Рабыня страсти

— Запомни: начинать следует с дальнего конца лагеря, — наставляла подругу Зейнаб. — В этом случае, когда пламя начнет лизать шатры, ты, дорогая моя, будешь достаточно близко от нашего и успеешь тихонько прокрасться в него.

— Я так боюсь… — тихонько бормотала Инига. — Но молю Аллаха, чтобы он дал мне силы сделать это ради тебя. Как я хочу быть бесстрашной, как ты…

Зейнаб схватила Инигу за плечи и устремила на нее долгий взгляд:

— Если ты не поможешь мне, Инига, я должна буду принести себя в жертву Али Хассану. Я больше не могу придумывать отговорки… Помни, я не боюсь соития с этим чудовищем, но с превеликим удовольствием избежала бы этого, если бы представилась возможность. К тому же, если мы не подожжем лагеря, подумай, как твой брат и Нази смогут отомстить ему? Да и смогут ли вообще? Ну почему ты все еще боишься, Инига? Что тебе терять? Али Хассан и так отнял у тебя все, что ты имела. Все самое дорогое… Семью. Мужа. Маленького сына. Ты сказала, что тебе осталось лишь умереть легкой и быстрой смертью. Я не понимаю тебя, хотя и не стану с тобою спорить. Но, как бы то ни было, прежде чем ты простишься с жизнью, думаю, тебе приятно будет осознать, что ты отомстила человеку, который погубил тебя. Если бы я была на твоем месте, я чувствовала бы именно это!

Ласковые глаза Иниги наполнились слезами.

— Ты умеешь быть жестокой… — прошептала она и тихо заплакала.

Зейнаб покачала головой, выпустив Инигу:

— Я не жестока. Я сильна. Мне пришлось такою стать. Твоя мать тоже была сильной. Послушай меня внимательно, Инига: ты не менее тверда, чем была твоя мать, госпожа Алима. Пусть, скорее всего, она никогда тебе об этом не рассказывала, но я уверена, что викинги, взявшие в плен ее и сестер, хорошенько ими попользовались, прежде чем продали в рабство… Чтобы все это пережить, твоей матери пришлось стать сильной. И ты можешь быть такой, Инига. Ты должна! Должна — иначе мертвые останутся неотмщенными!

Инига содрогнулась. Она была все же скорее изнеженной арабской княжной, нежели дочерью смелой северянки… Когда кончится весь этот кошмар, она знала, что покончит счеты с жизнью. Она хотела умереть — ей просто не для чего больше было жить… И все же Зейнаб права. Она должна быть сильной — пусть даже на краткое время, пусть лишь для успешного осуществления их возмездия. Он не должен ускользнуть, не должен больше сеять семена раздора в землях, принадлежащих калифу!

— Я не подведу тебя, Зейнаб! Клянусь! Не успело умолкнуть эхо ее слов, как снаружи послышался цокот подкованных копыт — и с дикими криками в лагерь ворвались на конях Али Хассан и его головорезы.

— Солнце вот-вот зайдет, — шепнула Зейнаб Иниге. — Видишь, луна уже на небосклоне… Когда она скроется за горной грядой, иди и делай свое дело! А потом возвращайся и жди. Я присоединюсь к тебе, и мы обе укроемся где-нибудь и дождемся прихода Нази.

— А что же Али Хассан? — спросила Инига.

— То, что ты сделаешь, охладит пыл в его чреслах, — отвечала Зейнаб. — Он всецело поглощен будет тушением пожара и забудет о любовных утехах… — Она по-сестрински обняла Инигу и поспешила в шатер предводителя. Али Хассан все еще находился в компании своих воинов, отдавая необходимые распоряжения. А юнцы, с которыми Зейнаб заранее успела условиться, сновали туда-сюда с ведрами воды — ванна была уже почти наполненна.

— Ну, довольно, — Зейнаб жестом удалила мальчиков и принялась щедро лить в горячую воду розовое благовоние. Над ванной поднялся ароматный пар, заполнивший весь шатер. Снаружи уже слышалась тяжелая мужская поступь — и она встретила бандита лицом к лицу.

— Добро пожаловать домой, Али Хассан! — сказала Зейнаб с улыбкой. Она поспешно сняла с его широких плеч плащ.

— Пахнет здесь, как в розовом саду самого Аллаха! — сказал он, нюхая воздух, — он не вполне еще понял, нравится ли ему это.

— Я собираюсь омыть твое тело, — твердо сказала она. — Человек, который неделю не слезал с седла, неминуемо должен пропитаться насквозь запахом конского пота, да и своего собственного. Я не приближусь к тебе, Али Хассан, покуда ты не будешь пахнуть, как цветок розы.

