После падения

Он уже открыл музыкальное приложение. На экране появляется длинный список песен, и я прокручиваю его, пытаясь найти что-нибудь знакомое. Почти сдаюсь, но вдруг натыкаюсь на папку «Т». Я смотрю на Хардина, но, к моему удивлению, он сидит с закрытыми глазами и не следит за мной. Открываю папку – и там оказывается вся моя любимая музыка, даже те песни, которые я никогда не упоминала. Наверное, он видел их, когда копался в моем телефоне.

Такие вещи заставляют меня задуматься. Маленькие знаки внимания, которые он делает не напоказ, я люблю больше всего. Я хочу, чтобы он перестал их скрывать.

Меня кто-то осторожно трясет, на этот раз это Карен.

– Просыпайся, дорогая.

Открываю глаза и вижу спящего Хардина. Его рука вытянута на сиденье между нами, и пальцы слегка касаются моей ноги. Даже во сне он тянется ко мне.

– Хардин, просыпайся, – шепчу я.

Хардин открывает глаза и настороженно смотрит. Он трет веки, чешет затылок и смотрит на меня, пытаясь оценить выражение моего лица.

– С тобой все хорошо? – тихо спрашивает он, и я киваю.

Я пытаюсь избежать любой конфронтации, но его спокойствие заставляет меня волноваться. Как правило, это предвестник бури. Мы вылезаем из машины, и Хардин идет к багажнику, чтобы достать наши сумки. Карен крепко обнимает меня.

– Тесса, дорогая, еще раз спасибо тебе. Мы прекрасно провели время. Пожалуйста, приезжай поскорее, как только покоришь Сиэтл.

Когда она отпускает меня, глаза ее полны слез.

– Я скоро приеду, обещаю.

Мы снова обнимаемся. Она всегда была так добра и поддерживала меня больше, чем родная мать.

– Удачи, Тесса, и дай мне знать, если тебе что-нибудь потребуется. У меня в Сиэтле много связей, – улыбается Кен и неловко обнимает меня.

– Я увижусь с тобой до того, как уеду в Нью-Йорк, так что пока никаких объятий, – говорит Лэндон, и мы оба смеемся.

– Я буду в машине, – бормочет Хардин и уходит, даже не попрощавшись с семьей.

Глядя ему вслед, Кен говорит мне:

– Он приедет, когда поймет, что ему действительно нужно.

Я гляжу на Хардина, который садится в машину.

– Надеюсь.

– Ему не нужно возвращаться в Англию. Там у него слишком много воспоминаний, слишком много врагов и слишком много ошибок. Ему нужна ты, ты и Сиэтл, – уверяет Кен, и я киваю.

Если бы только Хардин думал так же!

– Еще раз спасибо!

Я улыбаюсь им и ухожу к машине Хардина.

Когда я залезаю, он молчит, только включает радио погромче, показывая, что не хочет разговаривать. Если бы я могла знать, что происходит в его голове в такие минуты, когда он становится непроницаем! Тереблю браслет, который он подарил мне на Рождество, и смотрю в окно.

Когда мы подъезжаем к нашему дому, напряжение возрастает до невыносимого уровня. Это сводит меня с ума, но он, кажется, ничего не замечает. Я порываюсь, но Хардин движением руки останавливает меня. Другой рукой он берет меня за подбородок и поворачивает к себе.

– Прости. Пожалуйста, не сердись на меня, – говорит он тихо, при этом его губы двигаются в нескольких сантиметрах от моих.

– Хорошо.

Я вдыхаю мятный аромат его губ.

– Ты сердишься. Я вижу. Ты избегаешь меня, и мне это не нравится.

Он прав и всегда точно знает, о чем я думаю, и в то же время ничего не понимает. Это противоречие сбивает с толку.

– Я не хочу с тобой ругаться.

– Так не ругайся, – говорит он, как будто это так просто.

– Я не хотела, но так получилось во время нашей поездки. Я до сих пор пытаюсь осознать все это, – признаюсь я.

Все началось с того, что я узнала, что Хардин мешал мне снять квартиру, а закончилось тем, что он назвал меня эгоистичной сукой.

– Я знаю, что испортил тебе поездку.

– Дело не только в тебе. Мне не стоило проводить время с…


– Не продолжай, – прерывает он, убирая руку. – Я не хочу об этом слышать.

– Хорошо. – Я внимательно смотрю ему в глаза, и он осторожно сжимает мне руку.

– Иногда я… Ну, в общем, я… блин. – Он вздыхает. – Когда я думаю о нас, я становлюсь параноиком, понимаешь? Когда я не знаю, что между нами происходит, мне начинает казаться, что все плохо и я тебя теряю, и вот тогда я начинаю нести всякий бред. Если бы ты могла забыть о Сиэтле, мы стали бы наконец счастливы, и никаких больше причуд.

