Портрет мужчины в красном
Часть 16 из 25 Информация о книге
(Одно уточнение: до встречи со смертью ей было еще очень далеко.) Через два дня она пишет мадам Бюльто, литературно одаренной хозяйке салона, которая без малого двадцать лет оставалась приятельницей (если не больше) ее отца: «Мы были попросту единым целым». А на следующий день более пространно объясняет своему мужу Эдуару Бурде: «Он меня дополнял до образа Катрин-победительницы. Он весь был соткан из счастья и успеха, а я – воплощенное страдание; он походил на некое переложение меня самой, наполненное радостью». Если у Бурде и были сомнения относительно причин их неудачного брака, то по прочтении этих слов, надо думать, сомнения развеялись. Мадам Бюльто, со своей стороны, прислала Катрин одно из тех горьковато-слащавых писем, какие время от времени получают скорбящие. Катрин всегда жаловалась на безразличие отца. Мадам Бюльто объясняет, что эта idée fixe[117] безосновательна. В ходе их с Поцци последней беседы он «высказался о тебе с досадой, на какую способен отвергнутый любовник. В том не было ни безразличия, ни отстраненности. Как раз наоборот. Он говорил о тебе с глубоким чувством». Отпевание состоялось во вторник, 18 июня, в протестантском храме Искупления на авеню де ла Гранд-Армэ. Высший свет Парижа прощался с покойным, тогда как низшие сословия прощались со слухами о том, что покойный умышленно сделал налогового инспектора импотентом, чтобы без помех спать с мадам Машю. На другой день после смерти мужа Тереза (которая, как и Катрин, осталась в Монпелье – обе разом занемогли) писала старшему сыну: Траурный кортеж Поцци на фоне Триумфальной арки Жан, это страшная трагедия. Я его разлюбила, и тем не менее сердце рвется на части… Пытаюсь забыть все кошмарные годы и вспоминать лишь самое начало, когда мы с ним были счастливы. В одном из следующих писем сказано: Он так боялся смерти, и его последняя агония… в отсутствие родных… и тем более без нее – была, наверное, ужасающей. Что до меня, так глубоко любившей его наперекор всему, я чувствую: моим страданиям не будет конца; присутствие его, даже в разлуке, было для меня необходимо. Слушать, как о нем говорят другие, читать его имя, изредка видеться – о большем я не просила, зная, что он абсолютно счастлив… Поразительное великодушие жены на этом не заканчивается: Доводилось ли тебе слышать о мадам Ф.? После двадцати лет их полного счастья она, должно быть, убита горем. Мадам Готье сказала Кат[рин], что м-м Ф. относилась к твоему бедному папе с неподдельным обожанием. А он так любил, когда его любили! Эмма Фишофф обратилась к Жану Поцци с письмом. В нем говорилось, что по завещанию, составленному в Монте-Карло, его отец отписал своим друзьям материальные дары, а ей сказал: «…тебе, дорогая, оставляю свое сердце»; между тем на авеню д’Йена хранится около пятидесяти принадлежащих ей вещиц, не считая писем и дневников, за возвращение которых она будет признательна. К письму прилагался перечень. В ответ Жан отправил ей некий рисунок, но из дипломатических соображений подчеркнул, что в отцовском завещании не упоминаются никакие пятьдесят вещиц, а посему дальнейшая их судьба будет решаться законными наследниками. Сведений о решении наследников не сохранилось. После временного погребения в Париже прах Поцци был перезахоронен в августе 1918 года на протестантском кладбище в Бержераке. Как при жизни, так и после кончины доктора Поцци его семья оказалась расколота религией: его жена и дочь впоследствии упокоились, в 1932 и 1934 годах соответственно, на католическом кладбище. Именем доктора в Бержераке назвали больницу и главную улицу: Медицинский центр имени Самюэля Поцци и улица его имени существуют по сей день. Через год после смерти доктора были объявлены торги по продаже его имущества в отеле «Де Вант» (зал номер 8) на рю Дрюо. В июне – июле 1919 года прошло семь аукционов, которые включали 1221 лот. Предметы античного искусства