Он разразился оглушительным хохотом. Вдруг на душе у него стало легко и приятно. А ведь целую неделю он пылал яростью, и от него порядком досталось всем поголовно его воинам. Он не мог выкинуть из головы Зейнаб, и даже то, что он изнасиловал поочередно троих женщин, не охладило его страсти… Ничего не помогало. Он не желал их. Он желал лишь свою Рабыню Страсти. И воротился он, полный решимости овладеть ею во что бы то ни стало — пусть даже силой. Он не мог выносить более отсрочек! И вот она уже поджидает его. Нет, положительно Али Хассан был в восторге.

— Так придется мне мыться, а? — он хмыкнул. — Не могу даже припомнить, когда в последний раз я принимал ванну… А, кстати, где ты ее откопала?

— Просто сунула кое-что в лапу одному из стариков — бондарю. Он все охотно исполнил. Потом еще кое-чем поманила женщин — и к моим услугам оказался довольно сносный выбор ароматных масел и душистого мыла, — с усмешкой отвечала ему Зейнаб. Она расстегнула его рубашку и стянула ее через голову. — Фу, какая ужасная вонь! — и рубашка упала на пол, а Зейнаб брезгливо отпихнула ее ногой.

— Ты находчивая женщина… — оскалился Али Хассан.

— Да, — покорно согласилась она и, взяв его за руку, подвела к стулу и усадила:

— Сиди, Али Хассан! Надобно снять с тебя сапоги. — Она взялась за одну его ногу, приподняла ее, оседлала, повернувшись к нему задом, и властно скомандовала:

— Толкай меня в зад другой ногой! С усмешкой он повиновался — и первый сапог с легкостью был снят. Затем вышеописанная процедура была повторена с другой ногой. Повернувшись, Зейнаб сказала:

— Теперь встань: снимем-ка с тебя штаны, Али Хассан. Они невероятно грязны. Всю эту одежду надобно спалить! — Ее пальчики тем временем расстегивали пряжку его ремня. Затем она быстрым движением стянула штаны. — А теперь в ванну, Али Хассан! — скомандовала она.

— Я в твоих руках, красавица! — он отшвырнул штаны и забрался в ванну, где уселся поудобнее на специальное сиденьице. Его черные глаза широко раскрылись, когда он увидел, что Зейнаб будничным движением освобождается от бледно-лилового кафтана — того самого, в котором он ее похитил.

— Ч-что это ты делаешь? — проговорил он сдавленным голосом.

— Ну не думаешь же ты, в самом деле, что я буду мыть тебя, стоя снаружи, Али Хассан? — бесстрастно сказала она. — Я составлю тебе компанию. К несчастью, другой одежды у меня тут нет… К тому же не в моих правилах мыться одетой. — И Зейнаб забралась в ванну.

— Но помни хорошенько, Али Хассан, — нынче ночью нашу страсть в должное русло направляю я! Позже, когда ты вполне поймешь, что значит обладать Рабыней Страсти, верховодить станешь ты. Ежели же ты поведешь себя словно лесной зверь, я не смогу подарить тебе воистину неземного блаженства… Ты понимаешь меня? Согласен мне подчиниться? Я горжусь своими талантами и желаю их проявить нынче же — и сполна!

В его черных глазах вспыхнуло пламя. Чтобы женщина верховодила им в любви? Такого он еще не испытывал… Али Хассан кивнул:

— Как ты пожелаешь, Зейнаб. Я — глина в твоих нежных пальчиках. Делай что пожелаешь — лишь дай мне вкусить тех легендарных восторгов, которыми может одарить мужчину лишь Рабыня Страсти! Как я тосковал по тебе эту долгую неделю, как ждал…

— Нынче ночью… — соблазнительно промурлыкала она. — И с нею не смогут сравниться все твои прежние ночи, вместе взятые…

Огонь в глазах Али Хассана разгорелся еще ярче.

— Открой рот, — велела она и, когда он подчинился, принялась тереть его зубы куском грубой ткани. Затем подала ему маленький серебряный бокал:

— Набери эту жидкость в рот, Али Хассан, но не глотай, а хорошенечко прополощи и выплюнь назад в бокал. Любовник не должен оскорблять возлюбленную нечистым дыханием. — Когда он, словно завороженный, проделал все, что она велела ему, Зейнаб объяснила:

— Я вычистила тебе зубы смесью измельченной пемзы и мяты. А полоскание приготовлено из смеси настоев мяты и гвоздики, перемешанных с вином.

Сердце Али Хассана бешено забилось, когда Зейнаб подарила ему нежный поцелуй.

