Последняя игра чернокнижника

— Голос? Какой еще голос? Обращение мага?

— Вот уж без понятия, — Андрей вернул мне бокал и продолжил: — Чистый такой, хрустальный и пронзительный. Женщина говорила — как какая-нибудь оперная певица, которая слова в обычном темпе произносить разучилась, потому их поет на высокой ноте, аж барабанные перепонки трещат.

Я переглянулась с Ринсом, но мнениями мы так и не обменялись, слушая дальше:

— И вот ее я понимал — она на каком-то языке говорила, явно не русском, но я понимал. Благодарила долго за то, что пришел к ней. За то, что согласился. И повторяла, что осталось мне только до нее добраться — и больше не будет ни боли, ни страха, ни мучений.

Я уже, кажется, понимала суть, но все еще реагировала заторможенно:

— У меня ничего подобного не было, Андрей… Она со мной не говорила.

Мужчина устало пожал плечами:

— Я кое-как собрался и тоже думать начал — певице в ответ. Говорю, а на что я соглашался-то? Я если и соглашался, то на дебильное предложение перенестись во времени. А она мне про какой-то сосуд, и что того согласия вполне хватит. И зовет — так отчаянно к себе зовет, что я больше всего к ней пойти и захотел. Заклинанию учила, как дойти быстрее. Да я и пошел бы, если бы не эти треклятые боли — черный дух помогал, но его силенок мало на что хватало. Странное чувство — умом понимаю, что не стоит туда идти, уж больно сладко певичка напевает, а все равно хочется ей помочь. Вот я и решил еще пару дней перетерпеть — потом хотя бы хлеба с кухни попросить в дорогу. Или за это время определиться с решением.

— Богиня… — выдохнула я и переспросила у Ринса. — Его звала к себе Богиня? А меня не звала, потому что я согласия не давала?

Айх в ответ молча кивнул. Андрей обернулся к нему, но не вздрогнул и приветствовать не спешил. Высказался размеренно:

— Так ты слепой? Странно. Мне казалось, что взглядом прожигаешь. Пожалуйста, не стой за спиной — у меня от тебя мурашки по коже и дикое раздражение. Извини за бестактность.

Ринс не шелохнулся, даже голову на миллиметр не повернул. На Андрея влияет фон, но он так стойко держится! Я наклонилась и накрыла его руки своими, отвлекая внимание на себя:

— Что было дальше, Андрей?

— А дальше, Катюш, бреда добавлялось. Я вдруг понял, что стал разбирать слова людей — не все подряд, но смысл улавливал. Они говорили о том, что меня проще пристукнуть на заднем дворе, чем продолжать кормить — работник из меня никудышный. Дорубился я, что двух дней мне вряд ли дадут, надо уходить. Но дух меня снова к книгам тянул — показывал что-то. В закрытый архив утащил, замок я и сам взломал. И какие-то знаки я теперь разобрать мог, как если бы та певичка в моей голове рычаг передвинула. Я просил своего помощника отыскать других — имена из списка перечислял по порядку. И только на твоем он мне заклинание показал — надо было какие-то бессвязные буквы произнести и имя твое добавить, чтобы внезапно оказаться перед воротами этого замка. Дальше ты знаешь — просил тебя, пока не пустили.

Я гладила его большие руки, будто пыталась успокоить, хотя Андрей и выглядел уравновешенным.

— Теперь все будет в порядке. Вам только туда идти не нужно, куда голос звал! Скоро сюда явится Ноттен, он должен помочь… Айх, — я перевела взгляд на Ринса, — мой друг может остаться здесь? Пожалуйста!

И Ринс вдруг сделал короткий шажок вперед. Андрей резко согнулся, открывая рот, из которого потек дым — довольно большой и с синеватым отливом. Мужчина недоуменно наблюдал, как его дыхание концентрируется в плотное облако и рвется к айху. Я вскочила на ноги, Андрей тоже шатко поднялся. Ринс схватил дым в воздухе, не позволив тому долететь до его лица, и крепко сжал кулак, зашептал быстро. Агрессия с обеих сторон была очевидна, но я все не могла поверить в происходящее:

— Айх, что вы делае…

Дым завихрился, почернел, а через секунду обмяк, рассасываясь в пространстве. Только после этого Ринс разжал кулак и сделал еще один шаг к Андрею. Вскинул руку, из которой на глазах вырос знакомый нож.

— Нет! — я бросилась вперед. — Нет!

Но моя попытка остановить дальнейшее не увенчалась успехом — айх перехватил Андрея за волосы и резко полоснул лезвием по горлу. В стороне завизжала Китти, о присутствии которой я позабыла. Я успела подлететь только к рухнувшему на пол телу.

— Нет, нет! — я трогала щеки, лоб, заглядывала в стекленеющие глаза. — Нет! За что?!

Меня мутило, перед взглядом встал туман, я как пьяная запрокидывала голову и пыталась сконцентрироваться на черной повязке. Ринс ответил так спокойно, что меня затошнило еще сильнее:

— Ты его не слышала? Он — сосуд для Богини, давший согласие. Остальное было вопросом времени. Кроме того, он явился сюда — и скорее всего показал ей путь к тебе. Ратия, отзови посыльного. Ноттен больше не понадобится.

