Рука Сфинкса

Не нужно быть королем, чтобы оказаться востребованным. Даже пахарь и доярка считаются экзотическими профессиями в кольцевых уделах Вавилона.

Популярный путеводитель по Вавилонской башне, том IV



Сенлин, Эдит и Ирен собрались на узком крыльце живописного коттеджа. Синие и фиолетовые анютины глазки, замерзшие во время прохода через горы, оттаивали в приоконных ящиках под расписными ставнями. Джутовый приветственный коврик под ногами был чист и лежал у двери ровно, а медный молоток отполировали так, что он сиял в полуденном свете.

Сенлин с трудом поборол желание снять шляпу.

Он постучал еще раз, и они услышали, как кто-то – явно не один – рысцой пробежал взад-вперед. Под номером дома из прессованной жести кто-то приписал красивым почерком: «Переулок Саранчи, 17».

Гарпун Ирен до половины засел в столбике крыльца. На конце троса болталось «Каменное облако», которое выглядело не больше воздушного змея. «Переулок Саранчи, 17» был вырванным из земли шале, прикрепленным к стеганому мешку, к которому из дымовой трубы шел воздуховод из просмоленной бумаги. Чтобы назвать это «кораблем», требовалось очень богатое воображение. Хоть Сенлин и оказался в западне на собственном корабле, он мог гордиться хотя бы тем фактом, что его судно никто не принял бы за летающее кафе.

Большинство туристов заметить нетрудно. Их корабли были сляпаны на скорую руку, переделаны из чего-то, держались на честном слове. Визитеры катались в гондолах, которые когда-то были повозками, пивными чанами и ванными. Как-то раз Сенлин увидел туриста, который летел на живой лошади, болтающейся в упряжи под воздушным шаром. Лошадь выглядела глубоко униженной, и ее подташнивало.

На каждого любителя, который одолел горный хребет, приходилась дюжина тех, кого унесли прочь ветра или прикончил холод. Тем, кому хватило сил добраться до Долины, редко удавалось продержаться долго. Большинство оказывались жертвами пиратов. Более стойкие туристы вскоре обнаруживали, что ни один порт их не принимает и у них не остается выбора, кроме как совершить жесткую посадку на Рынке или чего похуже: начать унизительный и по-прежнему опасный путь домой.

Сенлин всегда стремился оставлять эти бесстрашные, хотя и заблудшие, души в покое. Ни к чему преследовать таких беззащитных мечтателей.

Впрочем, это было до того, как капитан Мадд сделал себе имя; это было до того, как стопка книг встала между ним и его женой.

Кто бы ни был внутри, ему потребовалось слишком много времени, чтобы открыть дверь, и Сенлин успел занервничать. Видения заряженной пушки, которую подкатывают ближе, так и плясали у него в голове. Он собирался приказать Ирен взломать дверь, как вдруг та открылась сама по себе, застав их врасплох.

У женщины в дверях талия была тонкая, как пучок пшеницы. Золотистые волосы вились, и еще был фартук, который придавал ей такой пасторально-невинный вид, что Сенлин едва не принял ее за умственно отсталую. У нее было безмятежное, тонкое лицо, по которому сложно угадать возраст, но он предположил, что ей, наверное, лет двадцать пять. Улыбка ее была милой, а реверанс – и того милей.

– Пожалуйста, входите, – сказала она. – Мы как раз садились пить чай.

Трое пиратов, удивленные радушным приемом, молча гуськом вошли в коттедж. Ирен, которая держала пояс-цепь, как гарроту, тайком снова обмотала его вокруг талии. Внутреннее убранство напомнило домик Финна Голла, и от этой ассоциации ей стало стыдно за то, что они собирались сделать.

На стенах гостиной висели картины, на камине стояли подсвечники, и вокруг они увидели множество других уютных мелочей, свидетельствующих о том, что это место было домом задолго до того, как стало кораблем. Потертый, но красочный коврик лежал под деревенским обеденным столом, на котором стояли заварной чайник, чашки и лежала чистенькая салфетка. Во главе стола в кресле с самой высокой спинкой сидел мужчина с пышными темными усами. Усы выдавали в нем задумчивого, но гордого человека. Рукава его рубашки были накрахмалены, жилет подогнан по фигуре, цепочка часов блестела золотом. Казалось, он привык к любезностям и уважению.

– Нэнси, вижу, ты нашла компанию, – сказал он, вставая, с безупречной вежливостью.

