Семь камней

– Ты был мужем Лили. Я не завидовала ей, – искренне призналась она, – но я завидовала тому, что вы были как одна душа. У нас с тобой такого бы не получилось, и мне было не по душе предавать ее. Но… – ее губы, и так бледные, сжались и стали невидимыми, – у меня не было выбора.

Он не мог не признать справедливость ее слов. Шарль не мог жениться на ней, он был женат. В придворных кругах незаконнорожденный ребенок не стал бы фатальным скандалом, но Галантены были из новой буржуазии, где респектабельность ценилась почти так же высоко, как деньги. В случае беременности у нее было два варианта: срочно найти покладистого мужа или… Он старался не смотреть, как ее правая рука лежала на слегка выпуклом животе.

Беременная… Как бы он поступил, если бы она пришла к нему, сказала правду и попросила взять ее в жены ради ребенка? Но она так не сделала. Не просила и сейчас.

Лучше всего – или проще всего, – чтобы она потеряла ребенка. И это, возможно, случилось.

– Понимаешь, я не могла ждать, – сказала Леония, словно продолжая разговор. – Я попробовала бы найти кого-нибудь еще, но мне показалось, что она знает. Она рассказала бы тебе все сразу, как только встретилась с тобой. Так что я была вынуждена так поступить, прежде чем ты узнаешь.

– Она? Кто она? И что она могла мне рассказать?

– Монашка, – ответила Леония и тяжело вздохнула, словно теряя интерес. – Она увидела меня на рынке и бросилась ко мне. Сказала, что ей нужно поговорить с тобой, что она хочет сказать тебе что-то важное. Я увидела, как она посмотрела в мою корзинку, и ее лицо… вероятно, она поняла…

Ее веки трепетали, то ли от лекарств, то ли от усталости. Она слабо улыбнулась, но не ему; казалось, она смотрела на что-то далекое.

– Так забавно, – пробормотала она. – Шарль сказал, что это все решит – что граф заплатит ему за нее кучу денег, и это все решит. Но как можно решить вопрос с ребенком?

Майкл вздрогнул, словно ее слова укололи его:

– Что? Заплатит за кого?

– За монашку.

Он схватил ее за плечи.

– Сестру Джоан? Как это заплатит за нее? Что ты имеешь в виду? Что говорил тебе Чарльз?

Она заскулила, протестуя. Майклу хотелось встряхнуть ее так сильно, чтобы сломать ей шею, но он пересилил себя и убрал руку. Она рухнула на подушку, словно пузырь, теряющий воздух. Ее глаза были закрыты, но он наклонился и проговорил прямо ей в ухо:

– Граф, Леония. Как его имя? Скажи мне его имя.

Слабая морщинка обозначилась на ее лбу и исчезла.

– Сен-Жермен, – пробормотала она еле слышно. – Граф Сен-Жермен.



Майкл мгновенно поехал к Розенвальду и, пообещав заплатить за скорость, уговорил его немедленно закончить гравировку на потире. Он нетерпеливо ждал и, как только ювелир завернул потир и дискос в коричневую бумагу, отдал деньги и почти бегом направился в монастырь Ангелов.

Он с трудом сдерживал себя, вручая свои дары, и после этого смиренно осведомился, может ли он попросить об огромной милости увидеться с сестрой Грегори, чтобы передать весточку от ее семьи в Шотландии. Сестра Евстасия посмотрела на него с удивлением и даже неодобрением – визиты родственников к новеньким обычно не благословляются, – но в данном случае… ввиду щедрого пожертвования обители от месье Мюррея и месье Фрэзера… разве что на несколько минут в комнате для посетителей и в присутствии самой сестры…



Он обернулся и растерянно заморгал, приоткрыв рот. Казалось, он был в шоке. Неужели она так изменилась в монашеском платье и с вуалью?

– Это я, – сказала Джоан и попыталась растянуть губы в ободряющей улыбке. – Вернее… все еще я.

Его глаза впились в ее лицо, он вздохнул и улыбнулся, словно она потерялась и он снова ее нашел.

– Эге, вот как, – тихо проговорил он. – Я боялся, что это уже сестра Грегори. То есть я хотел сказать… э-э… – Неловким жестом он показал на ее серое платье и белую вуаль новициатки.

– Это всего лишь одежда, – сказала она и прижала руку к груди, словно защищаясь.

– Нет, – возразил он, оглядев ее с головы до ног. – Не думаю, что это так. Скорее тут как с солдатским мундиром, правда? Ты делаешь свою работу, когда носишь его, и любой, кто на тебя смотрит, знает, кто ты и чем занимаешься.

«Знает, кто я. Пожалуй, я должна радоваться, если это не так», – подумала она с легкой паникой.

– Ну… угу, пожалуй. – Она дотронулась до четок, висевших на поясе. Кашлянула. – В какой-то мере хотя бы.

«Я должна сказать ему». Это был не один из голосов, просто голос ее собственной совести, но достаточно требовательный. Она чувствовала, как сильно билось ее сердце, так сильно, что ей казалось, будто от сердцебиения колышется ткань ее платья.

Он ободряюще улыбнулся ей.

– Леония сказала, что вы хотели меня видеть.

– Майкл… можно я сообщу вам одну вещь? – выпалила она.

Казалось, он удивился.

– Да, конечно, можете, – ответил он. – Почему бы и нет?