– Сиэтл не причуда, Хардин, – отвечаю я тихо.

– Так и есть. Ты только что это подтвердила, пытаясь настаивать на своем.

Удивительно, как его голос способен менять интонацию от теплой до ледяной всего за несколько секунд!

Смотрю в окно.

– Может быть, мы прекратим уже говорить о Сиэтле, пожалуйста? Ничего ведь не меняется: ты не хочешь менять решение, я тоже. Меня уже тошнит от этого замкнутого круга.

Он берет меня за руку, и я поворачиваюсь.

– Ладно, что ты предлагаешь? Поедешь в Сиэтл без меня? И сколько же мы не будем видеться? Неделю? Месяц?

От его ледяного взгляда меня пробирает озноб.

– Мы можем попробовать, если действительно хотим. По крайней мере, на то время, пока я не пойму, действительно ли работа в Сиэтле – это то, чего я хочу. Если я ошиблась, мы можем поехать в Англию.

– Нет, нет и еще раз нет, – говорит он, пожимая плечами. – Если ты уедешь туда, мы вообще перестанем быть вместе.

– Почему? С какой стати? – Я подыскиваю слова, чтобы убедить его.

– Потому что я не представляю отношений на расстоянии.

– Ты еще и когда-то «ни с кем не встречался», помнишь? – напоминаю я.

Меня бесит, что приходится умолять его сохранить отношения вместо того, чтобы бросить его за его поведение в последнее время.

– Посмотрим еще, как пойдет, – цинично бросает он.

– Буквально две минуты назад ты умолял меня простить твои вспышки, а теперь угрожаешь окончательным расставанием, если я поеду в Сиэтл без тебя? – Когда он медленно кивает, я ахаю. – Тогда давай уж поставим вопрос ребром: если я не поеду, ты женишься на мне, а если поеду, мы расстаемся?

Я не собиралась упоминать о браке, но эти слова вырвались сами собой.

– Жениться на тебе? – Его рот изумленно раскрывается, а глаза прищуриваются. Я знала, что не стоит об этом говорить. – Что…

– Ты сказал, что если я выберу тебя, ты женишься на мне. Знаю, ты был пьян, но я подумала, может…

– Что ты подумала? Что я и вправду женюсь?

На этом месте в машине становится нечем дышать, я с трудом заставляю себя проталкивать в легкие воздух. С каждой секундой пауза становится тягостней. Нет, я не стану плакать перед этим парнем!

– Я знала, что ты не хочешь, просто…

– Тогда зачем ты об этом сказала? Ты же знаешь, я был пьян и так хотел, чтобы ты осталась, что ляпнул это.

Мое сердце разрывается от этих слов, от презрения, звучащего в его голосе. Значит, он обвиняет меня в том, что я поверила в ту чушь, которую он сам и наболтал. Я знала, что его реакция будет унизительна, но та часть меня, что все еще верила в его любовь, заставляла считать, что он предлагал мне выйти замуж серьезно.

Дежавю. Когда-то я уже сидела вот так, в машине, а он обманул и посмеялся надо мной, думающей, что мы с ним теперь встречаемся. Разница только в том, что сейчас мне намного больнее, чем тогда, настолько, что хочется кричать.

Но я не издаю ни звука. Сижу тихо и кротко, как всегда, когда Хардин так поступает.

– Я тебя люблю. Я люблю тебя больше всего на свете, Тесса, и я не хотел тебя обидеть, хорошо?

– Тем не менее у тебя это прекрасно получилось, – отвечаю я, закусывая щеку изнутри, чтобы сдержать слезы. – Я пойду в дом.

Он вздыхает и открывает дверь машины, а я открываю свою. Он идет к багажнику за сумками. Я бы предложила помощь, но действительно не чувствую никакого желания общаться с ним, к тому же он все равно настоит на своем и понесет их сам. Потому что больше всего Хардин хочет быть сам по себе.

В полном молчании мы проходим через вестибюль, и единственное, что слышно, – это шорох тросов и двигателя лифта. Когда мы доходим до квартиры, Хардин вставляет ключ в замок и спрашивает меня:

– Мы что, забыли закрыть дверь?

Сначала я не понимаю, о чем он, но потом, сообразив, отвечаю:

– Нет, ты запирал. Я помню.

Я видела, как он поворачивал ключ, когда мы уходили. Помню, как он, закатив глаза, пошутил, что я долго копалась.

– Странно, – говорит он, заходит и обшаривает комнату глазами, словно что-то ищет.