и шпалеры, греческие монеты и медали работы Пизано[118], персидские миниатюры, расписанный Тьеполо потолок (85 000 франков), полотна Беллотто, Гварди, Зимса Венецианского, эскиз Тёрнера к «Паломничеству Чайльд-Гарольда» (3100 франков), четыре работы Коро и две – Делакруа (изображения льва и тигра), греческие вазы и египетские барельефы, венецианский шкафчик, картины Мейссонье и Милле, Клода и Рейсдаля, Жерико, а также портрет кисти Сарджента «Мадам Готро поднимает тост» (4200 или 14 200 франков) – все ушло с молотка. Тереза Поцци в старости Все сокровища, кроме одного. В последнюю минуту члены семьи покойного сняли с торгов полотно «Доктор Поцци у себя дома». На заре своего существования портрет выставлялся (но не привлек внимания и уж тем более не вызвал восторга публики и критиков) в Лондоне, Брюсселе, Париже и Венеции. Потом в течение многих лет он хранился (почти всегда укутанный покрывалом) на Вандомской площади и на авеню д’Йена. Когда не стало Терезы Поцци, портрет перешел к ее сыну Жану, который владел им до самой своей смерти, последовавшей в 1967 году. И только в 1990 году, в фонде Арманда Хаммера (Лос-Анджелес), «Доктор Поцци у себя дома» экспонировался вновь. Именно таким видится нам сегодня этот персонаж, и не без оснований. От автора «Шовинизм – одна из форм невежества», – написал я в этой книге примерно годом раньше необдуманного, мазохистского выхода Британии из Европейского союза. И максима доктора Поцци вспоминалась не раз, когда английская политическая элита, так и не проникшая в умы европейцев (по нежеланию или по глупости), неоднократно поступала так, будто ее собственные притязания и неминуемые их последствия – это, по сути, одно и то же. Англичане (но не британцы) зачастую кичатся своим островным менталитетом и отсутствием любознательности к «другим», прибегая к легковесным шуткам и праздной клевете. Так, в 2018 году на съезде Консервативной партии действующий министр иностранных дел без обиняков сравнил Евросоюз с Советским Союзом. На государства Балтии, как и на другие страны, долгое время существовавшие при советской власти, это не произвело впечатления. Но ведь его предшественник, занимавший министерский пост в период подготовки к Брекзиту, сравнивал амбиции ЕС в отношении Европы с амбициями Гитлера. Здесь уместно вспомнить слова Барбе д’Оревильи: «Заложница своей истории, Англия, сделав шаг к будущему, теперь пошла на попятную и увязла в трясине прошлого». Нынешнее отношение англичан (не британцев, а именно англичан) к Европе дает немало поводов для расстройства. Я вырос в педагогической семье, и моих родителей, доживи они до наших дней, огорчил бы упадок изучения и преподавания иностранных языков. «Да ладно, сегодня все говорят по-английски» – так звучит расхожая формула самодовольства. Но любому, кто преподает или изучает языки, известно: чтобы понять специфику иностранного языка, необходимо понять его носителей; и далее: необходимо понять их ви́дение и понимание твоей собственной страны. Это раскрепощает мышление. Так вот, нынче у нас в Англии хромает понимание других, тогда как другие понимают нас все лучше. Очередное прискорбное следствие самоизоляции. И все равно я не склонен к пессимизму. Погружение в далекую декадентскую, неистовую, нарциссическую и невротическую Прекрасную эпоху не позволяет мне предаваться унынию. И главным образом – благодаря фигуре Самюэль-Жана Поцци. Чьи предки перебрались из Италии во Францию. Чей отец женился вторым браком на англичанке, а единокровный брат с первого раза нашел себе в Ливерпуле жену-англичанку. Костюмные и портьерные ткани выписывались для него из Лондона. Он стремился разыскать Джозефа Листера, чтобы перенять принципы листеризма, и ради этого предпринял свою первую поездку на наши острова в 1876 году. Он переводил Дарвина. В 1885-м он сошел с парома в Лондоне с целью совершения интеллектуальных и декоративных покупок. Им двигали разум, наука, прогресс, неприятие