Семь камней

В карете он представился, кратко извинился за неудобство – неудобство? он смеется, что ли? – а потом схватил ее за руки и, внимательно глядя ей в лицо, сжимал их все крепче и крепче. Поднес ее руки к своему лицу, так близко, что ей показалось, будто он собирался либо понюхать, либо поцеловать их, но вскоре отпустил и нахмурил лоб.

Он игнорировал все ее вопросы и настойчивое требование вернуть ее в монастырь. Казалось, он даже забыл про нее и над чем-то сосредоточенно размышлял, выпятив губы, пока она сидела, сжавшись в комочек, в углу кареты. А потом он притащил ее сюда, кратко сказал, что ее никто не обидит, добавил немного про то, что он своего рода волшебник, и запер!

Она была напугана, она негодовала. Но теперь, немного успокоившись, она подумала, что вообще-то не очень боялась его и что это даже странно. Ведь ей, наверно, следовало его бояться?

Но она поверила, когда он сказал, что не причинит ей вреда. Он не угрожал ей, не запугивал. Но если это верно… что он тогда хотел от нее?

Скорее всего, он хочет знать, что я имела в виду, когда подскочила к нему на рынке и сказала, чтобы он не делал этого, подсказал ей рассудок, до той поры постыдно молчавший.

– О! – негромко воскликнула она. В этом есть какой-то смысл. Конечно же, он спросит об этом.

Она вскочила со стула и прошлась по комнате, обдумывая эту мысль. Она не могла сказать ему больше, чем сказала, вот в чем дело. Поверит ли он ей, услышав про голоса? Даже если так, он попытается узнать больше, а там ничего и нет. И что тогда?

Не жди, действуй, посоветовал ей здравый смысл.

Но она и сама уже пришла к такому выводу. Нашла тяжелую мраморную ступку и пестик. Завернув ступку в передник, она подошла к окну, выходившему на улицу. Сейчас она разобьет стекло и будет кричать. Пусть даже окно высоко от земли, все равно кто-нибудь да услышит. Жалко, что улица почти безлюдная. Но…

Она застыла словно охотничья собака. На другой стороне улицы остановилась карета. Из нее вышел Майкл Мюррей! Он надевал шляпу – невозможно было не узнать его огненно-рыжие волосы.

– Майкл! – закричала она во всю мочь. Но он не поднял головы, ее крик не смог проникнуть сквозь стекло. Размахнувшись, она ударила ступкой по окну, но она со звоном отскочила от решетки! Набрав в грудь воздуха, она прицелилась получше и на этот раз ударила точно по стеклу, и оно треснуло. Обрадовавшись, она ударила еще раз, изо всех сил, и была вознаграждена градом осколков и потоком воздуха, пахнувшего рекой и илом.

– Майкл!

Но его уже не было. В открывшейся двери дома, что напротив, показалось лицо слуги и исчезло. Дверь закрылась. Сквозь красный туман разочарования она заметила фестон черного крепа, висевший на дверной ручке. Кто-то умер?



Супруга Шарля, Эвлалия, сидела в маленькой гостиной в окружении женщин. Все повернулись к двери – посмотреть, кто пришел, многие машинально поднесли к глазам платочки, готовясь к новым слезам. Все удивленно заморгали и уставились на Майкла, потом повернулись к Эвлалии, словно за объяснением.

Глаза Эвлалии покраснели, но были сухими. Она выглядела так, словно ее выдержали в печи, вытянув из нее всю влагу и цвет; ее лицо было белым как бумага и туго обтягивало кости. Она тоже посмотрела на Майкла, но без особого интереса. Он понял, что она испытывала слишком сильный шок из-за чего-то. Он знал, как это тяжело.

– Месье Мюррей, – сказала она бесцветным голосом, когда он склонился над ее рукой. – Как любезно с вашей стороны, что вы пришли.

– Я… выражаю свое соболезнование, мадам, мое и моего кузена. Я не… слышал. О вашей печальной утрате. – Он чуть ли не запинался, стараясь понять ситуацию. Какого дьявола! Что случилось с Шарлем?

Эвлалия скривила губы.

– Печальная утрата, – повторила она. – Да. Благодарю вас. – Потом ее тусклая защитная оболочка слегка треснула, и она посмотрела на Майкла более пронзительно. – Вы не слышали. Значит, вы не знали? Вы приехали, чтобы увидеться с Шарлем?

– Э-э… да, мадам, – неловко ответил он. Несколько женщин ахнули, но Эвлалия уже вскочила на ноги.

– Что ж, можете взглянуть на него, – сказала она и вышла из комнаты. Ему ничего не оставалось, как пойти за ней.

– Они уже привели его в порядок, – заметила она, распахнув дверь в большую гостиную. Так она могла бы говорить об опрокинутой на кухне кастрюле.

