Последняя игра чернокнижника

— То есть вы поддерживаете ее, а за это она поддерживает вас?

— Не «вас», а «нас», — поправил он. — Тебе станет легче, когда ты наконец-то смиришься с тем, что здесь навсегда. Примерно так. Но это далеко не всё. Теперь услышь то, о чем знают только верховные маги — уж это знание тебе простые люди не откроют. Нет нужды посвящать в эту тайну обывателей, возникнут только противоречия и вопросы, а сама ситуация не изменится.

— Это вы сейчас так меня верховным магом назвали? Ну, раз таинственную тайну открываете.

— Открываю. Потому что сам ответов найти не могу, а ты скорее через собственную голову начнешь прыгать, чем добровольно содействовать.

Я попыталась не улыбнуться — это было бы неуместно.

— Я вас внимательно слушаю, айх.

— Как я сказал, Богиня — маг такой силы, что ей не смогли бы противостоять и сотня айхов моего уровня. Долголетие зависит от резерва, то есть она спокойно существовала сотни лет и жила среди людей. Уже в те времена ее магия дарила процветание всему миру. Но такая мощь нуждается в выходе. Или она просто обезумела от своего могущества. Богиня начала зверствовать — поверь, я вкладываю в это слово совсем другой смысл, чем ты, когда думаешь обо мне. Она даже не людей убивала — она уничтожала целые государства под настроение. Та, которая подарила миру новый путь, положила и начало его конца.

Меня озарила догадка, от которой мурашки побежали по рукам:

— Айх… подождите… Вы сказали, что она дарила процветание — это белая магия. Но сильный белый маг не способен убивать!

— Вот мы и дошли до сути. Есть предположение, что вначале она была белой, а потом каким-то образом стала и черной. Никто не способен жить так долго, это может быть и эволюционный процесс. Подробности никому не известны, а на вопросы летописцев она, сама понимаешь, не горела желанием отвечать.

— То есть она… как я?

Ринс неожиданно громко рассмеялся, запрокинув голову. Затем весело ответил:

— Нет, не как ты. Даже если я недооценил твой резерв и он еще вырастет в тысячу раз, то и в том случае ты не будешь стоить и ногтя на ее мизинце. Кроме того, я думаю, что Богиня с одинаковой силой орудовала белыми и черными заклинаниями, а у тебя явно стоит между ними граница. Тебе подходят лишь единичные — те, которые стоят на пересечении. Вот и как ты нашла из тысяч подходящее?

Да о чем это он? Опять обо мне? Когда тут такая интересная тема?

— Айх Ринс, почему вы говорите о Богине в прошедшем времени, если она все еще жива?

— Потому что она уже не ходит по земле. Ценой тысяч жизней сильнейших магов ее удалось остановить, иначе она сама бы и уничтожила мир. Ее заточили в ловушку, погрузили в вечный сон. Богиня просыпается лишь раз в год, наедается нашими дарами и снова уходит в свои сновидения — белые маги способствуют тому, чтобы она в этом состоянии не ощущала дискомфорта. Сама понимаешь, делается это не потому, что все забыли о ее кровавых перепадах настроения, — просто этот вариант выгоден всем без исключения.

— Почему же без исключения? — размышляла я. — Богиня вряд ли в восторге.

— Вот ее мнения как раз никто и не спрашивал. И возможность пребывать не в восторге у нее только раз в год — не так уж и много, чтобы ее существование можно было назвать невыносимым. Но игнорировать уже целый ряд совпадений нельзя: сложность последнего ритуала и эти странные посылки с мертвыми телами. Иногда вот — не мертвыми, — он указал на меня подбородком. — И у вас, в отличие от всех местных магов, есть как минимум потенциальная возможность владеть обеими силами.

Я и сама в совпадения не верила. А вдруг капсулы появляются далеко не только в Ир-Раттоке? А если нас таких, выживших, уже сотни? Хоть Ринс и не спрашивал, но я снова повторила ему всю историю своей «переправки», подчеркнув, что целью ученые называли совсем другую. Он из этого тоже никаких выводов сделать не мог:

— Вот это и не вяжется. Пока вообще ничего ни к чему не вяжется, но странного предостаточно. Я не просто так рассказал тебе эту историю, Катя. В случае если у тебя появится какая-то новая информация или потребуется защита, то ты знаешь, к кому бежать.

— К Ноттену? — я все еще не могла вырваться из задумчивости.

— Можно и к нему, если добежишь. Есть айх и поближе.

— А вы захотите защитить?

— Понятия не имею. Но уж точно выслушаю — мне ведь тоже интересно, что происходит.

— Низкий поклон вам за такое благородство, айх! — я уже накопила сарказма.

— Пока не за что. Так что, может, сейчас уже о тебе поговорим и о той самой книге?

— Ни в коем случае! — я встала и для убедительности подняла указательный палец. — Вам нужно поесть, а потом спать. Вы сами назначили меня ответственной за ваше выздоровление, так что не мешайте специалисту работать!

