказалась от встречи, а я не решалась доверить эту задачу Микаэлю. Чтобы выручить из беды и Амину, и Стеллу, нужно дождаться суда. Ставки в этой игре были чудовищно высоки. Я рисковала дочерью. Своей семьей.



В воскресенье утром, вскоре после того, как полиция провела в нашем доме обыск, Амина пришла ко мне. Адам сидел на допросе в полиции, и, когда он позвонил, я выиграла время, сказав, что обыск еще не закончен.


Когда мы приняли решение, Амина достала пакет, который был спрятан у нее под курткой. Она пояснила, что нашла пакет в урне на детской площадке, и я сразу поняла, что в нем.

Мы сели в машину и отправились прямиком на гранитный карьер в Дальбю, где я заехала на узкую гравийную дорожку. Боязливо оглядевшись, я вывалила содержимое пакета на землю. Амина стояла радом со мной и всхлипывала, пока я растаптывала мобильный телефон Кристофера Ольсена.

– И твой тоже, – сказала я.

Она посмотрела на меня, широко открыв глаза. Потом протянула свой телефон, и я вынула из него сим-карту, прежде чем разбить его. Под ложечкой сосало от страха, но времени на колебания не было. Наконец-то я поняла, что именно на самом деле имеет значение в жизни. Настал момент это доказать.

Я взобралась на скалу над карьером – на самый край уступа, где каменная стена круто уходила в воду – такую неподвижную, что казалось, там внизу бездонная черная дыра. Натянув перчатки, я швырнула вниз нож, которым был убит Кристофер Ольсен. Нож пролетел по воздуху, описав широкую дугу, потом острие разрезало темную воду. И глубокое озеро с бульканьем поглотило свою добычу.





112




Адам делает шаг назад, чуть не налетев спиной на автомат с напитками:

– Ты сама понимаешь, что ты наделала?

Внутри у меня сплошная боль. В эту секунду я раскаиваюсь во всем. Я рискую потерять не только дочь. И Адама тоже.

– Я сделала это ради вас. Ради семьи.

– А как же Амина?

Я киваю.

– Тогда я ничего не понимаю. Я своими глазами видел у Линды Лукинд такие же туфли, как у Стеллы. И она преследовала ее в тот вечер.

Я допиваю последний глоток воды и, скомкав банку, бросаю ее в урну.

– Линда Лукинд не убивала Кристофера Ольсена, – говорю я. – Все, что говорила Линда, пытаясь предупредить Стеллу, вероятно, было правдой. Ольсен подвергал ее чудовищным издевательствам.

С особым усердием я подчеркиваю последние слова. Может быть, чтобы убедить Адама, что он поступил правильно? Или чтобы убедить саму себя?

Взгляд Адама по-прежнему блуждает, ни на чем не останавливаясь.

– А как же те поляки?

– Владельцы пиццерии? – Я пожимаю плечами. – Они, конечно, воришки и обманщики, но к смерти Ольсена не имеют отношения. Они хотели лишь сохранить свою пиццерию в принадлежавшем ему доме.

Адам качает головой.

– Безумие какое-то, – произносит он. – Почему Амина не рассказала? Как она могла бросить Стеллу одну, позволить ей пройти через все это?

Я открываю рот, но осекаюсь на полуслове. Адам ни за что не простит меня. Он никогда не поймет.

– А ты? – спрашивает он. – Ты?

Это, скорее, констатация факта, но в его голосе не слышно обвинения.

– Чего не сделаешь ради своих детей, – говорю я.

Адам смотрит мне в глаза. И у меня возникает мысль – а вдруг он все же в состоянии понять меня?

– Я люблю тебя, – шепчу я.

Теперь мне ясно, что это правда. Именно так. Я люблю Адама. Я люблю Стеллу. Я люблю нашу семью.

В динамике раздается треск, и всех приглашают обратно в зал заседаний номер два.



Мы с Адамом сидим, держась за руки. Места для посетителей почти пусты. Наверное, многие журналисты решили, что суд будет совещаться долго, и ушли. Другие, вероятно, не ожидают никаких сенсаций и рассчитывают, что Стелла останется в изоляторе, пока решение суда не вступит в силу, что произойдет позже.

Она сильно исхудала. Волосы свисают спутанными прядями, взгляд пустой и тусклый. В нашу сторону Стелла даже не смотрит. Как и все остальные, она не сводит глаз с Йорана Лейона.

– Совещание состоялось, – произносит он и смотрит на присяжных, – и суд готов огласить приговор.

Мое сердце на мгновение замирает в груди. Как, у них уже есть решение? Хотя прошло не более двадцати минут.