Погружение в отражение

* * *


Таня вышла замуж и уехала, но скучать по дочери Вере Ивановне было некогда. До свадьбы они слишком волновались, что все сорвется, и не успели прочувствовать предстоящее расставание, а потом облегчение, что все удалось, тоже оказалось всеобъемлющим. Так и не погрустили.

Одинокое, тоскливое и бессмысленное существование, которое она прочила себе после Таниного замужества, тоже не состоялось. Наоборот, навалилось столько всего, что только успевай поворачиваться.

Адвокат, добившийся оправдательного приговора, на дороге не валяется, и Вера Ивановна стала нарасхват.

А ей бы прежний тоненький ручеек дел, чтобы посвятить себя семейной жизни.

Но так всегда – то густо, то пусто.

К счастью, Валентин – человек не только неприхотливый, но, главное, азартный. Работа у него сменная, сутки через трое, а когда свободен, то он с удовольствием вникает в ее дела.

– Жаль, что у нас нет частных детективов, – вздыхала Вера Ивановна, – мы бы с тобой тогда всем показали!

Раньше она прочитывала по две-три книги в неделю, а сейчас специально взяла в библиотеке «Кристин – дочь Лавранса» норвежской писательницы Сигрид Унсет, чтобы чувствовать себя поближе к дочке, и за неделю одолела только первую часть.

Приятно было думать, что места, о которых она читает и которые кажутся ей сказкой, для Тани настоящая реальность, она вживую видит фьорды и хмурое Северное море.

Вера Ивановна представляла, что чувствует сейчас дочка, посылала ей мысленный привет и проваливалась в сон, а Валентин вынимал потрепанный томик у нее из рук.

Иногда ей хотелось позвонить Еремееву и попросить его передать благодарность таинственному Сане, а заодно поинтересоваться, кто это вообще такой, но она быстро давила в себе эти порывы. Алексею Ильичу не хочется лишний раз вспоминать тяжелые минуты своей биографии. Ну а Саня… Есть вещи, которые лучше не знать.

Ей было интересно, как выносили приговор, но на все попытки расспросить Валентина она сразу получала «тайна совещательной комнаты», и возразить тут было нечего.

Вера Ивановна видела только результат: Лестовский стал Валентину таким другом, что чуть ли у них не прописался.

«Надо отпускать, – думала она с улыбкой, – все отпускать, что не твое. Нет, не так. Отпускать все, что не ты. Только когда останешься ты сама по себе, судьба разглядит тебя и даст то, что тебе по-настоящему нужно».



Владлен то ли скучал дома, то ли почуял аромат пирога, который на скорую руку испекла Вера Ивановна, но в восемь вечера явился без звонка, зато с бутылкой.

Он не оставлял надежд раскрутить Валентина на биографическую книгу, но тот пока держался.

Иногда доходило до перепалок, Лестовский заводил речь, что пример Валентина – бесценное подспорье в патриотическом воспитании подрастающего поколения и вообще свидетельство уходящей эпохи, а неискушенный в демагогии Валентин просто посылал его куда подальше с солдатской прямотой.

Но сегодня вечер проходил мирно. Мужчины разомлели от вкусного пирога и пары рюмочек, и беседа еле тлела.

– Интересно, – спросила Вера Ивановна, – а как тот парнишка, который не явился в суд? Нашелся?

Валентин подобрался:

– А и правда!

– Все в порядке, я справлялся у Ирины Андреевны, – сказал Владлен, – он просто поссорился с родителями и три дня жил в Будогощи у приятеля.

– Удивительное дело! Ни до ни после не ссорился, а как в суд идти, так сразу скандал. Больше похоже на то, что его вывезли в деревню, чтобы не давал показаний.

– Ну сейчас-то что говорить, – улыбнулась Вера Ивановна и насыпала в чайник свежей заварки, – вы и так во всем разобрались.

Валентин вдруг поднялся:

– В этом и загвоздка! Если парень – лжесвидетель, то он сделался для преступников опасен, как только Еремеева оправдали. Он же знает, кто его просил разыграть весь спектакль, и рано или поздно может расколоться. Мы обязаны предупредить молодого человека, а лучше всего обратиться в милицию и попросить, чтобы за ним выставили слежку.

– Так тебе прямо все и побежали за сопляком следить, – фыркнула Вера Ивановна.

– Но предупредить надо.

– Надо.

Сказано – сделано. Быстро выпив по чашке крепкого чаю, мужчины потребовали адрес парня, который у нее был записан в заметках по делу, и ушли, оставив Веру Ивановну в легком недоумении.

Ей тоже хотелось с ними, но Валентин сказал, что это дело мужское.

– Ладно, займусь женским, – хмыкнула она и принялась мыть посуду и готовить обед на завтра. Любопытство снедало ее, так что Вера Ивановна едва не сожгла заправку для супа.