— О-о-о, вот так гораздо лучше! — одобрительно произнесла она, причмокнув. — Любовник должен быть приятен во всех отношениях — в том числе и на вкус… А теперь, Али Хассан, займемся твоей головой. — Она быстро и умело вымыла короткие черные волосы Али Хассана. Они чуть вились, но были грубы на ощупь и совершенно не походили на волосы тех мужчин, что она знала прежде… Потом она досуха вытерла голову Али Хассана полотенцем. Затем, взяв чистую и свежую салфетку, она вымыла ему лицо, попутно изумившись, сколь сильно испачкалась белоснежная ткань… — Полно, да умывался ли ты хоть раз с тех пор, как уехал? — спросила она, оттирая его черную шею и уши.


Но разомлевший Али Хассан молчал. Теплая вода приятно расслабляла усталые мускулы. Как же приятно ему было! Наконец, он лениво промолвил:

— У нас не было времени поспать, не то что умыться… Скажи, Зейнаб, ты всякий раз так обихаживаешь любовника, когда он навещает тебя?

— Прежние мои мужчины были все сплошь высокородные и культурные, — откровенно отвечала она. — Ни один из них не лез ко мне в постель со вшивой бородой и грязным лицом…

— Отныне мы всегда будем купаться вместе! — пообещал Али Хассан. — А когда я завоюю Алькасабу Малику, ты будешь жить во дворце. Но это я уже тебе пообещал… Я наполню твою ванну не водой, а всеми мыслимыми благовониями, и мы будем наслаждаться вместе…

Зейнаб смолчала, но наградила его легкой улыбкой. Она всецело сосредоточилась на заботах об его теле. Ведь в ее задачу входило насколько возможно растянуть этот процесс…Наверняка луна уже скрылась за горами! Грациозным и неторопливым движением она взяла мочалку и щедро намылила ее, затем принялась тереть его широченную грудь, сплошь поросшую черными спутанными волосами. Вскоре на груди появилась обильная пена — и соски Али Хассана среди нежной белизны, нежно-розовые, выглядели странно беззащитными… Осторожно она сполоснула его. Потом вымыла одну руку, затем ладонь, вычистила ногти… Потом неторопливо занялась другой рукой. Повернув его, она стала тщательно тереть его волосатую спину, периодически смывая пену и щедро поливая его ароматной водой.

— А теперь придется тебе встать ногами на сиденье, Али Хассан: мне надо вымыть все то, что сейчас скрыто под водой.

С утробным смешком он подчинился. Теперь настала очередь Зейнаб удивляться — его мужское естество было уже в полной боеготовности и твердо, словно камень…

Зейнаб проигнорировала это впечатляющее зрелище — она аккуратно намылила одну ногу, потом стала тщательно ее тереть и незаметно нажала на тайную точку под коленкой. Со скрытым удовлетворением она увидела, как потрясающий член Али Хассана съежился. Этому фокусу когда-то очень давно научил ее Карим, правда, она искренне считала, что эта наука ей никогда не понадобится, а вот теперь пригодилась… Теперь она спокойно продолжала свое занятие — вымыла другую ногу, зад, живот и пах…

Смело она сжала в ладонях его яички:

— Что за славная парочка, Али Хассан! Вскоре им предстоит поработать…

Она уже заметила, что ему нравится ее смелость и прямота. Ее маленькая ручка нежно обмывала его драгоценности, скользя взад и вперед по потаенной тропинке. Она почувствовала, что жеребец снова просыпается… Тогда она быстро сполоснула его и вновь незаметно нажала на тайную точку, чтобы усмирить похоть.

— А теперь… — сказала она, — теперь ты чист — и должен вымыть меня, Али Хассан. Вот тебе чистая мочалка.

Он старательно трудился, подражая ее движениям, а она время от времени по-матерински наставляла его. Он глаз не мог оторвать от ее прелестной груди… Не сдержавшись, он куснул Зейнаб за шейку и за мочку уха. Рука его уже откровенно страстно проникла меж прелестных ее ягодиц, а палец словно сам собою скользнул в тугое отверстие…

Она тотчас же отчитала его:

— Ты что — маленький мальчик? Не можешь потерпеть?

Она за руку вывела его из ванны и вручила ему чистое полотенце.

— Вытри меня, и быстренько — а потом я вытру тебя.

И без глупостей, Али Хассан, — иначе я рассержусь на тебя! А если это случится, то я не смогу вполне сосредоточиться на всем том, что только Рабыня Страсти может дать мужчине!

Искренне напуганный, он вытер ее, не позволяя себе лишних вольностей.

…Куда же, во имя всех семи джиннов, запропастилась Инига, думала Зейнаб, беря чистое полотенце и неторопливо вытирая тело Али Хассана. Казалось, прошла вечность с тех пор, как она вошла в его шатер. Она намеренно растянула купание, но медлить более было нельзя — это могло возбудить подозрения. Если Инига к этому времени еще не подпалила шатры, то Зейнаб придется-таки совокупиться с этим человеком. Ну, по крайней мере, теперь он хотя бы чист…

— Пойдем, — взяв его за руку, она подвела Али Хассана к месту, где он обычно спал. — Видишь — женщины приготовили для тебя новый тюфяк. Он наполнен свежим сеном и ароматными травами. Укладывайся, Али Хассан, и предоставь мне полную свободу.

