Последняя игра чернокнижника

— Жива, жива твоя Катя. Может, снять с тебя знак вечной верности?

— Сдохни, Лайтимерр. Или хотя бы заткнись.

— Сама вежливость! — это она уже молча, для меня. — Ты где его такого раскопала? — и вновь вслух: — Ринсен, нам нужен ведущий в игре, срочно. Я не стану подчеркивать, насколько срочно.

Он подался вперед, но пока молчал. Богиня объясняла:

— Отмени проклятие. Сейчас я погашу весь магический резерв, отдышимся, потом заново проклянешь.

Ринс уже стоял возле решетки, ловя на ходу:

— Без магического сопротивления ваши шансы уравняются. Проклятие сплету тонкое, чтобы тело почти не портило, а убивало только сознание. Выйдет медленнее, но вернее. Одна погибнет первой, случайным образом. Отличная игра. Почему раньше не позвали? — он прошептал что-то, направив на нас руку сквозь решетки, затем метнулся к выходу. — Не скучайте, девочки. Я позову Ноттена — старикашка хоть и зануда, но лекарей лучше в мире нет. Чем больше в игре участников, тем интереснее.

— Как обрадовался, — рассмеялась Богиня, едва Ринс скрылся из коридора. — Даже забыл, с кем разговаривает. Слыхала, как он ко мне обращается? Вот такова цена, когда божество спускается к людям. И сразу поверил — дошел до той точки, когда поверишь даже в миллиардную долю вероятности. Глаза у него какие… дети ваши будут красивыми, но сероглазыми.

— Дети? — об этом я вообще думать не могла. — Преждевременное заявление для такой ситуации. Но Ринс действительно обрадовался… Как же странно, что я раньше не видела его к себе отношения. Так ты простила его за Андрея?

— Нет, конечно. Но я давно разучилась прощать, ты ведь как раз это и рассмотрела. Прости ты за меня потом или отомсти. Всё будет иначе. После того, как я умру.

— После того, как умрешь, — я повторила шепотом, напоминая себе, что счастливого финала для всех быть и не могло.

Проклятие было другим, без физической боли, но приносящим куда более мучительные страдания — меня сдавливало внутри, уничтожало. И так долго, что казалось, прошли дни или даже недели. Последнее, что я услышала:

— Борись, выживанка. Борись, как никогда раньше, — Ринс был рядом. Вероятно, тоже вошел в клеть или уже вытащил нас наружу, сняв замки — я пропустила этот момент. — Кать, слышишь меня?

И я боролась до тех пор, пока мир не погас. Наверное, в беспамятстве я улыбалась, потому что чувствовала, как Ринс сжимает руку, снова ставшую моей.





Эпилог




— Мерзавец, извращенец, подонок, изверг, убийца, дегенерат, — Ринс задумчиво вчитывался в каждое слово и делал между ними паузы, будто смаковал. — Вот со всем согласен, Кать, но дегенерат? Серьезно? Я? Или мое сознание неверно переводит это слово?

У меня ушло несколько секунд, чтобы постичь происходящее. Ринс сидит на постели, в руках знакомые листы, которые я исписывала, когда только попала в замок и начала запутываться в происходящем. Почему я давно их не сожгла? Оставила как забавное воспоминание, и вот как обернулось! Я взвивалась до состояния атомной бомбы мгновенно:

— Ты залез в мои записи! Думаешь, я просто так их припрятала в нижнем белье?

— Случайно наткнулся.

— Ка-ак?

— Точно хочешь узнать? Или твое сознание неверно переводит слово «извращенец»?

Я одновременно смеялась и злилась, не удивляясь перемешиванию разнородных чувств, — обычное дело в наших отношениях. Прибавились и другие эмоции, когда Ринс откинул листы, ухватил меня за руку и потянул на себя. Видимо, обед откладывается на пару оргазмов. Ох, нелегкая это работа — соответствовать желаниям воплощенной в одном мужчине похоти.

— З-зураш-иххайи, — произнесла я лукаво, чтобы между нами не осталось одежды — хотелось опередить в заклинании его. Показать, что я тоже умею перехватывать инициативу.

Ринс усмехнулся и, уже обнаженную, перехватил за талию, невероятным образом меняя позиции. Не быть мне сегодня сверху. Погорячилась я, когда обрадовалась инициативе — куда уж мне ее удержать. Всегда немного дикий в страсти, Ринс никогда не оставлял шанса для маневренности. Да и физически несколько сложно соответствовать всем его прихотям — к счастью, удовольствие от них перекрывает затраты.

