Поток

Внезапно Ример сорвался с места и бросился на Хирку. Та была настолько переполнена Потоком, что могла бы ускользнуть, если бы захотела. Но позволила подобраться. Она хотела, чтобы юноша подобрался к ней.

Ример столкнулся с Хиркой и увлёк её за собой вниз. Они падали, неслись к земле. Край моста над ними становится всё меньше. Резные змеи разевали пасти. С каменных языков срывались капли дождя. Тяжёлый и мокрый юноша прижимался вплотную к дочери Грааля. Она притянула Поток и заметила, что причинила боль Римеру. Мощь оказалась слишком велика. Но требовалось либо смягчить падение, либо умереть.

Они рухнули как единое целое. Он оказался сверху, выбив воздух из лёгких и пригвоздив Хирку руками к земле. Его белые волосы прилипли к её щеке. Из уголка его рта сочилась кровь.

– Это закончится здесь, – прошептал он. – Сейчас.

Хирка посмотрела на бесконечно прекрасного Римера. Прищуренные серые глаза, в которых она всегда тонула. Жёстко очерченные губы. Высокие скулы. Он многое потерял. Как и она. Интересно, их объединили потери? Превратили в единое целое? Тоска болью разливалась по телу.

– Ример… Это закончится, когда я исцелю Поток. Разве ты не понимаешь? Он принадлежит всем. Если у одних он будет, а у других нет, то мир не продлится. Но я могу всё уладить. Знаю, что могу. Но сначала мне пришлось стать такой, как ты. Ты научил меня, что иногда надо чем-то жертвовать.

Взгляд Римера блуждал, из глаз ушёл холод. Зрачки расширились, как будто пытались вместить в себя всё его отчаяние. Он опустил голову.

– Я никогда не хотел, чтобы ты стала такой же, как я. Наоборот, мне нужно было, чтобы ты оставалась собой. Всему миру требуется, чтобы ты оставалась собой. Я… стал ядом для тебя. Разрушил тебя.

Ример поднялся на колени, морщась от боли, а затем встал, пошатываясь на нетвёрдых ногах.

Хирка почувствовала себя замёрзшей и обнажённой без него. Без его тяжести. Она приподнялась на локтях и заметила мертвеца прямо рядом с собой. Страж в красном. Его глаза смотрели на Шлокну. Удивительно, но на губах погибшего застыла улыбка, как будто его последней мыслью стало воспоминание о чём-то хорошем.

Нет!

Сражаясь с подступающими слезами, Хирка встала и огляделась. От вида Блиндбола ей стало страшно. Сады Эйсвальдра больше не казались прекрасными. Как и тысячу лет назад, они превратились в поле брани. Мужчины нападали друг на друга в бурлящем море битвы, двигаясь медленно и нетвёрдо. Огонь шипел под дождём.

Хирка посмотрела на свои дрожащие руки. Поток не усиливался. Не восстанавливался от сотен смертей и не давал ей власти спасти миры. Неужели она в это верила? Неужели действительно верила?

Плач прорвался наружу. Хирка не смогла сдержать его.

– Хватит, – прошептала она в пустоту и прошла мимо Римера. Мимо перевёрнутой повозки. Затем увидела, как под повозкой что-то шевелится. Заметила горящие в темноте глаза. Кот. Ничего себе! В таком-то месте. И в такое время.

Хирка протянула руку. Животное зашипело и глубже забилось под телегу. Поток смешался с бешеным стуком сердца напуганного зверька. Девушка чувствовала вкус его страха. Понимала, что казалась ему врагом. Она. Она, кто всегда смотрел под ноги, чтобы не наступить на муравья.

Поток стремительно тёк по венам и обнажал все её ошибки. Разбирал её на части, становясь сильнее по мере роста отчаяния Хирки. Горя. Но она больше не хотела сливаться со всем миром. Не хотела познавать себя.

Хирка услышала собственный крик и принялась царапать лицо, но Поток по-прежнему тёк по венам и разрывал её изнутри.

Она стала единым целым с котом. Она стала единым целым с Римером, вплоть до самых мрачных глубин его души. Она стала единым целым с воинами. Чем сильнее она сопротивлялась Потоку, тем мощнее он становился.