национализма и неутомимая дотошность; каждый новый день он встречал с радостью и любопытством; в его жизни сочетались медицина, искусство, книги, путешествия, светское общение, политика и неуемный секс (это притом, что знать всего нам не дано). Доктор Поцци оказался – что мне только на руку – не без греха. Но именно он, как своего рода герой, стоит для меня на первом плане. Дж. Б. Лондон Май 2019 г. Список иллюстраций Джон Сингер Сарджент. Доктор Поцци у себя дома (фонд Арманда Хаммера, США / Bridgeman Images). Джованни Болдини. Граф Робер де Монтескью (RMN / Музей Орсе, Франция). Феликс Надар. Сара Бернар (Alamy Stock Photo). Поль Надар. Самюэль Поцци (Alamy Stock Photo). Шарль Эмиль Огюст Каролюс-Дюран. Жюль Барбе д’Оревильи (Шато-де-Версаль, Франция / Bridgeman Images). Антонио де ла Гандара. Жан Лоррен. (RMN / Музей Орсе, Франция). Джон Сингер Сарджент. Портрет мадам Икс (Метрополитен-музей, США / Getty Images). Джон Сингер Сарджент. Мадам Готро поднимает тост (Барни Бёрстайн / Getty Images). Джон Сингер Сарджент. Каролюс-Дюран (Институт искусств Стерлинга и Франсин Кларк, США / Bridgeman Images). Джеймс Макнил Уистлер. Композиция в черном и золотом: Граф Робер де Монтескью-Фезансак (коллекция Генри Фрика, США). Джеймс Тиссо. Мужской клуб «Кружок рю Руайяль» (фрагмент) (Alamy Stock Photo). Виннаретта Зингер. Автопортрет (с разрешения фонда Зингер-Полиньяк, Франция). Джон Сингер Сарджент. Леон Делафосс. (В честь Тревора Фейрбразера любезно предоставили по обмену мистер и миссис Прентис Блодел, а также Роберт М. Арнольд, Том и Энн Барвик, Фрэнк Бейли, Джеффри и Сьюзен Бротман (Попечительский совет по современному искусству Художественного музея Сиэтла); Джейн и Дэвид Р. Дэвис (Попечительский совет по американскому искусству); Роберт Б. Дутсон, мистер и миссис Барни А. Эбсуорт, П. Рэаз; Попечительский совет по декоративно-прикладному искусству и живописи: Гаррисон, Лин и Джеральд Гринстайн, Хелен и Макс Гурвич, Маршал Хэтч, Джон и Энн Хауберг, Ричард и Бэтти Хэдрин, Марти Энн и Генри Джеймс, миссис Джэнет У. Кэтчам, Аллан и Мэри Коллар, Грег Кучера и Ларри Йоком, Руфус и Пэт Ламри, Байрон Р. Мейер, Рут Дж. Натт, Скотти Рэй, Гледис и Сэм Рубинстайн, мистер и миссис Аллен Вэнс Солсбери, Герман и Фэй Сарковски, мистер и миссис Дуглас Шоймен; меценаты Художественного музея Сиэтла: Джон и Мэри Ширли, Джоан и Гарри Стоунсифер, Дин и Мэри Торнтон, Уильям и Рут Тру; Волонтерская ассоциация: миз Сьюзан Винокур и мистер Пол Лич; фонд Вирджинии Райт: Чарли и Барбара Райт, Говард Райт и Кейт Джейнуэй, Мэрил Райт, а также миссис Т. Эванс Уикофф. Фото: Элизабет Манн / Художественный музей Сиэтла, США). Франц Румплер. Семейство Зедельмайер (фрагмент) (Народная галерея, Чешская Республика / Bridgeman Images). Катрин Поцци в возрасте восемнадцати лет (Alamy Stock Photo). Одетая по французской моде Катрин Поцци с однокурсницами (с разрешения ректора и ученого совета колледжа Святого Гуго, Оксфорд). Жан Огюст Доминик Энгр. Луи-Франсуа Бертен (Лувр, Франция / Bridgeman Images). Леон Бонна. Поцци (Национальная галерея, Великобритания). Поцци в мундире (Роже-Вьолле / Shutterstock). Траурный кортеж Поцци на фоне Триумфальной арки (Роже-Вьолле /TopFoto). Остальные изображения предоставлены автором. Благодарности Хочу поблагодарить Жан-Пьера Аустэна, Сурью Боуйер, Александра Бюрэна, доктора Филипа Кавендиша, Дэвида Чапмена, доктора Джеймса Коннолли, профессора Каролину де Коста, Ванессу Гиньери, профессора Лесли Хиггинс, Кэтрин Джонсон, Элейн Килмюррей, Брендана Кинга, Гермиону Ли, Франческу Миллер, профессора Брайана Нельсона, Роджера Николса, Ричарда Ормонда, Камиллу Онде, Сумайю Партнер, Грэма Роба, профессора Ричарда Сонна, Терезу Вернон, Стивена Уолша и доктора Оливье Валюзински. Это моя последняя книга, выходящая у Дэна Франклина: благодарю его за четверть века доброжелательного и успокоительного профессионализма. * * * notes Примечания 1