— Нет… — я не могла поверить. — Да как же… Ведь и его можно было спрятать, и… Это же хороший человек! Умный, сильный… Он в одиночку разобрался со всем! Да он один стоил сотни таких, как я!

— Иногда и умные люди должны умирать. Успокойся, Катя.

Его тон меня уничтожал — ему плевать. На мою боль, на чужую жизнь, он просто решил какую-то подвернувшуюся проблемку, не пытаясь найти другие варианты. А я даже на ноги подняться не могла — все тело дрожало, слезы капали с подбородка на щеку мужчины, который сумел в чужом мире отыскать меня — и за это поплатился.

— Ненавижу… — говорить было больно, но я давила из себя слова. — Ненавижу тебя, Ринс… Никогда не прощу, чудовище… Циничный, расчетливый ублюдок…

— Вот ты и определилась с отношением, — равнодушно отозвался Ринс. — А утром мучилась. Катя, я хочу, чтобы ты пошла в мою спальню и была там. Возьми с собой подругу, если тебе нужна компания для истерики.

Я не хотела подчиняться, но тело само вытянулось вверх, а ноги начали шагать. Желания айха для меня теперь неоспоримы — я даже Китти взяла за руку и повела за собой. И лишь в покоях Ринса смогла упасть на кровать, сжать скрюченными пальцами покрывало до хруста в суставах и заорать во всю глотку. Но от крика боль не уменьшалась.





Глава 29




От нервного переутомления я задремала. Китти так и сидела рядом, поглаживая меня по плечу и вопросов не задавая, хотя ее наверняка разрывало любопытством. Но в этот раз она проявила недюжинную сдержанность, за что я ей была благодарна.

Сквозь болезненное беспамятство расслышала ненавистный голос:

— Китти, я могу быть уверен, что ты не начнешь ни с кем обсуждать увиденное?


— Безусловно, господин!

Китти вскочила на ноги, ответ ее прозвучал уверенно, хотя голос слегка дребезжал волнением. Я распахнула глаза и села, преодолевая слабое головокружение. Испугалась, что если айх не поверит подруге, то избавится от нее с той же легкостью, как и от любой мешающей ему мухи. Не станет искать других путей — например, попробовать стереть ее воспоминания за последний день или зачаровать на молчание по определенным вопросам — зачем? Если перерезать горло намного быстрее.

— Хорошо, — Ринс ответил ей, хотя смотрел на меня. — Сейчас уйди.

Мне нужно было сказать немедленно — замолвить за нее словечко: о том, что я хочу держать Китти поближе, быть может, сделать ее своей личной служанкой, но так и не смогла выдавить из себя ни слова. Все нутро сжалось от нежелания обращаться к нему с любой просьбой. Позже спрошу — когда смогу хоть как-то смириться с фактом, что мне вообще придется снова разговаривать с Ринсом.

Китти ушла быстро, но все равно успела бросить на меня сочувственный взгляд. Милая моя, добрая, слишком мягкая Китти осталась единственной в этом мире, кому до моих страданий есть дело.

Как только за ней закрылась дверь, Ринс стянул повязку и откинул плащ на пол, направился к кровати. И я снова не почувствовала никаких существенных изменений от взгляда прямо в черные глаза. Он обошел и лег сзади, а я так и сидела на краю, не зная, что мне теперь делать. Ждала, когда он что-нибудь скажет, но он продолжал молчать — видимо, не считал нужным объясняться. Если честно, то я тоже не видела в этом необходимости.

Затянувшаяся тишина давила. Мне было душно находиться с ним в одном помещении, но я не решалась выйти из спальни. Возможно, когда Ринс все-таки уснет, подойду к стеллажам с книгами и начну искать — понятия не имею, что именно мне нужно, но любые действия лучше бездействия. Айх разозлится? Да и черт с ним.

Его голос прозвучал настолько неожиданно, что я вздрогнула:

— Ты ведь скажешь мне, если и в твоей голове появится Богиня?

Скажу ли? Сложный вопрос. Особенно когда точно знаю, что последует:

— Чтобы вы избавились и от меня?

— Чтобы я избавился и от тебя, — он ответил в тон. — Так что?

— Какой заманчивый вариант, — я бы хмыкнула, но не получилось. Голос и так подводил и постоянно переходил на хрип: — А может, Богиня поведает мне, как освободиться от нарисованных знаков или хотя бы отомстить?

— Она наверняка знает ответы на эти вопросы, — Ринс не был раздражен, скорее задумчив. — Катя, я хочу, чтобы ты мне рассказала, если такое случится. Хоть одно ее слово в твоем сознании — это важно. Расскажешь сразу же, не медля и не выискивая других путей.8b4541

Улыбка моя вряд ли походила на улыбку — больше на вымученное искривление губ.

— Теперь, как я понимаю, выбора у меня нет — расскажу, как миленькая, ведь буду исполнять все ваши желания. Кажется, я начала понимать истинный смысл этой связи: вы сможете топтаться по мне, а я — с радостью исполнять любые просьбы.