Он только поначалу меня жалел — весь тот период, когда я несколько месяцев выздоравливала. Проклятие было тонким, стройным, но нанесло все же серьезный урон — и телу, и сознанию. Я, уже очнувшись, долго не могла отчетливо отделить свои мысли от умершего сознания Богини. А Ноттен — так нужный в этот период — с удивлением осознал, что большая часть его лекарского таланта кануло в небытие вместе с Богиней. Остатки он тратил на меня, щедро перемешивая их полезными отварами.

Дорога от ловушки до столицы стала тем еще приключением, хотя подробности мне позже рассказали. Почти постоянно пребывая без сознания, я была свидетелем только части из них. Нескольких фанатиков Ринс все-таки покалечил — таким образом он вежливо объяснил, что смерть Богини — ее собственное решение. Она сама себя победила, наша роль в этом ничтожна. Но более разумные из последователей довод приняли и позволили нам пройти. Магия сильно уменьшилась, заклинания работали, но будто обрубочно — на небольшой процент от предыдущей мощности. Перемещение не унесло нас сразу в замок, а перекинуло в леса. И такими рывками Ринс медленно продвигался к Ир-Раттоке. Обессиленного Ноттена тоже фактически приходилось тащить на себе.

Я в конце концов заметила, как сильно толстяк постарел — похоже, немедленный смертный приговор магам-долгожителям мы с Богиней не подписали, но дни их укоротили. У Ноттена теперь впереди не столетия бодрости, а в лучшем случае несколько лет дряхлости, чего айхи на своей шкуре никогда не испытывали. Конечно же, он не жаловался и не стенал, а лишь благодарил Лайтимерр за ее решение. Я была рада узнать, что его характер не стал темнее. Впрочем, как не стал светлее и характер моего избранника. И разговоры их мне могли не присниться:

— Ножками теперь, Ноттен, ножками! До самой столицы. Быстрее доберемся, чем этими перемещениями по сотне метров.

— Боюсь, дорогой айх Ринс, ножки у меня уже не те. Но я вижу, что вы истощены — вначале перенести Катю, затем вернуться за мной… Клянусь, я никогда не подозревал, что вы именно такой человек на самом деле, хотя в каждом хорошее разглядеть умел.

— Еще бы я не был истощен! Вам не приходило в голову скинуть вес?

— Может, вам стоит уйти одному? Я позабочусь о Кате — здесь растут целебные травы, а моей магии хватит на разведение костра и приготовление отваров, — он вынул из-за пазухи серебряную флягу. — Позже вы вернетесь за нами со столичными магами.

— С теми, которые сейчас отбивают маладийское вторжение? Увольте, Ноттен. Я лучше спать лягу, если вы сделаете одолжение примолкнуть. Хватит кукситься, айх, еще немного, и я смогу докричаться до Ратии, она вышлет за нами эйохов. Надеюсь, что когда-нибудь смогу… теперь уже ни в чем нельзя быть уверенным.

Он смог — когда мы уже были в сутках пешего пути от замка. После возвращения домой всем стало легче. Особенно мне, ведь валяться на мягких подушках все же удобнее.


Маладийская армия сама свернула наступление — у них, по странному стечению обстоятельств, все маги обессилели. И первой их мыслью было проклятие Ринса, поразившее все государство и приведшее население в панику. Как он сумел лишить могущества не только магов на кораблях, но и в глубинке Малады? Ринса эти слухи так позабавили, что он долго уговаривал Ноттена не сообщать о настоящем положении вещей — пусть в Маладе еще помучаются, пока имя Ринсена эн-Ройда не начнут воспевать рядом с именем Богини. Но Ноттен не поддался. Не прошло и пары недель, как во всех странах узнали страшную весть: теперь миру придется выживать без помощи самой мощной силы и фона Богини. Не знаю, утешило ли айхов то, что магия их покинула не полностью. Но уже через месяц начали появляться признаки новой религии — в черных и белых орденах с еще большим рвением, чем раньше, прославляли прародительницу и призывали ее вернуться обратно. Надо ведь чем-то заниматься, раз старые ритуалы уже ни к чему.

В итоге я все же пришла в себя, со временем и под постоянным контролем сиделки-Китти начала поправляться. Ринс еще долго старался меня не тревожить и держал свои пороки в узде: прогонял вечером Китти, ложился рядом, целовал в волосы и рассказывал шепотом, как прошел его день.

— Представляешь, нас с Ноттеном переименовали в белого и черного советников. Совсем с катушек послетали, бездари. Должности оставили — маги все ослабели, но мы в любом случае остаемся среди них сильнейшими и самыми подкованными. Однако боюсь, через несколько десятков лет корона дозреет до мысли, что и без нас обойдется. Я тогда чур в пираты подамся. Ты со мной?

— С тобой, с тобой, — я устало улыбалась ему в шею. — А Ноттен как себя чувствует?