Он послушно лег на спину, и, к его крайнему изумлению, Зейнаб встала над ним во весь рост, осматривая все его большое тело. Подняв руки, она вынула шпильки из волос — и золотая волна окутала ее… С улыбкой она тряхнула головой, отчего легкие пряди заколыхались. Ленивым движением совратительницы она раздвинула свои потайные губки:

— Видишь мое тайное сокровище, Али Хассан? — а когда он кивнул, раскрыв от изумления рот и округлив глава, она продолжила:

— Нынче ночью я научу тебя всему, что нужно, чтобы оно засверкало и чтобы я была счастлива. И лишь после этого ты вкусишь блаженства!

Сердце его бешено забилось, когда он узрел влажную коралловую плоть, а ее слова пронзили его сладкой болью.

Теперь она уже склонялась над ним. Он едва дышал от волнения… Вот она, самая прекрасная женщина из всех, каких приходилось ему видеть, — и она принадлежит ему, только ему, без остатка! Спазм сдавил его пылающее горло, когда ее остренький язычок принялся порхать по его телу. Он лишь глазами следил за нею, а она ласкала его, начиная от самой шеи и кончая пятками. Затем она велела ему перевернуться на живот — он тотчас же покорился. О, как сладостны были касания этого теплого язычка!

Из груди его вырвался тихий стон, когда язык ее коснулся его зада. Нет, Хатиба не была столь восхитительной любовницей! Она, правда, послушно исполняла все, чего бы он ни пожелал, — но это… Теперь он даже не могу вспомнить ее лица. Хатиба сослужила ему службу — и лишь теперь понял он какую! Да не убей он тогда эту изменницу и всю ее новую родню, не послал бы тогда калиф этого беспомощного Хасдая-ибн-Шапрута на охоту за ним, и не заполучил бы он в конце концов Зейнаб…

…Теперь она сидела поверх его зада — он ощущал прикосновение ее дивных ягодиц, по форме схожих с юным персиком, и чувствовал ее сладкую тяжесть. Ноготки ее плавно проводили по его спине взад и вперед. Это и возбуждало, и раздражало одновременно… Затем она улеглась на него, прильнув к нему всем телом. Он ощущал нежность ее живота и упругость грудей. Одною ногой она раздвинула бедра Али Хассана.

— Знаешь, что я сейчас делаю? — прошептала она ему на ухо, касаясь язычком раковины и страстно покусывая мочку:

— Моя правая рука проникает меж потайных губок, Али Хассан. А-а-а-а-а-ах, вот она и нашла то, что искала! М-м-м-м-м… Пока я лежу вот так, я сама стану услаждать себя. Ты не увидишь, как я это делаю. Ты будешь лишь чувствовать мои движения — и воображать, как все это происходит. О-о-о, вот! О-о-о-ох! О-о-о-о-о-ох! — Она задвигалась быстрее, и вскоре громко простонала: А-а-а-а-ах!!!

— Сука! — рявкнул он. — Сейчас я с тобою разделаюсь по-свойски!

— Если только ты посмеешь, — резко прикрикнула она, — то ничего не изведаешь! Ты ведешь себя словно дитя, Али Хассан! Неужели не можешь ты хоть чуть-чуть потерпеть? В течение недели я старалась, разрабатывала подробный план, чем и как стану услаждать тебя. А ты хочешь все разрушить? Это же только начало… — Легкое тело ее соскользнуло с него:

— Перевернись-ка!

Когда он подчинился, она вновь оседлала его — но на этот раз он всласть мог любоваться ее дивным телом. Склонившись так, что ее роскошный бюст почти касался лица Али Хассана, заставляя его терять рассудок, она потянулась за чем-то. Али Хассан высунул язык и принялся страстно ласкать ее соски — она хихикнула.

— Ты непослушный мальчик! — сердито упрекнула она его. — А ну-ка, руки за голову, Али Хассан! Я свяжу тебя — не сильно, не бойся! Но ведь ты не боишься меня, правда? — промурлыкала она, заметив, что он слегка оторопел. Секунду поколебавшись, Али Хассан послушно заложил руки за голову. Вначале она связала ему запястья, в потом, повернувшись к нему дивным своим задом, проделала то же с его щиколотками:

— Как только почувствуешь что-то не то, Али Хассан, дай мне знать, и я тотчас же освобожу тебя, — сказала она, вновь поворачиваясь к нему лицом.

Слова ее больно задели его мужское самолюбие. Разумеется, ему не по нраву эта беспомощность, но он скорее умрет, нежели признается в этом кому-либо, а тем более женщине! Он ухмыльнулся.