При свете луны

Возможно, плитки были черными и когда ими крыли крышу, но, скорее всего, они были зелеными, серыми или даже розовыми. А черными стали от тончайшего порошка грязи и сажи, который оседал на них из маслянистого воздуха в те дни, когда город окутывал смог.

И сажа эта снижала трение ничуть не хуже мелкодисперсного графита. Который, как известно, является едва ли не лучшей в мире смазкой.

К счастью, Джилли начала спуск едва ли не от самого конька. А потому не сразу свалилась с крыши, чтобы продолжить полет к бетону автомобильной стоянки, заостренным железным штырям ограды или своре разъяренных питбулей, которые могли ждать ее внизу. Она проскользила примерно десять футов, прежде чем ей каким-то образом удалось остановиться. Ее бросило вперед, но Джилли сумела удержаться на ногах.

Потом скольжение продолжилось. По черным кровельным плиткам. Край крыши приближался с нарастающей скоростью. Впереди ее ждал Большой прыжок.

Джилли была в легкоатлетических туфлях, всегда старалась поддерживать свою спортивную форму, но остановить скольжение не могла. Хотя и махала руками, как лесоруб во время конкурса по валке деревьев, все-таки не смогла удержать равновесие. Одну ногу оторвало от крыши. Начав падать, понимая, что сейчас приложится задом к жестким черным кровельным плиткам, Джилли пожалела о том, что так и не отрастила на нем толстый слой жира. Столько лет отказывала себе в сдобе и пончиках, и, как выяснилось, зря.

Черта с два. Не желала она умереть смертью Негативной Джексон. У нее хватало силы воли, чтобы самой формировать свою судьбу, а не становиться жертвой судьбы.

Одиннадцатимерная матрица реальности, удивительная в своей простоте, подчинилась команде Джилли, и она покинула крышу. Прыжок в смерть остался незавершенным.





* * *


Падая на пол церкви, Джилли исчезла, а с ее исчезновением крики гостей многократно прибавили в громкости, заставив органиста оторваться от клавиш. А потом все крики словно отрезало. Толпа внизу изумленно ахнула.

– Ух ты, – сказал Шеп, глядя на спектакль внизу.

Дилан повернул голову к рабочей платформе у восточной стены, где стоял третий киллер с винтовкой. Вероятно, увиденное потрясло и его, потому что, отклонившись от первоначального плана, он еще не начал стрелять. Впрочем, пауза не могла затянуться надолго. Еще несколько секунд, а потом бурлившая в нем ненависть взяла бы верх над всеми другими чувствами, заставила бы забыть об увиденном чуде.

– Дружище, отсюда – туда.

– Ух ты.

– Перенеси нас туда, дружище. К плохишу.

– Думаю.

– Не думай, дружище. Просто сделай. Здесьтам.

Внизу, на полу церкви, большинство гостей, которые пропустили внезапное появление Джилли на высоте двадцати футов, а потом ее исчезновение в полете, повернулись к тем, кто успел хоть что-то увидеть. Какая-то женщина заплакала, а пронзительный детский голос, несомненно, девочки с забранными в конский хвост волосами, перекрыл общий шум: «Я же вам говорила, я же вам говорила!»

– Дружище…

– Думаю.

– Ради бога…

– Ух ты.

Само собой, кто-то из гостей, а именно – женщина в розовом костюме и розовой шляпке, заметили третьего киллера, который стоял у края платформы и смотрел вниз, наклонившись вперед. Кожаный шнур, соединяющий его ремень со вбитым в стену крюком, страховал киллера от случайного падения. Женщина в розовом увидела не только самого киллера, но и винтовку, которую тот держал в руках, и, конечно же, закричала.

Крик этот сразу привел киллера в чувство, напомнил, зачем он пришел в церковь.





* * *


Переносясь с крыши на рабочую платформу у восточной стены, Джилли надеялась материализоваться в непосредственной близости от третьего киллера и тут же врезать ему по голове, в живот, по яйцам, в любое подходящее для удара место. Вместо этого увидела пустую платформу, с фризом по левую руку и массивными мраморными колоннами по правую.

