Семь камней

– Диего, – сказала она, улыбнувшись ему. – Вот как это будет на испанском – или на ладино. А твой друг?

– Его зовут Йен. То есть, – он слегка задумался и нашел английский эквивалент, – Джон. Это будет…

– Хуан. Диего и Хуан. – Она ласково дотронулась до его голого плеча. – Вы друзья? Братья? Как я вижу, вы прибыли из одного и того же места – где это?

– Друзья. Из… Шотландии. С нагорья. А место называется Лаллиброх. – Он говорил свободно, и при звуках родного названия его пронзила боль, более сильная, чем боль в спине. Он отвернулся. Лицо девушки было совсем рядом – и ему не хотелось, чтобы она заметила его боль.

Она не отошла. Вместо этого она грациозно присела на корточки и взяла его за руку. Ее рука была очень теплая, и волоски на его запястье встали дыбом, несмотря на то что доктор делал с его спиной.

– Уже немножко осталось, – пообещала она. – Дедушка очищает зараженные участки; он говорит, что теперь их покроет чистая корка и они перестанут сочиться. – Доктор что-то отрывисто спросил. – Он спрашивает, лихорадит ли тебя по ночам? Кошмары снятся?

Пораженный, он взглянул на нее, но ее лицо выражало только сочувствие. Ее пальцы крепче сжали его руку, словно поддерживая.

– Я… да. Иногда.

Ворчание доктора, какая-то его фраза, и Ребекка отпустила руку Джейми, похлопав по ней, и вышла, шурша юбками. Джейми закрыл глаза и пытался запечатлеть в памяти ее запах – он не мог сохранить его в носу, поскольку доктор намазывал его чем-то вонючим. Да и сам он тоже не благоухал свежестью и чистотой – от него воняло потом, дымом костра и свежей кровью. От смущения он скрипнул зубами.

Он слышал, как в гостиной разговаривали вполголоса д’Эглиз с Йеном, обсуждая, не прийти ли к нему на помощь. Он готов был крикнуть им, только не хотел, чтобы капитан увидел… Он крепко сжал губы. Угу, ну… вроде уже все заканчивается; он мог судить об этом по замедлившимся, почти ласковым движениям доктора.

– Ребекка! – нетерпеливо крикнул доктор, и девушка появилась через секунду, держа в руке небольшой комок ткани. Доктор произнес короткую тираду и прижал к спине Джейми какую-то тонкую ткань; она прилипла к мази.

– Дедушка говорит, что эта ткань защитит твою рубашку, пока мазь не впитается, – сказала Ребекка. – Когда она отпадет сама собой – не отдирай ее, пусть отвалится сама, – раны покроются коркой, но эта корка будет мягкой и не лопнет.

Доктор убрал руку с плеча Джейми, и парень вскочил на ноги и поглядел по сторонам, отыскивая свою рубашку. Ребекка подала ее. Ее глаза задержались на его голой груди, и он – впервые в жизни – смутился оттого, что у него есть соски. От странного, но приятного щекотанья на его теле встали дыбом кудрявые волоски.

– Спасибо… э-э, я хотел сказать… gracias, señor. – Его лицо пылало, но он поклонился доктору со всей учтивостью, на какую был способен. – Muchas gracias.

– De nada, – буркнул старик, махнув рукой. Он показал на комок ткани в руке внучки. – Пей. Никакой горячки. Никаких снов. – И потом, к удивлению Джейми, улыбнулся.

– Shalom, – сказал он и махнул рукой, как бы выпроваживая парня.



Д’Эглиз, довольный новой работой, оставил Йена с Джейми в большой таверне под названием «Le Poulet Gai», где развлекались другие наемники – каждый на свой лад. В «Веселой курице» наверху располагался бордель, и неряшливые женщины разной степени обнаженности свободно бродили по нижнему этажу, отыскивая новых клиентов, с которыми потом исчезали наверху.

Два рослых, молодых шотландца вызвали у них определенный интерес, но, когда Йен торжественно вывернул у них на глазах свой пустой кошель – деньги он ради безопасности спрятал под рубахой, – они оставили парней в покое.

– Я не могу на них смотреть, – сказал Йен, поворачиваясь спиной к проституткам и уделяя все свое внимание элю. – После того как видел ту маленькую евреечку. А ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?

Джейми тряхнул головой, занятый собственным элем, кисловатым и свежим. Он с удовольствием пил его пересохшими после недавних мучений губами. Он до сих пор ощущал призрак запаха Ребекки, смесь ванили и роз, легкий, неуловимый аромат среди вонючей таверны. Он порылся в своей кожаной сумке-спорране и достал маленький кулек, который дала ему Ребекка.

