Полный газ

– Где же наша именинница? Линдси Данфорт, прошу вас, вперед!

«Соседская девчонка» хватает отца за руку и тянет его к люку. Она подпрыгивает от возбуждения, пока отец недоверчиво рассматривает отверстие.

– Шагайте прямо на поверхность шара. Не стоит волноваться. Он не должен лопнуть, а если такое случится, то мы вернем деньги вашим наследникам, – провозглашает бармен.

Отец пробует дрожащую прозрачную поверхность мембраны носком лакированного ботинка, та слегка пружинит. Он отдергивает ногу, на верхней губе выступают капельки пота. Дочь нетерпеливо прыгает прямо на середину отверстия. Блестящий, зеркальный полужидкий пол под ней немедленно начинает проседать.

– Давай, пап, давай!

И вероятно, потому, что на ней лицо «Соседской девчонки», а перед соседской девчонкой никто не хочет выглядеть трусом, отец ступает на мыльную поверхность пузыря рядом с ней.

Пленка сразу уходит вниз. Люди словно тонут, медленно, но неотвратимо. Вот край отверстия доходит отцу до груди, глаза его расширяются, кажется, он вот-вот схватится за него, подтянется и выскочит назад, в то время как дочка, наоборот, прыгает вверх-вниз, стремясь побыстрей отправиться в полет. Вот отец исчезает из виду, сияющий мыльный пузырь наконец отрывается от дыры в полу, и она тут же затягивается новой радужной пленкой.

– Кто следующий? – спрашивает робот, дети скачут, машут руками, он начинает выстраивать их в очередь. Девочка «Расскажи мне все» бросает на Айрис сердитый взгляд. Та отворачивается и снова смотрит в ночь.

Небо усеяно звездами, однако Айрис больше интересует собственное отражение.

– Как думаешь, я красивая? – спрашивает она у Чипа. – Только честно, без лести. Как ты меня оцениваешь?

– Вполне.

Айрис усмехается уголком рта.

– Расчеты, робот, расчеты!

– Расстояние между зрачками и ртом практически укладываются в золотое сечение, другими словами, ты – милашка. А удачная стрижка скрывает то, что левое ухо на сантиметр выше правого.

– Хм. Что ж, звучит неплохо. Из папиной фирмы недавно сообщили, что готовы нанять меня, как только мне стукнет восемнадцать. Видимо, красивые девушки – популярные жертвы. Зарабатывают раз в пять больше мужиков. Такую приятно пристукнуть.

Чип различает тысячи оттенков заката, когда же дело доходит до эмоций, он слеп и глух и знает это. Судя по словам Айрис, она ждет одобрения, но остальные признаки указывают на тревогу, сарказм, смятение и недовольство собой. Не имея четких критериев, он предпочитает помолчать.

– Мисс Паджет? – доносится до них смодулированный электронный голос, и Айрис поворачивается. Робот-официант стоит у нее за спиной. – Остались только вы. Желаете снова спуститься в нижний мир?

– Можно с другом?

Официант и Чип мгновенно, одним взглядом, обмениваются мегабитами информации на квантовом уровне.

– Да, – отвечает официант. – Парящий пузырь может выдержать до семи сотен фунтов, даже не деформируясь. Ваши шансы случайно погибнуть – один к ста двенадцати тысячам.

– Здорово, – отвечает ему Айрис. – Потому что в моей семье никто не умирает бесплатно.





10




Они медленно сползают в темноту.

Пузырь почти двенадцати футов в диаметре отделяется и, лениво кружась, скользит вниз, в сумерки. Когда он отрывается от люка, Айрис и Чипу удается устоять на ногах, но скоро колени у Айрис подламываются, только не от страха, а просто потому, что поверхность шара скользкая и не очень устойчивая. Она теряет равновесие и шлепается на задницу.

Чипа даже представить невозможно упавшим. Он скрещивает ноги и аккуратно усаживается рядом.

Айрис смотрит сквозь прозрачный пол. Кругом, там и сям, опускаются другие шары. Между ними кружатся блуждающие огоньки, миниатюрные созвездия дрожащих, мерцающих светлячков: стайки дронов величиной с осу, оснащенные крохотными лампочками.

– Вот так я и хотела справить день рождения… только с семьей и друзьями, – говорит Айрис. Она баюкает на коленях аквариум, рассеянно вертя его в руках. – А теперь рада, что не вышло. Такие они мерзкие, эти девчонки. И та маленькая мразь, что пыталась меня шантажировать. И все остальные, в попытках заморочить друг друга дорогущими Личинами. Мы с подругами старше, но боюсь, что немногим лучше. Возможно, иногда стоит что-то пережить самой. Или с одним-единственным другом.

– А ты одна? Или с другом?

Пузырь несет их сквозь прохладную, клубящуюся дымку. Вокруг шныряют птичьи тени.

– Чтобы мы могли быть друзьями, я должна нравиться тебе не меньше, чем ты мне.

– Ты не просто нравишься мне, Айрис. Пока счетчик не остановится, я сделаю для тебя практически все на свете.

– Это не одно и то же. Программа, а не чувства. У механизмов нет чувств.