Вместо множества криков, которые раздались, когда она, не долетев до земли, перенеслась на крышу, услышала только один. Посмотрев вниз, поняла, что кричит женщина в розовом, пытаясь предупредить остальных гостей об опасности: «Наверху! Наверху!»

Указывала она не на Джилли, а куда-то за ее спину.

Осознав, что она смотрит на заднюю стену нефа, а не в сторону алтаря, Джилли развернулась и увидела третьего киллера, в двадцати футах от себя. Он стоял на краю настила и смотрел на толпу. Винтовку держал стволом вверх, целясь в сводчатый потолок, но уже начал реагировать на крик женщины в розовом.

Джилли побежала. Двадцатью четырьмя часами раньше она бы бежала от человека с ружьем, теперь – к нему.

И пусть даже сердце выскакивало из груди и било, как барабан, а страх, словно змей, обвил внутренности, она не потеряла хладнокровия и даже на бегу задалась вопросом, что, собственно, происходит: то ли она действительно стала бесстрашной воительницей, то ли просто лишилась рассудка. Решила, что однозначного ответа нет.

Она также понимала, что решение броситься на киллера определенно связано с тем, что наномашины, которые трудились и трудились в мозгу, не только одарили ее сверхъестественными способностями, но и сильно изменили ее отношение к окружающему миру и населяющим его людям. И это тревожило.

Двадцать футов между нею и потенциальным убийцей невесты протяженностью не уступали марафонской дистанции. Доски ходуном ходили у нее под ногами, затрудняя продвижение вперед, но тем не менее она предпочла бег мгновенному перемещению: боялась промахнуться.


Грохот ее ног и вибрация помоста отвлекли киллера от собравшихся на свадьбу гостей. Когда он повернул голову к Джилли, она врезалась в него, оттолкнула к стене, схватилась за винтовку.

Постаралась вырвать из рук, но киллер держал ее крепко. Не отпустила винтовку и Джилли, даже когда сила инерции вынесла ее с помоста.

Поэтому и не отправилась в очередной полет к гостям, скамьям и полу, повисла в воздухе. А вот киллер, благодаря страховочному шнуру, устоял на помосте.

Болтая ногами в воздухе, глядя в глаза убивца, черные озера ярости, Джилли почувствовала, как ее охватывает дикая злость, какой она не испытывала за всю свою жизнь. Злость эту вызывали у нее сыны Каина, а их хватало, что в городах, что в деревнях этого мира, которые, независимо от побудительных причин, жаждали насилия, жаждали крови, которых сводило с ума стремление к власти.

Киллеру не хватало сил вырвать винтовку из рук Джилли. Наоборот, под ее весом оружие уже выскальзывало из его пальцев. Он начал вертеть винтовку вверх-вниз, влево-вправо, закручивая ее тело и увеличивая нагрузку на запястья. Если бы она висела как мешок, то законы физики сработали бы и винтовку вырвало бы из ее рук, чего и добивался киллер.

Боль в запястьях быстро нарастала и уже становилась невыносимой, еще сильнее болела рана на ладони от воткнувшейся щепки. Разжав пальцы, она могла бы сложить здесьтам во время полета, но тогда винтовка досталась бы киллеру. И прежде чем Джилли успела бы вернуться, сотни пуль полетели бы в толпу. Гости, вместо того чтобы разбегаться во все стороны, не отрывали глаз от поединка над их головами.

Злость трансформировалась в кипящую ярость, пищей для нее стала жалость к невинным, которые всегда становились жертвами таких вот людей. Сколько женщин и детей погибли от рук террористов-смертников, как часто обычные граждане попадали под пули во время уличных перестрелок соперничающих банд. Скольких продавцов убили за несколько долларов в кассе. А вот теперь могли погибнуть жених и невеста, девочка с корзинкой, наполовину наполненной лепестками роз, множество людей, пришедших на праздник.

От ярости силы Джилли многократно возросли, и ногами она стала закручивать свое тело в противоход закрутке киллера, словно акробатка на трапеции. И чем лучше это у нее получалось, тем труднее ему было удерживать винтовку в руках.

Запястья болели, трещали, горели, руки едва не выворачивало из плечевых суставов. Чем дольше она держалась, тем выше становилась вероятность того, что он первым отпустит винтовку. А потом из потенциального убийцы он превратился бы в безумца, который забрался на леса с магазинами, полными патронов, да только уже не мог использовать их по назначению.