– Она сказала – ну, доктор сказал, – что мне надо это пить. Но как это пить, а? – В кульке лежала смесь из сухих листьев, мелких палочек и грубого порошка; она издавала сильный и незнакомый запах. Он не был неприятным, только необычным.

Йен хмуро посмотрел на лекарственную смесь.

– Ну… думаю, что ты будешь это заваривать как чай, – сказал он. – Как же еще?

– Да мне не в чем его заваривать, – напомнил Джейми. – Я вот думаю, может, положить это в эль?

– Почему бы и нет?



Йен это время наблюдал за Матье – «Кабаньей мордой». Матье стоял у стены, подзывал к себе проходивших мимо проституток, оглядывал их с ног до головы, а иногда и щупал «товар», но потом отправлял каждую прочь шлепком по заднице.

Йен не испытывал особого соблазна – честно признаться, женщины пугали его, – но ему было любопытно. Если он когда-нибудь решится… с чего начинать? Просто схватить девку, как Матье, или надо сначала договориться о цене, для уверенности, что тебе это по карману? И прилично ли торговаться, словно о каравае хлеба или куске бекона, а то вдруг она пнет тебя в самое сокровенное место и найдет кого-то поприличнее?

Он бросил взгляд на Джейми; тот поначалу чуточку давился, но потом заглотал свой эль с травами и слегка остекленел. Он не думал, что Джейми знал, как себя вести, но спрашивать ему не хотелось, даже если он и знал.

– Мне надо в сортир, – вдруг сказал Джейми и вскочил. Он был бледен.

– Прихватило живот?

– Еще нет. – С таким загадочным ответом он вышел, натыкаясь в спешке на столы. Йен направился за ним, слегка задержавшись, чтобы допить остатки эля Джейми и своего собственного.

Матье нашел себе подружку по душе; он ухмыльнулся Йену и сказал какую-то непристойность, ведя свою избранницу к лестнице. Йен добродушно улыбнулся и ответил такой же непристойностью на гэльском.

Когда Йен вышел во двор за таверной, Джейми уже исчез. Решив, что его друг вернется, как только отделается от своих проблем, Йен спокойно прислонился к задней стене таверны, с удовольствием дыша прохладным ночным воздухом и разглядывая людей во дворе.

Там горело несколько факелов, воткнутых в землю, и все это немного напоминало картину Страшного Суда, которую он видел, с ангелами, дующими в трубы, и грешниками, спускающимися в ад за грехи, в переплетении голых рук и ног. Тут по большей части были грешники, хотя иногда ему казалось, что он видел краешком глаза пролетавшего мимо ангела. Он задумчиво облизал губы, гадая, что за смесь дал Джейми доктор Хасди.

Тут и Джейми появился из сортира, стоявшего в дальнем конце двора. Он выглядел уже лучше. Заметив Йена, он направился к нему, минуя маленькие группы пьяниц, сидевших на земле и горланивших песни, и мимо других, которые разгуливали с неуверенной улыбкой, словно искали сами не зная что.

Йена охватило внезапное чувство отвращения, почти ужаса; он испугался, что больше никогда не увидит Шотландию и умрет здесь, среди чужих людей.


– Нам надо ехать домой, – отрывисто заявил он, как только Джейми приблизился к нему. – Как только мы закончим эту работу.

– Домой? – Джейми странно посмотрел на Йена, словно тот говорил на непонятном языке.

– Тебя там ждет дело, и меня тоже. Мы…

Глухой удар, визг, стук опрокинутого стола и бьющейся посуды прервали их разговор. Дверь таверны распахнулась, из нее выбежала женщина, крича что-то на странном французском, которого Йен не понимал, хотя сразу догадался по ее тону, что это были ругательства. Те же слова прорычал громкий мужской голос, и тут же из таверны выскочил Матье.

Он поймал женщину за плечо, развернул к себе и ударил ее по лицу тыльной стороной мясистой ладони. При звуке удара Йен поморщился, а рука Джейми крепко сжала его запястье.

– Что… – начал было Джейми, но тут же умолк.

– Putain de… merde… tu fais… chien. – Тяжело дыша, Матье отвешивал ей оплеухи с каждым словом. Она визжала, пытаясь вырваться, но он крепко держал ее за руку. Потом он снова развернул ее и толкнул в спину. Она упала на колени.

Джейми ослабил хватку, но тут Йен схватил его за руку.

– Не надо, – коротко бросил он и рывком затащил Джейми в тень.

– Я и не собирался, – сказал Джейми еле слышно, а сам так же, как Йен, не мог оторвать глаза от происходящего.