— Бодрится, но старик сдает. Вот бы его бесчисленные знания в твою голову переместить — стала бы потом белым советником императора. Всегда мечтал о красивой напарнице вместо несимпатичного толстяка.

— Я? Шутишь?

Он демонстративно вздохнул:

— К сожалению, не шучу, Кать. Похоже, только твоя сила и осталась неизменной, хотя сейчас рано судить. Но у тебя есть преимущество перед нами всеми — с разделенными резервами.

— Но ведь Богини больше нет, — я приподнялась. — Почему же ее потомки будут продолжать рождаться черными или белыми? Разве ее проклятие все еще действует?

— Не действует. Но они только родятся, когда еще повзрослеют и обучатся? До тех пор надо постараться, чтобы мир все же не развалился. А то с этими венценосными ублюдками — запросто.

— Тогда я пойду к Ноттену и постараюсь научиться всему, что знает он. Ладно уж, пират, помогу тебе удержать мир на плечах.

— Как только поправишься.

— Как только поправлюсь, — согласилась я.

Однако как только я стала сильна настолько, чтобы лететь к Ноттену, Ринс вспомнил, что слишком долго не удовлетворял свои низменные потребности. Наши общие низменные потребности, если уж честно. Воспользовался тем, что я тоже истосковалась по его телу, и продемонстрировал мне по порядку все свои извращенные фантазии. Дал немного отлежаться в обмороке, потом повторил, для закрепления материала. Я, между прочим, очень послушная ученица, а уж с таким профессором — сверхпослушная.

Дела наши приходили к новым и интересным правилам. Черному советнику, в отличие от бывшего черного айха, кто-то осмелился выслать приглашение на королевский бал. Ринс долго и смешно за ужином ругался, но потом я заявила, что вообще-то не против — я, мол, весь этот мир хочу узнать, а начинать с дворцового бала — хорошая примета. По иронично вздернутой брови догадалась, что ему вовсе не поперек горла полученное приглашение. Нас с ним уже давно воспринимали как супружескую пару, хотя никакого обряда не проводилось — в старом мире таких обрядов для айхов не было предусмотрено, а до нового мира мы еще не дожили. Но брачную клятву наивысшей верности Ринс так и не снял — сказал, что она должна была ослабнуть вместе со всем прочим, а проверит когда-нибудь потом, если настроение будет. Зато точно ощутит, если я посмею далеко от него сбежать. Я свой знак вторично рисовать не стала, так и заявила, что буду вечность наслаждаться его ревностью. На что он только смеялся — самодовольный гад точно знает, что никуда я от него по доброй воле не денусь. А с кем еще я могу так эмоционально ругаться, чтобы еще эмоциональнее мириться?

Я даже выдох до конца после последнего оргазма сделать не успела, как в дверь забарабанили.

— Что там еще, Ратия? — Ринс тоже не был доволен.

— Господин! Там… вождь племени эйохов! Лично! Я сказала, что вы на важном совещании с будущим белым советником, тогда он изложил цель визита…

— А ему-то здесь какого беса понадобилось?

— Он несет какую-то бессмыслицу, господин… — Ратия сбавила тон. Теперь к мысленному общению прибегали лишь в крайнем случае — от слабых магов оно требовало грандиозных усилий. — Вождь говорит о… Я, наверное, неправильно поняла, но он говорит о том, что молодых воинов его племени вы вполне можете и нанимать, а не брать на вечную службу!

— Что?

Ратия продолжала, смущаясь каждого слова:

— Да… И передает огромную благодарность госпоже Катерине за участие в судьбе его племени!

— Что?!

Черные радужки поползли на белки, вновь знакомо затапливая его глаза целиком — такое все еще случалось, когда Ринс сильно возбуждался или приходил в ярость. Я виновато скривилась и попыталась оправдаться:

— Ну, Ринс, мир меняется…

— Ага, меняется! И всякий раз рядом с изменениями обнаруживаешься ты! Сегодня я начну нанимать эйохов, а завтра до чего докатимся? Рабов начнем освобождать?!

— Ну, мир меняется…

— Я тебе сейчас покажу, как к этим изменениям отношусь!

Опять страсть, а там вождь племени эйохов ждет. Некрасиво как-то, антиполитично. Я открыла рот, чтобы успокоить любимого, но вовремя передумала и произнесла:

— Ар-ртоеллах-шиу-ги-Ноттен! — и исчезла прямо из-под него.

Вечером за это троекратно отвечу — мне понравится. А Ноттен моей наготе не удивится — далеко не в первый раз я в таком виде являюсь на урок. Посмеивается только, небесно-голубые глаза отводит и протягивает мне очередную свою огромную рубаху.

Конец