Удивительно, но спорить он не стал, однако выглядел заметно веселым.





Глава 25




Какой-то скандал, разразившийся с раннего утра под окнами замка, подсказал, что Ринс поправился. Но об этом я уже вечером догадывалась. Как и предсказывал Ноттен, понадобилась неделя постельного режима и несколько литров травяных отваров, чтобы все вернулось на круги своя.

Книгу слуги так и не нашли, чему я не удивилась. Я уже устала всему подряд удивляться, но украденное ведь сама и не прятала. Однако все чаще задумывалась, не рассказать ли Ринсу о том, что произошло на самом деле — теперь уже укрепилась уверенность, что мое вранье его только рассмешит, но вряд ли доведет до смертоубийства. Странное все-таки чувство: когда знаешь, что вряд ли будут последствия, но признаться все равно отчего-то сложно. Я разбиралась в этом ощущении самостоятельно и пришла к выводу, что корни моего характера уходят в далекое детство, где нас быстро приучили к тому, что лучше лишний раз не сказать о чем-то, чем лишний раз сказать. Каждый сам за себя, а любой трёп чреват осложнениями, о которых ты можешь не подозревать.

Айху больше круглосуточный уход не требовался, и, поскольку он к себе не звал, вечером я решила повидаться с Китти. В крыле для рабов передо мной замирали и расступались, тихо отвешивая вымученные приветствия. Интересно, это из-за моего платья?

— Какое же у тебя чудесное платье! — начала Китти, едва завидев меня на пороге. — Глаз не оторвать!

— И ты туда же? — я нахмурилась. — Тоже завидуешь?


— Завидую, — простодушно признала она. — Теперь Скиран увидит, что ты стала еще красивее, чем была! А я что? Рыдающая серая мышь?

Я понимающе улыбнулась. Мне и раньше казалось, что Китти испытывает симпатию к крылатому юноше, но он со своей стороны не проявлял к ней никакого интереса. И тогда я решила взять на себя роль советчицы — хотя бы потому, что искренне желала Китти счастья. Если оно возможно со Скираном, то я последняя, кто стал бы осуждать.

— Китти, перестань так говорить! — я добавила в тон строгости. — Во-первых, ты уже давно не рыдающая мышь. Во-вторых, уж точно никто не назовет тебя уродиной. А в-третьих… слушай, а ты хоть раз смотрела ему в глаза?

— Кому? — она оцепенела. — Эйоху?

— Эйоху, эйоху, — закивала я. — Уж лучше взять судьбу в свои руки, чем продолжать завидовать какому-то там платью.

— Так ведь нельзя же… У них традиции иные!

— Тогда ляг и пореви пару часиков, — я добивала беспощадно. — Это же все проблемы решает. Вот я сколько в этом замке живу, а поняла одно: пофиг на традиции. И чем больше тебе пофиг на традиции, тем чаще тебя замечают. Ты всерьез считаешь, что Скиран обратил бы на меня внимание, если бы я от незнания не нарушила правила?

Она радостно согласилась, продолжив мою мысль:

— Или стала бы ты наложницей айха, если бы вела себя не так вызывающе?

Я не вела себя вызывающе! Даже как-то не по себе стало. Но спорить я не спешила, ведь Китти уловила главную мысль: здесь все закостенели, вросли в эти стены и правила, и тот же Ринс не собирался меня возвышать, пока мой характер не начал его смешить. Это как товарная полка в супермаркете с одинаковыми синими упаковками, посреди которой вдруг попадается ярко-красная — может, и не лучший продукт, но внимание точно привлечет.

— А теперь идем, Китти! — поторопила я. — Ты ведь на сегодня с работой закончила?

— Куда идем?

Несмотря на вопрос, она помчалась за мной, готовая на любые эксперименты. А я сама перебирала, чем могу ей помочь:

— Для начала шкаф мой перероем — там столько платьев, что обязательно и на твой размер отыщем. Если не отыщем, то попросим Ратию — она магией умеет подгонять! Потом добавим серьги и какие-нибудь браслеты. Раз уж ты придумала себе, что привлекательность можно всем этим блеском подчеркнуть, то добавим блеска. Нет ничего важнее уверенности в себе!

— Подожди, — Китти отстала. — Ты хочешь мне дать наряд наложницы?.. Но как же такое возможно?

Я шага не сбавила — пусть догоняет, ведь мы идем за ее мечтой.

— А почему нет? Насколько знаю, в форме рабыни обязаны ходить только во время работы. Никто не ограничивает нас… — я осеклась, заметив оговорку, и исправилась: — В смысле, вас в свободные цины. А если кто спросит, то скажешь прямо — я сама отдала, так какие претензии к тебе?

— Но это… — она будто задыхалась. — Но это нарушение всех традиций!

— Наконец-то и до тебя дошел план, — радостно возвестила я.