Сенлин слышал, как он и женщина с минуту назад бегали туда-сюда, готовя и чай, и прием, и потому этот театр с притворством его позабавил. Хотя, конечно, здесь не театр: это было вежливое общество – понятие, которое Сенлин почти забыл. И все же он сообразил, что делать, когда усатый протянул ему руку:

– Доктор Луи Пенкасл из Милфорда.

– Капитан Томас Сенлин из Исо.

– Капитан Сенлин? – удивилась Эдит.

– О, нет никакого смысла лгать. Я знаю Милфорд. Всего два часа на поезде от моего старого крыльца.

Доктор выглядел сбитым с толку, но не поспешил забрать руку.

– И я знаю Исо. Но «лгать» – вы о чем?

– С моим именем связаны кое-какие проблемы. Поэтому я часто представляюсь по-другому.

– А-а. В путешествиях с людьми случаются странные вещи, полагаю, – приветливо сказал доктор Пенкасл. – Кем бы вы ни были, откуда бы вы ни были родом, вы наши первые посетители, и поэтому мы приветствуем вас и приглашаем присоединиться к нам за чаем.

– Это довольно щедрое предложение. Но простите, мы не можем остаться надолго.

– Ну что вы, что вы! Ваш якорь торчит из моего крыльца. Чашку чая вы себе можете позволить, – сказал Пенкасл и взмахнул в сторону стройной женщины, которая уже наливала чай. – Кроме того, мы празднуем. Мы в конце долгого пути. Сегодня днем мы впервые пришвартуемся в порту Башни.

– В каком? – спросила Ирен, и, хотя она старалась быть не особенно грубой, ее голоса было достаточно, чтобы хозяйка вздрогнула, словно ей что-то бросили в голову.

– В Новом Вавилоне, – объяснил пожилой доктор, сумев обратиться к Ирен, не показывая страха, хотя в противном случае его никто бы не обвинил. – Там процветает промышленность, и у меня есть основания полагать, что она включает в себя производство удивительного наркотика под названием кром. С той поры как прочитал о нем, я представил себе немало всевозможных применений такого препарата, от хирургии до лечения зубной боли.

– Новый Вавилон съест вас живьем.

– Уверен, то же самое может случиться с неосторожным посетителем в городе любого размера. И мы еще не определились с местом назначения. Мы можем пришвартоваться в Пелфии. Я читал, что путешественников там ожидает довольно хороший прием.

Сенлин ухмыльнулся, и доктор успел заметить его жалостливую гримасу.

– Не поймите меня неправильно, я не безрассуден, капитан Сенлин. Я не из тех парней, которые прыгают в бочку и летят в Башню, чтобы найти удачу и славу. Я врач с двадцатилетним стажем. На прошлой неделе я снял вывеску и покончил с процветающей практикой – и я сделал это с целью продолжить свое образование. Я читал о многих инновациях в медицине, уникальных для Башни. Я пришел учиться во благо своих пациентов и коллег. Я решил вернуться домой лучшим человеком, чем пришел сюда.

– Я когда-то разделял подобное стремление, – сказал Сенлин. – Думаю, вы удивитесь тому, насколько быстрым и болезненным окажется ваше образование. Вы и ваша жена…

– О, нет-нет, это моя дочь, – возразил доктор.

Взволнованный этой ошибкой, которая, казалось, многое говорила о его собственном характере, Сенлин извинился перед покрасневшей и потупившей взор молодой женщиной.

– Прошу прощения за ошибку. У меня плохое зрение. Я уверен, что вы прекрасны и молоды, и…


– Том, – прервала смятенную речь Эдит. Она достала квадрат мешковины, заправленный за пояс, и встряхнула мешок. – Думаю, будет лучше, если ты перейдешь к сути.

– Да. – Он взял себя в руки. – Боюсь, мне придется одолжить у вас несколько книг.

Сенлин тайком дал Ирен и Эдит сигнал. Обе вышли из гостиной, чтобы пройти в другие комнаты в доме. Нэнси побежала за ними, щебеча: «О, я покажу вам мою спальню».

– В чем дело? – спросил доктор, переминаясь с ноги на ногу и не зная, надо ли ему остаться и разобраться с посетителем в гостиной или помчаться вслед за двумя воздухоплавательницами, которые вели себя как дома. – В каком смысле вы хотите одолжить у меня книги?

– Полагаю, у вас есть «Популярный путеводитель»?

– Все восемь томов, – сказал доктор, поправляя жилет. – И алфавитный указатель. Как бы я прибыл сюда без путеводителя?

– Как насчет «Устной истории Башни» Толберта?

– У меня есть первое издание.

– А «Антропология Вавилона» Франбуаза?