– Джулиан? – кто-то внизу в изумлении выкрикнул ее имя. – Джулиан? – Она решила, что это, скорее всего, отец Франкорелли, священник, который слышал ее исповеди, отпускал ей грехи и давал причастие большую часть ее жизни, но не повернула голову, чтобы посмотреть.

Самой большой ее проблемой стал пот. Пот киллера капал с его лица на лицо Джилли, вызывая у нее отвращение, но еще больше ей досаждал собственный пот. Ладони стали влажными. И с каждым мгновением пот, уменьшая силу трения между кожей и металлом винтовки, ослаблял хватку.

И когда Джилли подумала, что руки вот-вот соскользнут, не выдержав двойного веса, ее и киллера, лопнул страховочный шнур или крюк вырвало из стены.

Падая, киллер отпустил винтовку.

– Джулиан!

Падая, Джилли сложила здесьтам.





* * *


Слова изумление и удивление означают одно и то же: мгновенное потрясение, вызванное чем-либо, превосходящим ожидания, хотя изумление больше соотносится с эмоциями, а удивление – со здравым смыслом. Реже используемое слово благоговение означает что-то редкое и из ряда вон выходящее, чего человек не то чтобы не ожидал, просто не мог такого себе представить.

Преисполненный благоговения, Дилан наблюдал с рабочей платформы у западной стены, как Джилли бежит по настилу восточной платформы, врезается в киллера, сваливается с настила, повисает на винтовке, показывает акробатический номер, сделавший бы честь лучшим профессионалам жанра.

– Ух ты! – выдохнул Шеп, когда лопнул страховочный шнур с таким звуком, будто где-то неподалеку щелкнули громадным хлыстом, отправив Джилли и киллера на встречу с полом церкви.

Гости, ранее застывшие на скамьях и между ними, попытались выбраться в проходы.

Джилли и винтовка исчезли, не долетев до цели порядка четырех футов, а вот злодей проделал весь путь. Ударился горлом о спинку скамьи, сломал шею, его перебросило в следующий ряд, где он и остался, напоминая брошенную в угол тряпичную куклу, между достопочтенным седовласым господином в синем в узкую полоску костюме и дородной матроной в дорогом вязаном бежевом костюме и красивой, с перьями и широкими полями шляпе.

Когда Джилли появилась рядом с Шепом, киллер уже умер, но его конечности еще подергивались, прежде чем застыть в позе, в какой его позже и запечатлеет полицейский фотограф. Она положила винтовку на настил.

– Я разозлилась.

– Я это понял, – кивнул Дилан.

– Ух ты, – сказал Шеп. – Ух ты.





* * *


Громкие крики гостей взлетели к сводчатому потолку церкви, когда киллер ударился о спинку скамьи, а потом, после кувырка, оказался в следующем ряду, со свернутой шеей и неестественно изогнутой рукой. А потом мужчина в сером костюме указал на Джилли, которая вместе с Диланом и Шепом стояла на рабочей платформе у западной стены. Через мгновение все собравшиеся в церкви задрали головы, уставившись на нее. Очевидно, они пребывали в шоке, потому что никто не мог издать ни звука, и в церкви установилась просто гробовая тишина.

Никто не решался ее нарушить, вот Дилану и пришлось объяснять Джилли, что происходит:

– Они преисполнены благоговения.

В стоящей внизу толпе Джилли увидела молодую женщину в мантилье. Возможно, ту самую, что явилась ей в пустыне.

До того, как шок мог смениться паникой, Дилан обратился к толпе, возвысив голос:

– Все хорошо. Страшное позади. Вы в безопасности! – Он указал на труп, тряпичную куклу между скамейками. – Два сообщника этого мужчины наверху, оба без сознания, нуждаются в медицинской помощи. Кому-то надо позвонить по девять-один-один.

Из всей толпы только к двоим вернулась способность двигаться. Женщина в мантилье направилась к стойке со свечами, чтобы зажечь одну и произнести молитву. А свадебный фотограф принялся фотографировать Дилана, Джилли и Шепа.