– Почему бы и нет, – еле слышно повторила она и оглянулась через плечо. Сестра Евстасия беседовала в дальнем конце комнаты с очень юной, испуганной француженкой и ее родителями.

– Ну, понимаете, дело вот в чем, – сказала она решительным тоном. – Я слышу голоса.


Она украдкой взглянула на него, но не обнаружила ужаса на его лице. Пока его не было.

– В моей голове то есть.

– Да? – осторожно спросил он. – Хм… и что же они говорят?

Она поняла, что затаила дыхание, и чуточку выдохнула воздух.

– Ну… разные вещи. Но иногда они сообщают мне, когда что-то должно случиться. А чаще они велят мне сказать что-либо какому-то человеку.

– Что-либо, – повторил он, пристально глядя ей в лицо. – Какого рода это что-либо?

– Я не ожидала, что буду говорить с испанской инквизицией, – заявила она слегка раздраженно. – Это важно?

Он скривил губы.

– Ну, не знаю, – ответил он. – Это могло бы подсказать, кто говорит с вами, верно? Или вы уже знаете?

– Нет, не очень, – призналась она и внезапно почувствовала, что успокаивается. – Я – я волновалась – чуточку, что это могли быть демоны. Но это не так… ну, они не говорят мне злых вещей. Просто… чаще всего, когда с человеком что-то должно случиться. Иногда нехорошее – а иногда хорошее. Вот маленькая Энни Макларен, у нее на третьем месяце был большой живот, а на шестом казалось, что она вот-вот лопнет, и она боялась умереть, когда придет ее срок, как умерла ее мать, потому что не могла разродиться из-за слишком крупного ребенка. Я имею в виду, реально боялась, не как все женщины. И я встретила ее однажды у источника святого Ниниана, и один из голосов приказал мне: «Передай ей, что на то Божья воля и она благополучно родит сына».

– И вы сказали ей это?

– Да. Я не сказала, откуда я это знаю, но, вероятно, я говорила так, будто взаправду знала, потому что ее грустное лицо вдруг прояснилось, она схватила меня за руки и сказала: «О, из твоих уст в уши Господа!»

– И она благополучно родила сына?

– Угу. А еще дочку. – Джоан улыбнулась, вспомнив радость на лице Энни.

Майкл покосился на сестру Евстасию, которая прощалась с родителями новенькой. Девушка побледнела, по ее щекам лились слезы, она вцепилась в рукав сестры Евстасии, словно в этом было ее спасение.

– Понятно, – медленно сказал он и снова посмотрел на Джоан. – Так вот почему – значит, это голоса велели вам уйти в монастырь?

Она заморгала, удивленная тем, что он вроде принял все сказанное, но еще больше его вопросом.

– Ну… нет. Они никогда не говорили. Я думаю, что они должны были бы сказать, правда?

Он улыбнулся.

– Может, да. – Он кашлянул и посмотрел на нее с какой-то робостью. – Не мое это дело, но что заставило вас уйти в монастырь?

Она колебалась, но потом решила – почему бы и нет? Ведь она уже сказала ему самое неприятное.

– Из-за голосов. Я подумала – может, я не буду слышать их здесь. Или… если все-таки буду, может, кто-нибудь – может, священник – объяснит, что это такое и что мне делать с этим.

Сестра Евстасия успокаивала новенькую девушку: она встала на одно колено и приблизила свое большое и доброе лицо к ее лицу. Майкл посмотрел на них, снова на Джоан и поднял брови.

– Как я догадываюсь, вы еще никому об этом не говорили, – сказал он. – Я правильно понял, что вы поделились со мной первым?

У нее дернулись губы.

– Пожалуй. – В его темных глазах было какое-то тепло, словно они брали его от жара огненных волос. Она опустила глаза, ее руки теребили край вуали. – Но дело не только в этом.

Он издал горлом звук, говоривший – «ладно, давай дальше». Почему французы так не делают? Ведь это гораздо проще. Но она отбросила эту мысль, ведь она решила рассказать ему все, значит, надо это сделать.

– Я сказала вам, потому что тот человек… – сообщила она. – Граф…

Он прищурился и пристально посмотрел на нее:

– Граф Сен-Жермен?

– Ну, я же не знаю его имени, ведь правда? – огрызнулась она. – Но когда я увидела его, один из голосов заговорил и приказал мне: «Скажи ему, чтобы он не делал этого. Скажи ему, что он не должен этого делать».

– Правда?

– Угу, и голос упорно настаивал. Вообще-то они всегда настаивают. Это не просто мнение, мол, хочешь – делай, хочешь – нет. Но этот очень настаивал. – Она развела руками, не в силах объяснить ощущение ужаса и настойчивости.

– И потом… ваш друг. Месье Пепен. В тот первый раз, когда я увидела его, один из голосов велел: «Скажи ему, чтобы он не делал этого».

Густые, рыжие брови Майкла сдвинулись на переносице.

– Вы думаете, они не должны делать одну и ту же вещь? – удивился он.

– Ну, я не знаю, правда, – ответила она. – Голоса не сказали. Но я видела, что тот мужчина на судне скоро умрет, и ничего не сказала, потому что не придумала, что сказать. А потом он и правда умер, но, может, не умер бы, если бы я сказала… так что я – ну, я подумала, что лучше рассказать кому-нибудь.