– Конечно! И раз уж вы об этом заговорили, у меня также есть «Размышления о Столпе» Джона Кларка и «Стилус наций» Филипа Борджа. Как я уже сказал, я не парнишка в бочке! Я пришел подготовленным. Я принес десятки книг, которые описывают Башню со всех сторон, с любой точки зрения.

– Хорошо, я забираю их.

– Вы не можете. Они нужны мне, нужны для справок. Как еще я смогу узнать обычаи мест, где мы высадимся? Как я смогу ориентироваться в благородных собраниях и учебных заведениях без руководства? Вы бы оставили слепого в чужом лесу?

– Я бы отправил слепого домой, – сказал Сенлин, пытаясь успокоиться в ответ на растущее беспокойство доктора. – В это, может быть, трудно поверить, но я спасаю вас и вашу дочь от катастрофы. Башня, которую вы ожидаете найти, и та, что стоит за вашими окнами, – не сестры-близнецы, а противоположности. Когда-то я был похож на вас. Я пришел в Башню, надеясь улучшить свои знания о мире. Но правда не то, с чем Башня расстается с радостью. Конечно, о таком ни слова не написано в этих коварных путеводителях и философских трактатах.

– Пожалуйста, не оскорбляйте меня! Если они так бесполезны, зачем их красть? Нет, вы сейчас пытаетесь заключить сделку с совестью, и вам не удастся воспользоваться мною ради укрощения своего чувства вины. Я открыл вам дверь. Я протянул руку – и такова моя награда? – Воротник доктора натянулся на набухшей шее. Он вскинул подбородок, надвинулся на Сенлина, чуть ли не наступая ему на ботинки. – Вы вор. Пират! И, как любой пират, вы таким не родились – вы до такой жизни докатились из-за собственного цинизма. Ведете себя так, будто заслуживаете обогащения за мой счет, и к тому же у вас хватает наглости оправдывать это, это… этот нарциссизм с подобием уверенности в том, что вы делаете мне одолжение?

– Поверьте мне, если приблизитесь к Пелфии, вас собьют.

– Ба! Вы выдаете себя за ученого, читаете названия книг и говорите о знании. Но какой ученый испортит собственную репутацию и сменит имя? Шарлатан, вот вы кто!

Из комнаты в доме послышался короткий крик, и доктор рванулся к двери.

– Нэнси! Нэнси! Не смейте к ней прикасаться! – кричал он.

Сенлин схватил его за плечи, не давая уйти. Испуганный доктор повернулся и отвесил капитану яростную пощечину.

Удар отрезвил врача больше, чем ранил Сенлина, который лишь подвигал челюстью и покрепче сжал рубашку Пенкасла. Когда их взгляды встретились снова, доктор увидел в глазах пиратского капитана вызов, к которому оказался не готов, и уверенности в нем поубавилось.

А вот Сенлин нашел доводы Пенкасла убедительными. Он старался оставаться таким, каким был, и становиться лишь тем, кем должен. Он пытался быть джентльменом-пиратом, начитанным грубияном и потерпел неудачу по обоим пунктам. Возможно, его упрямая двуличность способствовала болезни, подогревала мучительные видения.

Сенлин не знал, хочет ли он поздравить доктора с удачно поставленным диагнозом или задушить за оскорбление.

Нэнси ворвалась в комнату, а за ней следовали Ирен и Эдит, обе несли мешки, из которых выпирали уголки книг.

– Пожалуйста, пожалуйста, – сквозь слезы умоляла Нэнси, сжимая в руках толстую книжку, – не забирайте мой дневник. Это мое доверенное лицо, это моя маленькая душа. Возьмите серебро! Возьмите фарфор! Пожалуйста, оставьте мою книгу…

Мольбы девушки тронули Сенлина. Он отпустил ее отца:

– Мне жаль, что мы ранили вас. Можете оставить книгу себе, Нэнси.

– Да уж, мою дочь это весьма утешило. Не притворяйся благоразумным. Ты не благоразумный человек. Ты бандит!

– Я просто озлобился, – сказал Сенлин, которого тошнило от гнева и отвращения.

– Грабитель! Хулиган! Я не верю, что ты когда-то был другим.

Эдит быстро шагнула вперед и стукнула мужчину по уху.

– Хватит, – сказала она, когда Пенкасл отшатнулся, прижимая ладонь к голове. – То, что вы не признаете милосердия, не означает, что вам его не выказали.

– Но зачем ему забирать мои книги? – взмолился доктор.

Его подбородок блестел от слюны, самообладание лежало в руинах.

– Потому что они нужны Башне, – сказал Сенлин.





Глава десятая