Майкл подумал, что случившаяся драма и в самом деле должна была выглядеть некрасиво. Шарль лежал на большом обеденном столе, накрытый полотном и венками из зелени и цветов. Возле стола сидела женщина в сером и плела новые венки. Она оторвалась от работы и посмотрела на Эвлалию и Майкла.

– Выйди, – приказала Эвлалия, взмахнув рукой, и женщина встала и вышла. Майкл увидел, что она плела венок из веток лавра, и в его голове промелькнула абсурдная мысль, что она собиралась возложить его на голову Шарля, как в античные времена возлагали на голову греческим героям.

– Он перерезал себе горло, – сказала Эвлалия. – Трус. – Она проговорила это с жутким спокойствием, и Майкл подумал, что с ней будет, когда шок, в котором она пребывала, начнет рассеиваться.

Он издал звук, означавший уважение, и, ласково коснувшись ее руки, прошел мимо нее, чтобы взглянуть на своего приятеля.

«Скажи ему, чтобы он не делал этого».

На лице умершего не было покоя. Еще не разгладились морщины стресса, и казалось, будто он хмурился. Люди гробовщика помыли его и обрядили в слегка поношенный сюртук темно-синего цвета. Майкл подумал, что, вероятно, это была единственная его вещь, более-менее приличная, и внезапно ощутил прилив горя. Как ему будет не хватать фривольностей его друга! На его глаза навернулись непрошеные слезы.

«Скажи ему, чтобы он не делал этого. – Он опоздал. – Если бы я пришел сразу, когда она мне сказала, может, это остановило бы его?»

Он ощущал запах крови; ржавый, неприятный, он просачивался сквозь свежий аромат цветов и листьев. Гробовщик надел на Шарля белый шейный платок – и завязал его старомодным узлом, чего сам Шарль никогда бы не потерпел. Над краем платка слегка виднелись черные стежки зашитой раны.

У Майкла начинал рассеиваться его собственный шок. Он уже чувствовал уколы вины и гнева.

– Трус? – тихо повторил он. Ему казалось более вежливым сказать именно так, в форме вопроса. Эвлалия фыркнула, и, взглянув на нее, Майкл увидел в ее глазах заряд гнева. Нет, никакого шока у нее не было.

– Вы ведь знали, знали, – в ее интонации вовсе не было вопроса. – Вы знали про вашу шлюху-свояченицу, не так ли? И про Бабетту? – Ее губы скривились при этом имени. – Его другую любовницу?

– Я – нет. То есть… Леония сказала мне вчера. Вот почему я решил поговорить с Шарлем. – Что ж, он определенно упомянул бы Леонию. И не стал бы упоминать Бабетту, которую знал совсем немного. Но, господи, почему эта женщина считала, что он мог что-то с этим сделать?

– Трус, – сказала она, с презрением глядя на труп Шарля. – Он испортил, разрушил все – все! – а потом не смог с этим справиться и улизнул, оставив меня одну, с детьми, без средств!

«Скажи ему, чтобы он не делал этого».

Майкл посмотрел на нее – не преувеличивала ли она свой гнев? Нет, не преувеличивала. Она уже пылала, не только гневом, но и страхом, а ее ледяное спокойствие куда-то исчезло.


– Что… дом?… – начал он, показав неопределенным жестом на дорогую, стильную комнату. Он знал, что это ее фамильный дом, ее приданое.

Она фыркнула.

– Он проиграл его в карты на прошлой неделе, – с горечью сообщила она. – Если мне повезет, новый владелец позволит похоронить его, не выселит сразу.

– А-а. – Упоминание о карточных играх вернуло его к реальности и напомнило причину его приезда. – Я хочу спросить, мадам, знаете ли вы графа Сен-Жермена, знакомого Шарля? – Это прозвучало невежливо, но у него не было времени на поиски элегантной формы вопроса.

Эвлалия вскинула брови:

– Графа? Почему вы хотите знать о нем? – Внезапно ее лицо осветилось догадкой. – Вы думаете, что он должен Шарлю деньги?

– Я не знаю этого, но непременно выясню, – пообещал ей Майкл. – Если вы скажете, где мне найти месье графа.

Она не засмеялась, но ее губы сложились так, что в другой ситуации это можно было бы принять за смех.

– Он живет через улицу от нас. – Она показала пальцем на окно. – В этом большом… Куда вы уходите?…

Но Майкл уже выскочил из гостиной в вестибюль, его каблуки торопливо стучали по паркету.



На лестнице послышались чьи-то шаги. Джоан отпрянула от окна, но тут же снова посмотрела на улицу, вытянув шею и отчаянно надеясь, что в доме напротив откроется дверь и Майкл выйдет из нее. Что же он там делал так долго?

