Последняя игра чернокнижника

Он наклонился ко мне так близко, будто собирался поцеловать, и прошептал:

— Не хотела быть его женщиной?

— Ты издеваешься?! — меня слегка колотило от эмоций.

И вдруг Скиран обнял меня, прижал к себе тесно — аж кости захрустели, и лишь по резкому порыву ветра я поняла, что он сделал взмах крыльями, поднимая нас обоих в небо. Другие эйохи закричали, пытались остановить — их голоса я слышала и далеко, и близко, не в силах вывернуться и осмотреться. По тем же крикам я догадалась, что Скиран каким-то образом от них отрывается — эйохи выкрикивали теперь ругательства, не стесняясь в выражениях. Но он друзей не слушал, а скорости по сравнению с другими крылатыми ему прибавляла то ли молодость, то ли злость.

Я даже вздохнуть не могла, а боялась с каждой секундой все сильнее. Так и казалось, что сейчас он наберет высоту и просто выбросит меня — избавится от причины своей ревности, грохнув ее о землю. Было больно, защита почему-то сразу не включилась — наверное, первое объятие не посчиталось ударом, а потом стало уже поздно. Но если выживу, то айх Ноттен поможет, а чтобы выжить… надо что-то изменить.

— Скиран! — я кричала и не слышала своего голоса в порывах ледяного ветра. — Скиран, пожалуйста, не убивай!

Он вдруг метнулся в сторону и завис над землей, широко расправив крылья — от этого маневра у меня наверняка треснула пара ребер. Но теперь я смогла заглянуть в его лицо и сделать вдох.

— Убивать? — он будто был удивлен. — Я не собирался тебя убивать, Кати, я хочу тебя спасти.

— Спасти? — выдавила я, сдерживая прорывающийся кашель.

— Конечно. Ведь ты не хотела быть наложницей. Владыка достоин многого, но есть пределы и у его возможностей. Я унесу тебя в свое племя, а затем вернусь в замок — приму свое наказание или смерть. Но ты будешь спасена.

Это не влюбленность, я ошиблась. Про наказание и смерть Скиран не преувеличил — достаточно знать характер нашего господина. Но ради чего? Ведь я о таком самопожертвовании не просила! И да, я мечтаю о свободе — пусть бы она и началась в племени эйохов. Но как жить потом, зная, что кто-то за это жестоко расплатился? Скиран, к счастью, увидел мое замешательство и все же приземлился на выступе скалы, однако из рук меня не выпустил, хотя здесь хватало пространства. А у меня страх отступил, побежденный важным осознанием:

— Скиран, это жертва… Нельзя приносить такие жертвы, слышишь?

Парень все же отстранился от меня, свел брови и выдал проникновенно:

— Ты напрасно обо мне заботишься, Кати. Для эйоха нет ничего важнее его гордости. И для меня будет честью отдать жизнь за твою свободу!

Я медленно от него отступала, едва не сносимая с ног хлесткими ударами ветра.

— Я не о тебе забочусь, Скиран, — говорила, подбирая правильные слова больше для самой себя. — Нет ничего бесчеловечнее, чем приносить такие жертвы — особенно когда о них не просили. И заставлять с этим жить! Как спать потом, зная, что кто-то ради тебя принес себя в жертву? Это… это как насильная кормежка Богини! А я не Богиня… я такого испытания не выдержу… Я смерти не так боюсь, как такой жизни…

Он, кажется, меня не понимал, но пытался. Открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент воздух перед нами уплотнился, зачернел, обрисовывая контуры мужской фигуры в плаще. Айх не медлил — он схватил эйоха сразу за горло и с немыслимой силой впечатал в каменную стену так, что сверху посыпались осколки. Я ожила и бросилась к ним, прекрасно понимая, что будет дальше:

— Нет, айх, умоляю, нет! Скиран просто ошибся!

Эйох задыхался в железной хватке и некрасиво открывал рот, не в силах даже звука издать передавленным горлом. Ринс ответил мне довольно спокойно, не поворачиваясь:

— Ошибся, забрав мою женщину? Понимаю, с каждым может случиться. И этот червь поплатится за ошибку. А чтобы он почувствовал себя червем, я отсеку ему крылья, руки и ноги. Вот тогда все эйохи и увидят цену своим ошибкам.

Я похолодела, видя, как в свободной руке у него уже блеснул длинный нож. Скиран ничего не мог противопоставить — он извивался в бесплодных попытках вырваться, но рука Ринса даже не дрожала. И ведь это я помогла вернуть ему полную силу… Я буквально повисла на его локте, но и этим не смогла сдвинуть руку даже на миллиметр.

— Айх, я прошу! Ведь… вы ведь прощали ошибки мне. Любой человек может сделать что-то неправильно, — я подбирала слова, чтобы переключить внимание на себя — меня же Ринс не убьет? Наверное. — Айх, это я его попросила! Понимаете? Заставила! Разнылась, как хочу свободы, вот он и… Отпустите его, умоляю!