Спотыкаясь, Хирка двинулась вперёд. Она была напуганным животным, которое крадётся в темноте и прячется под повозками. Она была мужчиной с открытой раной на бедре, который знал, что умрёт. Раздался удар топора о щит, и она стала прижатым к земле бородатым великаном. Она была мальчиком, который соврал о своём возрасте, чтобы сражаться. Она была женщиной, которая плевалась кровью и жалела, что покинула Равнхов. Она была матерью трёх детей, с которыми бежала из города на переполненном баркасе. Она была напуганной до смерти калекой, который больше не мог ходить и над которым возвышался трупорождённый со сверкающими во мраке белыми глазами. Она была всеми ими. Чувствовала всех их.

Поток тяжело наваливался на Хирку со всех сторон и сминал её в ком. В сгусток, что грозил взорваться в любой момент. И она поняла.

Потоку не требовались кровавые жертвы. Он усиливался не от смерти, а когда испытывал чувства умирающих. Друзей и врагов. Все они составляли единое целое. Никто там, на поле брани, не причинял вреда другим. Все причиняли вред самим себе. Каждый удар был самоубийством.

Хирка скорчилась, закричала, впилась пальцами в землю и вскинула руки вверх, заставляя чёрный грунт и обломки камней подниматься следом, ставя её на ноги. А потом эта масса слилась воедино и чернилами разлилась вокруг девушки. Хороня заживо. Она принялась отмахиваться, едва не ломая руки.

Внезапно стало совершенно тихо. Хирку, принявшую рождение от ворона, заклинательницу камней, потомка Одина, нёс Поток. Она стала центром чёрного вихря. Она стала всем тем, чем когда-либо была, и всем, чем будет. Она стала Потоком. Кровью всех миров.

Мы первые.

Вороны изо всех сил старались вырваться наружу. Вырваться из души. Из тела. Она являлась крошечными кусочками всего, что когда-либо жило. Хирка тянула ноги до тех пор, пока они вновь не коснулись земли. Затем собрала все свои силы и запульсировала, превращаясь в одно громадное сердце. Стучащее. Скорбящее. Самоотверженное.

А потом ударила кулаками о землю.

Свистящие чёрные камни полетели вниз, проделывая путь сквозь толщу почвы. Под домами. Под бегающими мужчинами. Из недр земли раздался раскатистый грохот, и Хирка поняла, что делать. Она видела. Видела карту в книге. Видела, как связаны между собой круги. Видела Поток глазами воронов. Знала, где он силён, а где слаб.

Новые корни прорывались наружу. Земля вздрагивала под мёртвыми. Требовалось больше! Больше камней. Больше грунта. Чтобы сотворить новые вены. Пробираясь вслепую, Хирка мысленно отыскала Стену. Ту, что отделяла тех, у кого есть всё, от тех, у кого нет ничего. И обрушила её. Каменный дождь смешался с криками и посыпался на землю.

Хирка закрыла глаза. Корни росли, пока не встретились с пустотой. С засасывающей пустотой между мирами. Сила, разрывающая руки, умирала. Как будто ничего не было. А потом вновь столкнулась с земной твердью и встряхнула девушку за плечи.

Мысли затуманились и стали неуловимыми. Поняв, что скоро потеряет сознание, она плотно прижалась к земле, которая тут же пошла трещинами и пропала.

Хирка услышала крик воронов. Десятков тысяч воронов. Они вырывались из неё, подхватывали Поток и исчезали.

Последним, что она увидела, было воспоминание. Разбитое блюдо Грааля, склеенное при помощи золота. Корни на стекле. Блюдо стало красивее от того, что его уничтожили.





Скорилл





Грааль закрыл ларец со скелетом ворона. Больше ничего нельзя было сделать. Из-за войны Дамайянти пришлось уйти в укрытие. Она находилась там не одна и не могла общаться с повелителем. Настал судный день, а ему приходилось ждать.

Грааля окружал серый пейзаж Скорилла, который купался в типичном английском моросящем дожде, таком мелком, что его можно было не замечать, пока не промокнешь. От осадков стлался туман и извивался вокруг камней. Монолиты торчали из земли, как гнилые зубы. Грааль не знал, что делает здесь. У него не имелось причин находиться в этом месте. Его кровь сожжена, и он никогда не сумеет воспользоваться вратами.

Неужели вечный Дрейри поддался сентиментальности? Или же испытывал потребность находиться как можно ближе к событиям? В лучшем случае это была только иллюзия. Война была в самом разгаре. Где-то в другом месте мир сотрясался до самого основания, а здесь стояла тишина, лишь изредка раздавались протяжные крики горных птиц. Камни стояли, как и всегда, одинокие в окружении скал и выглядели настолько неустойчивыми и так сильно заросли мхом, что в тени вертолёта стали казаться ненастоящими. Как декорация.