Но та дверь не открывалась, а в замке этой заскрежетал ключ. В отчаянии она сорвала с пояса четки и выбросила их сквозь дыру в окне, потом метнулась через комнату и села в одно из отвратительных кресел.

Вошел граф. Он окинул взглядом комнату, на миг встревожился, но тут же успокоился, когда увидел ее. Он подошел к ней, протянув руку.

– Простите, что заставил вас ждать, мадемуазель, – учтиво проговорил он. – Пойдемте, пожалуйста. Я должен показать вам кое-что.

– Я не хочу ничего смотреть. – Она напряглась и зацепилась ногами за кресло, чтобы ему было труднее поднять ее. Только бы она смогла задержать его, пока не выйдет Майкл! Но он может не заметить ее четки или, если и заметит, не поймет, что это ее. А как он поймет? У всех монахинь четки одинаковые!

Она напрягала слух, надеясь услышать стук двери на другой стороне улицы – и тогда она закричит во все горло. Вообще-то…

Граф вздохнул, но наклонился и, взяв ее под локти, поднял с кресла прямо с нелепо согнутыми коленями. Он и вправду был очень сильный. Она встала на ноги и вот уже шла с зажатой под его локтем рукой через комнату к двери, смирная как корова, которую ведут доить. Но через мгновение она выдернула руку и побежала к разбитому окну.

– ПОМОГИТЕ! – закричала она через дыру в стекле. – Помогите, помогите! То есть au secours! AU SECOU…

Граф зажал ей рот ладонью и пробормотал что-то по-французски; она не поняла его слов, но догадалась, что они нехорошие. Он подхватил ее так резко, что у нее перехватило дыхание, и вывел за дверь, прежде чем она сумела пикнуть.



Майкл не стал останавливаться и надевать шляпу и плащ, а выскочил на улицу так стремительно, что его кучер очнулся от дремоты, а лошади дернулись и недовольно заржали. Он не остановился и возле кареты, а перебежал по булыжнику через улицу и забарабанил в дверь; большая, обитая бронзой, она загремела под его кулаками.

Прошло не так много времени, но ему показалось, что целая вечность. Он дымился от ярости, стучал снова и, остановившись, чтобы перевести дыхание, заметил на мостовой четки. Подбежал к ним, схватил, уколол руку и увидел, что они валялись среди осколков стекла. Он тут же посмотрел наверх и обнаружил разбитое окно. В этот миг дверь открылась.

Он налетел на дворецкого словно дикий зверь и схватил его за плечи.

– Где она? Где, черт тебя побери?

– Она? Но тут нет никаких женщин, месье… Месье граф живет совсем один. Вы…

– Где месье граф? – Ярость Майкла была так велика, что он был готов ударить этого человека. Тот, вероятно, тоже понял это, потому что побледнел и, вырвавшись из железной хватки, убежал в глубину дома. После секундных колебаний Майкл бросился следом за ним.

Дворецкий, гонимый страхом, бежал по вестибюлю, Майкл угрюмо преследовал его. Они ворвались на кухню, Майкл еле замечал испуганные лица поваров и служанок. Они выскочили в сад. Дворецкий слегка замешкался на ступеньках, и Майкл набросился на него и сбил с ног.

Сцепившись, они покатились по дорожке, посыпанной гравием, затем Майкл сел верхом на щуплого дворецкого, схватил его за грудки и потряс с криком: «ГДЕ ОН?»

Испуганный мужчина закрыл лицо локтем, а другой рукой, не глядя, показал на калитку в стене.

Майкл оставил дворецкого и побежал. Он услышал стук колес, грохот копыт – распахнул калитку и увидел удалявшуюся карету и слугу, закрывавшего ворота каретного сарая. Он побежал, но было ясно, что карету ему ни за что не догнать.

– ДЖОАН! – закричал он вслед удалявшемуся экипажу. – Я вас догоню!

Не тратя времени на расспросы слуги, он бросился назад, пробежал мимо служанок и лакеев, собравшихся возле поверженного дворецкого, и выскочил из дома, напугав собственного кучера.

– Туда! – крикнул он, показав на соединявшиеся вдалеке улицы, где как раз промелькнула карета графа. – Следуй за той каретой! Vite![47]



– VITE! – Граф поторопил своего кучера, потом откинулся на спинку кресла. День заканчивался, нынешние дела заняли больше времени, чем он ожидал, и ему хотелось выехать из города засветло. Ночью городские улицы становились опасными.

Пленница глядела на него; в полумраке кареты ее глаза казались огромными. Она потеряла свою вуаль послушницы, и темные волосы упали на ее плечи. Она выглядела прелестно, но была ужасно испугана. Он сунул руку в сумку, лежавшую на полу, и вытащил склянку бренди.