— Отпустить? — Ринс холодно усмехнулся. — И доверить ему охрану своего замка? Какие еще идиотские варианты ты предложишь, Катя?

— Они не идиотские… — от отчаянья глаза застилали слезы. Но я знала, что ими мага не разжалоблю. Если его чем-то и уговоришь, то только конкретным предложением, потому бездумно лепетала: — Прогоните его! Пусть эйохи пришлют другого на его замену! Или…

Я замолчала, наблюдая за поднимающимся лезвием — Ринс и не думал всерьез меня слушать:

— Вот я его и прогоняю. Без крыльев и конечностей он станет совершенно свободным от службы. Видишь, я иду навстречу твоим желаниям, Катя.

Я отшагнула, не видя никаких других возможностей. Ринс даже не зол — он спокоен. И именно потому до него не докричаться, он с холодным равнодушием выполнит задуманное, потом еще и посмеется над моим отчаяньем. А смотреть на кровавую расправу у меня не было сил, желудок уже подскакивал к горлу от ужаса. Преодолевая рвотный позыв, я согнулась, но изо рта метнулся сизый дым. Он вскинул мои руки вверх ладонями, на которых открылась книга — та самая, появившаяся прямо из воздуха. Я задышала быстрее, словно этим подгоняла дымок. И он помогал, спешно перелистывая страницы и указывая на нужный абзац. Я читала, вообще не представляя, о чем идет речь:

— Найдаллинар-шинс-арридайн…

Скала содрогнулась. Рядом со Скираном появилась синяя граница и рванула во все стороны. Ринс отлетел от ее удара и упал на четвереньки. Эйох сползал вниз, прижимая ладони к горлу и тараща глаза в небо, но он был жив. Через секунду Ринс стоял на ногах, он вскинул руку и щелкнул пальцами, произнеся коротко:

— Таин-тир.

Книга вылетела из моих рук и оказалась в его ладони, уже захлопнутой. Он снова принял равнодушное и слега ироничное выражение лица, рассматривая корешок.

— Так и знал, что ты ее спрятала. Держать при себе магические предметы невидимыми — это высший уровень, на который вообще способно черное дыхание. Я предполагал, да и твой резерв слабо колыхался — это было подозрительно, но я тебя все-таки недооценил и убедил себя, что подобное ты не потянешь.

Мой дымок он не видел, но, вероятно, сомнений в его наличии уже не оставалось. Но я смотрела недоуменно. Это что же получается — мое дыхание спрятало книгу? Как раз на такой случай, когда она очень понадобится? А мне сообщить? Это вообще дыхание мага или главный враг? В ответ я могла только блеять что-то невнятное в оправдание. Ринс говорил, не отрывая взгляда от моего лица:

— Сделка, Катя. Ты ведь их любишь. Твой влюбленный друг прямо сейчас убирается с моих глаз, в родном племени сообщает, чтобы прислали другого эйоха, на которого я смогу полагаться. А ты взамен…

— Что угодно, айх, — я от облегчения действительно готова была предложить любую цену.

— Вот именно — «что угодно». Без споров, вранья и возражений. И так до конца твоих дней. Согласна?

Я не вполне поняла его требование, но кивнула. Но Ринс не удовлетворился:


— Катя, повтори: «Что угодно, Ринсен эн-Ройд. До конца моих дней» и начерти в воздухе этот знак, — он вытянул указательный палец.

Я смотрела на бледное лицо Скирана, на надрез на его крыле и понимала, что выхода нет. А этим, единственным выходом, я, по всей видимости, навсегда отказываюсь от свободы. Притом даже не представляю, на что именно подписываюсь, но фраза «до конца дней» не оставляла сомнений в сроках… Отказавшись от чужой жертвы, я принесла в жертву себя. Это и есть справедливость?

Мой знак в воздухе получился синим, в отличие от красного, показанного Ринсом.





Глава 26




Кажется, Скиран что-то кричал, когда мы переносились в замок, но остался на месте — хотя бы за это ему спасибо, мог еще сильнее усугубить ситуацию. Оказались мы в покоях Ринса, а я все молчала, хотя вопросы были насущными и сводились к двум: «На что я, мать вашу, подписалась?» и «Не пора ли еще делать ноги в племя эйохов?».

Зато сам Ринс моих вопросов не ждал:

— Ты меняешься, Катя, и пока не могу определиться, нравится ли мне это.

— В чем меняюсь?

— Ставишь чужие приоритеты выше собственных.

— Это называется «совесть», айх.

Он усмехнулся, повернувшись ко мне вполоборота:

— Намекаешь, что мне смысл этого слова незнаком?

— Разве что по слухам, — отозвалась я, чем его рассмешила.