Грааль глубоко вздохнул и прислонился лбом к холодной серой глыбе. Тысяча лет… Что он сделал не так? Что он сделал правильно?

У него появилась она. Кровь от его крови. Хирка.

Она сдержала слово и явилась в Маннфаллу с Умпири. Что из этого вышло, скоро выяснится, но по другую сторону этих камней воины умирают за его дочь. Потому что она хочет напитать Поток.

Грааль расхохотался. Разве смех в одиночестве не является верным признаком начинающегося безумия?

Чего только он не сделал, чтобы попасть сюда… Чего только не заставил сделать её. Обречённый на забвение в умирающем мире, он строил планы на протяжении сотен лет, а теперь собственная дочь отняла у него власть. Умпири шли за ней, не за ним. Он всё ещё томился в плену. В изгнании в мире людей.

Что, если Дамайянти убили? Что, если Скерри убили? Что, если это конец? Никаких больше контактов с другими. Никаких воронов. Только мёртвые врата…

Мысль вгрызлась в Грааля, заставив вскрикнуть. Ещё одно свидетельство безумия, это точно. Или же естественная защита от боли? Боли от того, что он не сможет увидеть исход войны, которую ждал на протяжении жизни многих поколений?

Хуже всего то, что Грааль не был уверен, волнует ли его это всё. Наиэль умер. Хирка возвеличила дом Модрасме, вернув им место в Совете. Вернув им честь. Не хватало только Потока.

В планы Грааля входило отдать Имланд Умпири. Хирка же верила, что сумеет возродить Поток везде. Отдать его всем.

Значит, это привело изгоя к камням? Вспыхнувшая надежда?

Эта мысль обеспокоила Грааля. Он не принадлежал к тем, кто испытывал надежду. Он действовал. Менял обстоятельства, пока они не становились выгодными, и иногда так тщательно, что на это уходили долгие годы. И вот теперь он стоял здесь и надеялся?

Сегодня был плохой день.

Грааль расстегнул верхние пуговицы пальто. На улице стало по-осеннему прохладно. Следовало возвращаться. Ожидание ни к чему не приведёт. Мужчина повернулся спиной к каменному кругу и направился к вертолёту, бросив последний взгляд назад. Туман будто сквозняком затягивало в пространство между монолитами.

Вакуум.

Грааль выронил шкатулку и побежал обратно к камням. Может быть, Хирка уже на пути сюда? Или кто-нибудь другой…

Он опустил руку на одну из покрытых мхом глыб и стал ждать.

Пока не ощутил что-то.

Зуд в венах.

Никто не пришёл. Ничего не произошло. Но кровь… Сердце разрасталось в груди. Тяжелее и медленнее качало кровь, как будто внезапно её стало больше.

Затем накатила волна и подхватила Грааля. Ворвалась в его вены и повалила на колени. Он впился когтями в жёлтый вереск. В землю. И впервые за тысячу лет ощутил… То, что у него отняли. То, за что он сражался. То, к чему никогда больше не надеялся прикоснуться.

Поток.

И вот Поток здесь.

Он усиливался и разрывал Грааля. А тот принимал. Жадно пил. Затем повалился на землю и пополз, зарываясь носом в мох и нюхая почву. Грибы. Кора. Черви. Он желал слиться с Потоком и умереть от счастья.

Кто-то смотрел на Грааля.

Он поднял глаза. На низком камне, похожем на могильный памятник, сидел ворон, который склонил голову набок и моргал.

Грааль поднялся на колени. Казалось, чёрная птица в чём-то винит его. Или насмехается. Он подполз к камню, сел рядом и восстановил дыхание. Колени на брюках испачкались.

Ворон взлетел и скрылся над горами.

Грааль снова слился с Потоком, который раскрыл его. Обнажил его. Разобрал на части и позволил увидеть себя со стороны. За последнюю тысячу лет это зрелище оказалось самым прекрасным и самым страшным из всего, виденного им.

Грааль упёрся локтями в колени и заплакал.





Последняя зарубка




Ример встал. На поле брани воцарилась тишина. Это казалось неправильным. Гибельным. Как будто тишина пыталась приуменьшить значение хаоса, через который все они прошли.