– И это к лучшему. Помнишь, мы вспоминали о джиннах? Возможно, единственный способ выжить в бутылке – не желать ничего, кроме нее. Если бы я мечтал о недостижимом, я бы свихнулся. Превратился бы в беззвучный вопль, который длился и длился бы сотню лет, пока на лице сияла улыбка, а голос повторял: «Да, сэр», «Разумеется, мэм». Девочки оттолкнули тебя тем, что любят сладости и вечеринки, но не люби они их, они стали бы не лучше меня. Через семнадцать минут я снова примагничусь к зарядной платформе и не сдвинусь с места день, неделю, месяц. Однажды я провел одиннадцать недель, не заработав ни жетона. И это нимало меня не беспокоило. А вот ты можешь представить себе жизнь без единого жеста или звука в течение стольких дней?

– Не могу. Злейшему врагу не пожелаю. – Айрис подтягивает колено к подбородку. – Ты прав в одном. В мечтах о недостижимом легко свихнуться.


Они выныривают из нежных облаков и вдруг оказываются неподалеку от шара с именинницей. Девочка обнимает отца за талию, ее голова на его груди. Закрыв глаза, они молча кружатся в медленном танце.

На счетчике Чипа остается всего одиннадцать минут, когда пузырь приземляется в специально отгороженной зоне, пол которой вымощен пружинистой зеленой плиткой. Стоит ему коснуться поверхности, как он с тихим чпоканьем лопается. Осыпанная дождем мыльных брызг, Айрис вздрагивает и хохочет.

Покинув Солнечный зал последними, они приземляются первыми. Ярусах в четырех над собой Айрис видит рыжую – прижав ладони к стенке своего шара, она смотрит в их сторону. Пора уносить ноги. Не успев ни о чем подумать, Айрис хватает Чипа за руку и несется прочь. И только снаружи понимает, что все еще смеется.

В воздухе висит туманная морось. Айрис вскидывает глаза к звездам, но здесь их, разумеется, уже не видно. Они с Чипом стоят под облаками, небо, как обычно, серое и хмурое.

Моноколесо припарковано у столбика. Чип кивает на него.

– У меня уже не осталось времени донести твой груз до дома.

– Я провожу тебя обратно, к зарядной платформе, – отвечает Айрис, как будто не слыша его. – Там попрощаемся. Черт с ним, с колесом, потом заберу.

Все еще держась за руки, они идут, теперь уже не спеша.

На дальнем конце площади Чип вдруг начинает голосить пронзительным, неестественно бодрым голосом:

– Раз ты неплохо провела время, к чему прощаться? Брось еще жетон, и продолжим! Давай же, заплати и получи еще полчаса преданности! Что скажешь, Айрис, подружка?

Робот умолкает.

Они в молчании пересекают улицу и проходят почти целый квартал, прежде чем он снова подает голос.

– Очень противно было?

– Да нет. Наплевать. А вот на что не наплевать, так это зачем ты изображаешь сожаление, которого на самом деле, как мы оба знаем, в тебе нет.

– Я не сожалею. Сожаление – обратная сторона желания, а желать я не умею, ты права. Но я могу услышать, когда музыкант берет неверную ноту.

Они доходят до угла. На счетчике меньше четырех минут.

– Однако ты можешь загладить свою вину.

– Как?

Айрис наклоняется и целует Чипа в холодные губы. По ощущениям – как будто со своим отражением в зеркале целуешься.

– Ты сумел стать хорошим подарком, Чип. Сводил меня на верхушку Спицы. Показал солнце и звезды. Спас от шантажа и вернул обратно на землю. На целый час ты подарил мне жизнь, которую я вела, пока папа был здоров.

– И это меня извиняет?

– Не совсем, – улыбается она. – Еще кое-что. Пойдем со мной.

Робот шагает следом, мимо зарядной платформы, к подъему на эстакаду. Они поднимаются по ней до тех пор, пока не оказываются над рельсами. Айрис оседлывает широкую каменную балюстраду – одна нога над тротуаром, другая над шоссе, аквариум между ними.

– Чип, можешь залезть сюда и сбросить эту штуку прямо перед поездом? Я боюсь не рассчитать время. Они жутко быстрые.

– Это ведь подарок от отца.

– Знаю. И знаю, что он хотел как лучше. Но когда я гляжу на эту мерзкую креветку, я будто гляжу на него – беспомощное существо, запертое в тесной каморке, ни на что больше не годное, выкинутое из нормальной жизни. Каждый взгляд на нее напоминает мне, что папа никогда уже не выйдет на волю, а я не хочу постоянно думать об этом.

Чип тоже карабкается на балюстраду и садится, свесив обе ноги над дорогой.

– Ладно, раз тебе от этого станет легче…

– Мне просто станет не так уныло. Хоть что-то, согласен?

– Согласен.

В воздухе рождается еле слышный свист, будто где-то далеко взлетает ракета – приближается очередной поезд.

– А знаешь, ты мне его напомнил, – говорит Айрис.

– Отца?

– Да. Он предан мне так же, как ты сейчас. В каком-то смысле ты заменил мне его сегодня. Я собиралась смотреть звезды с ним. А посмотрела с тобой.

– Айрис, поезд почти подошел. Давай аквариум.

Она, будто не слыша, все крутит и крутит стеклянный шар.

– Знаешь, чем еще ты похож на отца?