У нее был один секрет, благодаря которому удавалось жалкий борщ из одной свеклы выдавать за наваристый мясной бульон, и заключался он в том, чтобы все готовить в одной кастрюле. Сначала пожарить на постном масле все овощи с томатной пастой, а потом залить кипятком, и готово. И никто не догадается, что мяса нет.

Но сегодня она так задумалась, что чуть не упустила момент добавления воды.

«Я плохая мать, – вздохнула Вера Ивановна, – должна грустить и тосковать по Тане, а я живу на всю катушку, будто мне двадцать лет! Разве имею я право веселиться, когда дочка уехала? Ну, если Таня там так же счастлива, как я тут, то оно, наверное, и неплохо».




– Ну как? – накинулась она на Валентина, даже не дав ему переступить порог дома.

– Ты не поверишь! – фыркнул он. – Все расскажу, но сначала чаю.

Оказалось, парнишка вовсе не страдал и не стыдился своего вранья, а, напротив, был убежден, что выполнил великую миссию – позволил честным следователям изобличить подлого преступника, скрывающегося под личиной крупного комсомольского работника.

Честный следователь Ижевский был мужем его двоюродной сестры Насти и попросил парня о помощи в удачную минуту: он надеялся на характеристику-рекомендацию в вуз от комитета комсомола школы, но пролетел, поэтому не испытывал теплых чувств ни к ВЛКСМ в целом, ни к отдельным его представителям.

«Совсем уже с ума все посходили с этой идеологией, – вздохнула Вера Ивановна, – одни навязывают, другие отторгают, сплошная борьба и напряжение, и никакого здравого смысла. Эти-то придурки понятно, у них работа такая – мозги засирать народу, но мы тоже хороши. Так активно сопротивляемся, что не в силах сесть и спокойно поразмыслить. У парнишки уже стойкий стереотип – раз идеологический работник, значит, сволочь. И я, адвокат, например, не защищаю, а отмазываю. И суд не оправдывает, а помогает уклониться от ответственности. И тут парень, такой борец с системой весь из себя в белом пальто. Отважно лжет, смело возводит напраслину, ну а че? Они нам врут, а мы не можем? Они ради благой цели, и мы тоже ради благой. Симметричный ответ».

В общем, парнишка не испытывал ни малейших угрызений совести, и даже когда его попросили исчезнуть на время суда, тоже не заподозрил нечистой игры. Его прятали не из страха, что вранье раскроется на перекрестном допросе, а просто опасались дискредитировать важную улику. Так лучше для дела. В итоге бедняга отбыл в Будогощь, чувствуя себя геройским подпольщиком на пике революционной борьбы.

Валентин и Лестовский успели оба охрипнуть, прежде чем заставили парня хотя бы чуть-чуть испугаться за собственную жизнь. В то, что Еремеев не убийца, он так и не поверил.

– Убедили этого малолетнего диссидента не ходить одному по улицам и сразу звонить нам, если вдруг родственник пригласит его на прогулку в какой-нибудь лесок, – сказал Валентин, – а дальше пусть сам. Свою голову не приставишь.





* * *


Как только Ирина с Егором вошли в квартиру, ожил телефон.

– Да, любимый! – воскликнула Ирина, уверенная, что это Кирилл.

Но в трубке раздался Севин хохот:

– Приятно слышать, только это не любимый, а жалкий ничтожный опер и отец троих детей.

– Тогда дорогой.

– В общем, кое-что я тут нарыл. Только это тема деликатная… Целый день сомневался, думал, может, и не стоит дергать тигра за усы.

– Что ты узнал? – у Ирины не хватило терпения на вежливые реверансы.

– Не по телефону.

– Приезжай.

– Интересная ты! Меня Анька не отпустит.

– Скажи ей, что это чтобы отомстить Ижевскому.

– Ладно.

Через минуту Сева перезвонил и сказал, что едет.

Ирина покормила Егора гречневой кашей с сосиской, а для Севы поставила горячие бутерброды. Новаторское блюдо, а главное, не сытное, после такого угощения он с удовольствием поужинает дома. Потому что, когда муж у другой женщины просто сидит, это еще ничего, а когда он у нее ест – это уже обидно. Ирине же ни за что не хотелось ссориться с Анькой, они ведь только возобновили дружбу.

И отлично, что у нее в доме нет ни капли спиртного.

– А где хозяин? – первым делом спросил Сева.

– В Мурманске.

– Не выковал еще народное счастье?

– Кует.

– А ты мужиков завлекаешь, значит?

– Завлекаю. Сев, хорош ерничать. Давай к делу.

Он поморщился:

– Да тут такое дело, что боязно начинать.

– Начал уже. Давай.

– Короче, первым делом я потряс судмедэксперта, который выезжал на тот труп, и он мне сказал, что клясться, конечно, не станет, но на бутылку хорошего коньяка с удовольствием поспорит, что парень был из той серии, которую потом вскрыл Ижевский. Эксперт неплохо запомнил тот эпизод, потому что работал над диссертацией по удушениям и хотел, чтобы труп расписали ему, но вдруг отдали Старцевой, а она написала, что это падение с высоты собственного роста.