Ринс прошел к полке и поставил книгу на место. А мне захотелось узнать, сработает ли у меня тот же трюк. Щелкнула пальцами, шепнув уже знакомое «Таин-тир». Томик исчез прямо перед глазами Ринса и материализовался в моей руке — я чуть не выронила от удивления.

— Мы так и будем ею перекидываться? — Ринс, похоже, не разозлился.

— Это был эксперимент! — я действительно не собиралась в данный момент ничего предпринимать с книгой, но впала в восторг от того, что получилось. — Выходит, это заклинание тоже промежуточное?

— Нет, оно однозначно черное, — удивил айх и тем же образом вернул книгу в свои руки. Но теперь не ставил ее на полку, а продолжил: — А у белых есть аналогичное. Сейчас, пытаюсь вспомнить. Что-то наподобие «з-зураш-иххайи», — судя по тону, он не был уверен. Вероятно, белые заклинания в уме чернокнижников так же ясно не чеканятся. — Нет, не совсем так. Подожди, сейчас отыщу, если тебе интересно проверить. Где-то у меня был полный сборник по простейшим заклинаниям белой магии. Бесы знают, зачем я его до сих пор хранил.

Он повел пальцами по корешкам на полке ниже, но среди стольких изданий поиски могут занять часы. Потому я не стала дожидаться и произнесла — все же в присутствии всемогущего мага, который пока не заинтересован в моей кончине, чувствовала себя застрахованной от мелких ошибок:

— З-зураш-иххайи!

Ринс расхохотался, не оборачиваясь. Я не сразу поняла, что произошло, но книга ко мне не вернулась — вероятно, игры в книгобол закончились.

— А вот это — промежуточное. Был почти уверен, что сработает, — сквозь смех сказал айх и повернулся. Но, глянув на меня, как-то резко успокоился и рывком стянул повязку.

Я с трудом оторвала взгляд от черных глаз и посмотрела вниз — платье на мне расползалось лоскутами, которые тлели и исчезали, обнажая кожу. Через минуту на мне не останется даже нитки. А я смогла только уточнить:

— Вы обманули меня?

— Иногда это часть игры, Катя, — он сделал шаг ко мне. — Потом вернемся к экспериментам, а пока надо закончить начатое. Так что, приступим к тому, в чем ты недавно поклялась? Мне надоело ждать. И пороки, пороки — сама понимаешь, они требуют удовлетворения.

Вероятно, я успела выработать иммунитет против его влияния, раз смогла отшагнуть, хотя хотелось, наоборот, приблизиться. Конец танцам вокруг да около?

— «Что угодно, айх», — передразнил он. — И я определяю, что мне угодно. А это значит, что ты не сможешь больше врать, убегать и отстраняться. И еще много чего, что я могу формулировать до конца твоей жизни. Помимо этого ты начертила знак вечной верности, то есть добровольно не подпустишь к себе ни одного другого мужчину. Я подстраховался на случай, если найдется еще какой-то идиот, который поставит страсть к тебе выше страха ко мне — взаимности он точно не дождется. Теперь только я, Катя. Как ощущения?

Я не прикрывалась, вообще забыла о своей наготе. И чувствовала, что он говорит правду: клятва будто врезалась в самое сердце раскаленным клеймом. Не смогу сопротивляться. Или даже не захочу.

Мой голос немного хрипел от растущего волнения:

— Ощущения такие, будто я случайно вышла замуж за тирана.

— Замуж? — он улыбался мягко и почти нежно. — Нет, айх не может вступить в брак в привычном смысле этого слова — у нас даже ритуалы для подобного не предусмотрены. Но думай так, как тебе приятнее. И сопротивляйся — столько, сколько сможешь. А я хочу, чтобы ты осознала свои желания и начала их выполнять. Для начала — подойди ко мне. Пять, четыре, три…

Он насмехался надо мной, но я уже знала, что путь теперь один — к нему. Ни о каком сопротивлении речи не шло. Сейчас я сама подойду и буду счастлива, когда он станет моим любовником. И потом себя проклинать не стану — никогда до конца своих дней я не смогу себя за это проклинать. Он говорит, чего хочет, а я заведомо со всем согласна.

Потому, смирившись с неизбежностью, и двинулась к нему, сразу скинула с его плеч плащ. Дернула за шнурок на рубахе, распуская, схватила за края и потянула вверх. Ринс просто поддавался, но инициативу не перехватывал — ему нравилось наблюдать за моей полной капитуляцией. Но хуже всего то, что это нравилось мне.

Я прижалась губами к черному рисунку. Застонала, ведя языком по нему вверх. Ладони скользили по его коже, а мне от этого было так приятно, словно ласкали меня. Его последний выдох прозвучал напряженно, чем Ринс выдал изменение и своего состояния — и это окончательно закружило мне голову.

Но когда я, исследовав весь орнамент поцелуями, потянулась к губам, мужчина наконец-то отмер и мягко удержал меня за плечи.