Китти очень хорошенькая. Я не особенно умею обращаться с гребнями, но на мой вкус с подколотыми вверх локонами и в желтом платье с пышным подолом подруга стала выглядеть необычайно милой. Подкрасили ей и ресницы местным аналогом туши — черным порошком на тонкой кисточке. Я оценила результат и решила, что ее в таком виде без присмотра лучше во двор не отпускать: не факт, что Скиран проникнется, зато наверняка проникнутся все похотливые мужланы, взвинченные вернувшимся магическим черным фоном. Это меня они обидеть побоятся, но Китти — просто рабыня. Со мной ей ничто не угрожает, потому дело лучше не откладывать: берем быка за рога прямо сейчас. Точнее, Скирана за его великолепный торс. Или другого достойного жениха отыщем.

— Идем сразу в башню к эйохам, — предложила я. — Или лучше сначала глянуть во дворе?

Китти восторга скрыть не могла — она не бежала рядом, а подпрыгивала от радости. Вот уж кому в наложницах бы понравилось — если все эти бирюльки-висюльки зажгли ее глаза и заставили забыть о том, что до этого момента и после него она останется обычной рабой, начищающей овощи.

Скирана мы увидели из окна — он со своими соплеменниками упражнялся в шуточном бое, используя палки вместо мечей. Эйохи немного взлетали над землей, чтобы придать ударам закрученности, но и снизу их отражали отработанными движениями. То еще зрелище, надо признать. Даже ненадолго одолели сомнения, не зря ли я такого видного парня упустила. Но сама же от этой мысли развеселилась: если бы я была падка на мужскую красоту, то несколькими этажами выше имеется один представитель, который долго отказываться не станет. Другой совсем, на эйохов не похож, но фору всем им даст, а смеяться умеет так, что сердце останавливается от странного и неосознанного предвкушения. Это от его магии, конечно, но само узнанное ощущение уже не позволяло рассматривать других мужчин как достаточно привлекательных в сравнении.

На улице уже стемнело. Я осталась у стены, а Китти подтолкнула к освещенному кругу. Как только Скиран закончил свой раунд, обернулся и махнул ей рукой, приветствуя. Но Китти сделала еще два шага вперед, задрала голову и сказала решительно:

— Скиран, если ты освободился, то не хочешь ли прогуляться? Сегодня ночь звездная, на реке должно быть очень красиво!

Вот! И голос почти не дрожит. Умница моя! Кто бы мог подумать, что еще недавно эта смелая и красивая девчушка выглядела размазней? Даже если у нее с эйохом ничего не получится, то опыт не пройдет напрасно!

Однако Скиран хмурился, а затем перевел взгляд с Китти на меня, точно выхватывая острым зрением в темноте. Ко мне и обратился:

— Зачем ты это делаешь? Тебе было мало моей растоптанной гордости, решила еще и в душу плюнуть напоследок, подкидывая мне жалкую замену?

Эйохи остановились и тоже развернулись к нам, еще не понимая причины конфликта. Не понимала и я, но направилась вперед и взяла зажмурившуюся от унижения Китти за руку. В моем голосе звучала злость:

— Не знаю, что ты рассмотрел в предложении твоей подруги прогуляться, но у тебя нет права называть ее жалкой! Если у тебя есть претензии ко мне — так мне их и выскажи, но не обижай человека, который в этом не участвовал.

Китти, как назло, захныкала. Но на ее месте любая бы расклеилась, когда предмет ее обожания вдруг начал смотреть сквозь нее, будто бы они никогда и не общались по-приятельски. Скиран наклонился ко мне — я спонтанно отшагнула, но он перехватил меня за плечи и встряхнул:

— Что тебе, наложнице, неймется? Стала женщиной владыки, но и этого тебе мало? Ревность мою испытываешь? Как все прочие девицы, тешишь самолюбие чужой страстью?

Я все еще пыталась вырваться, но он держал крепко. Потому я и кричала в ответ так же громко:

— Что ты несешь, Скиран? Какой еще женщиной? При чем тут твой владыка? Если уж я и обидела тебя чем, то…

Он перебил нервно:

— Обидела! Будто бы не знаешь об этом! Являешься сюда, сердце рвешь на части… зачем? Чтобы я постоянно представлял, как ты владыку ублажаешь?

Видимо, ревность ему совсем разум затопила. Но я, если честно, и не предполагала, что он ко мне настолько проникся — легкая влюбленность ведь не доводит людей до безумия? А может, эйохов доводит? Я затараторила быстро, не отводя взгляда от раскосых глаз — пусть видит, что я вкладываю значимость в каждое слово:

— Скиран, я не хотела становиться наложницей. Меня не спрашивали. И владыку твоего я не ублажала — знай это, если тебе так легче. Никакой женщиной айха я не являюсь, я отвары ему готовила! Всю неделю варила отвары и доставляла еду с кухни, спать укладывала по расписанию, как велел айх Ноттен. Вот и вся моя работа! А если у меня и будут другие обязанности — то опять же потому, что моего мнения никто спрашивать не станет. Успокойся и остынь! А Китти тебе слова дурного не сказала.