— Примерно так, — меня раздражало его спокойствие. — Кстати говоря, я могу пожелать и чтобы ты перестала злиться. И ненавидеть. Могу оставить в тебе только оболочку и собачью преданность.

Я резко развернулась и посмотрела на него с отвращением. Ведь действительно может! До сих пор он заставлял меня только что-то делать, но не чувствовать — чувствовала я сама. Он способен сделать из меня зомби, вообще устранить все мысли из головы, избавить от боли. Но эта боль необходима — благодаря ей я все еще человек. Я перестану существовать, когда не буду страдать от смерти близких людей, даже если при том буду продолжать дышать и ходить. Еще один пункт хуже смерти. Сколько, оказывается, много бывает событий хуже обычной смерти! И, спасибо Ринсу, все их я узнала в его обществе. Однако я не попросила, чтобы он этого не делал, а задала вопрос:

— Почему же вы до сих пор так не поступили?

— Помнишь, я рассказывал тебе о деревне, где жил перед орденом? О стариках, которых я заставил служить мне, но внутри них я вытравил все эмоции и мысли. Послушные и полезные марионетки с нулевой угрозой. Это была моя первая игра в людей — она интересна только в первый раз. И только для ребенка, которому не хватало сил для большего.

— А-а, — понимающе протянула я. — Играть намного интереснее, когда жертва все чувствует и понимает! Ничто не заменит истинного страха в глазах?

Он медленно повернул голову в мою сторону.

— Катя, в твоем отношении ко мне много эмоций — иногда они противоречат друг другу, но страха я уже не вижу. Интересно, почему? Ты уверилась, что я ничего ужасного тебе больше не сделаю?

— Не уверилась, — ответила я, снова не имея возможности соврать. — Вполне допускаю, что прикончите, когда возникнет необходимость, и глазом не моргнете. Но тем самым освободите меня от роли своей последней игрушки — всё плюс.

— Тоже верно, — он мягко улыбнулся.

Это придало мне сил для другого вопроса:

— Я хочу узнать — и надеюсь, что вы ответите честно. Были ли способы остановить Андрея на его пути к Богине, кроме убийства?

— Скорее всего, были. Но я не привык рисковать в действительно важных делах. Меня называют черным айхом потому, что я решаю проблемы, а не за способы решения проблем.

— Я ненавижу вас за эти способы.

— Не удивлен, — он чуть приподнялся на локте. — Катя, я устал, и мне надоело обсуждать то, что не требует никаких обсуждений. Сейчас я хочу, чтобы ты сделала то, чего хочешь.

Вновь тот же приказ, который только звучит как предложение и свободный выбор, но таковым не является. Я через секунду подалась к нему и наклонилась к красивому лицу, но еще через мгновение размашисто замахнулась и ударила. Пощечина удалась, мне даже руку обожгло. Я дернулась назад, сама испугавшись своего поступка. Но Ринс усмехнулся и неспешно поднес пальцы к щеке. Казалось, его даже это из себя не вывело:

— Видимо, я неправильно сформулировал для твоего текущего настроения. Катя, я хочу, чтобы ты расслабилась, чтобы поцеловала меня. Давай закончим этот день хоть чем-то приятным.

И я снова оказалась вблизи его лица, зная, что сопротивляться не смогу. Но все же попросила почти с мольбой:

— Тогда пожелайте, и чтобы моя злость выключилась до конца этого жуткого дня.

— Зачем? — Ринс перехватил меня за плечо и толкнул, опрокидывая спиной на постель. Навис сверху. — Чтобы тебе было легче? Так ведь играем мы не в поддавки. Эта игра определенно называется как-то иначе.

И я потянулась к его губам, жмурясь от ненависти. Мерзавец, изощренный палач. Застонала, приоткрывая рот и впуская настойчивый язык. Разрывалась от внутренней бури, но поддавалась желанию отвечать на ласку и целовать самой. Возбуждалась, разгоралась и хотела большего. Почти в той же степени, как убить. Изгибалась от касаний его рук, от тяжести его тела, обхватывала ногами и подавалась бедрами вверх, чтобы и в нем вызвать такой же непреодолимый голод, но мысленно представляла себе, как мои руки сжимаются на его шее, а в них появляется все больше силы. Возможно, его глаза снова станут обычными, карими, если я буду продолжать сдавливать его шею…

Я хотела всего сразу, но Ринс не подарил мне даже тех странных спазмов внутри — он только целовал. И я целовала, отчего мысли начали растворяться и отступать, эмоции сливались в одну: не любовь, не ненависть, ближе всего к страсти, но выходящая за ее рамки. Я становилась маньяком, о которых раньше читала, — и, быть может, даже начинала понимать их больные ощущения: хотеть так сильно, чтобы желать смерти — или желать смерти, чтобы уже начать любить безоговорочно.

Ринс оторвался от губ, чуть приподнялся надо мной, посмотрел в глаза, но почти сразу снова опустил лицо и приник к волосам.