Свет из открытой двери лился на женщину, освещая ее повисшие груди, выглядывавшие из разорванного ворота сорочки. Освещая ее широкий, круглый зад. Матье задрал ее юбки и встал позади, расстегивая одной рукой штаны, а другой вцепился ей в волосы и запрокинул назад ее голову, отчего шея женщины напряглась, а глаза округлились и сверкали белками, как у перепуганной насмерть лошади.

– Pute! – заорал он и громко шлепнул ее ладонью по заду. – Никто не смеет мне отказывать! – Наконец он вытащил свой член и, держа рукой, вдвинул его в женщину с такой яростью, что задрожали ее ягодицы, а по телу Йена от коленей до шеи пробежала судорога.

– Merde, – вполголоса пробормотал Джейми. Мужчины и несколько женщин высыпали во двор и вместе с остальными весело глазели на зрелище, пока Матье деловито работал. Он отпустил волосы женщины, чтобы крепче держаться за ее бедра, и ее голова повисла, волосы закрыли лицо. С каждым толчком она крякала и хрипела под хохот и бранные слова зрителей.

Йен был шокирован тем, что вытворял Матье, но еще больше тем, что возбудился сам. Никогда прежде он не видел откровенного совокупления, разве что возню и хихиканье под одеялом, да изредка крошечные вспышки бледной плоти. Но тут… Он понимал, что ему следовало бы отвернуться. Но не мог.

Джейми набрал в грудь воздуха, но было непонятно, хотел ли он что-то сказать. Матье запрокинул свою большую башку и завыл по-волчьи, что вызвало новый приступ зрительского веселья. Тут его лицо исказилось от конвульсии, щербатые зубы оскалились в усмешке, он захрипел как боров, когда его укладывают ударом по голове, и рухнул на проститутку.

Женщина с громкими проклятьями выползла из-под его тяжелой туши. Теперь Йен понимал, что она говорила, и был бы шокирован, если бы у него еще оставалась способность испытывать шок. Она вскочила на ноги, очевидно, не пострадав, и пнула Матье по ребрам раз, другой, но, будучи босиком, не причинила ему вреда. Потом залезла в его кошель, привязанный на поясе, и схватила горсть монет, пнула его напоследок еще раз и потопала в дом, придерживая на горле разодранную сорочку. Матье валялся на земле со спущенными штанами, смеясь и хрипя.

Йен услышал, как судорожно сглотнул Джейми, и спохватился, что он до сих пор стоит, сжимая его руку. Его друг, казалось, даже не замечал этого. У Йена горело лицо; жар сползал вниз, на шею, до середины груди. Но и у Джейми лицо казалось красным не от света факелов.

– Давай… пойдем куда-нибудь еще, – предложил Йен.



– Мне хотелось… чтобы мы что-то сделали, – выпалил Джейми. Они не проронили ни слова с тех пор, как вышли из «Веселой курицы». Они прошли до самого конца улицы, свернули в какой-то переулок и в конце концов зашли в маленькую и довольно тихую таверну. Хуанито и Рауль играли там в кости с местными и едва удостоили взглядом молодых шотландцев.

– Не знаю, что мы могли сделать, – рассудительно сказал Йен. – Вообще-то, мы с тобой могли вместе навалиться на Матье и отделаться лишь небольшими увечьями. Но ты знаешь, что тогда началось бы месилово всех со всеми. – Он искоса посмотрел на Джейми, явно колеблясь, а потом снова уставился в свою кружку. – И… ведь она была проституткой. Я имею в виду, что она не…

– Я понял тебя, – перебил его Джейми. – Угу, ты прав. И она ведь пошла с Матье сама. Бог весть, что он такого вытворил, что она разозлилась на него, но тут мы много чего можем предположить. Я бы хотел – а, да хрен с ним. Давай съедим что-нибудь?

Йен помотал головой. Разносчица принесла им кувшин вина, взглянула на них и решила, что они не стоят внимания. Вино было терпким, смолистым, вязало рот, но не водянистым и приличным на вкус. Джейми пил помногу и чаще, чем делал это обычно; ему было нехорошо, кожа зудела и покалывала, и он хотел поскорее избавиться от этого ощущения.

Там было несколько женщин, совсем немного. Джейми пришел к выводу, что проституция, пожалуй, не такой доходный бизнес, судя по виду этих несчастных созданий, изможденных и часто беззубых. Может, их так быстро старит то, чем им приходится заниматься… Он оторвался от своих раздумий и, обнаружив, что кувшин опустел, махнул рукой разносчице, чтобы она принесла новый.

Хуанито издал радостный вопль и что-то сказал на ладино. Взглянув в его сторону, Джейми увидел, что одна из проституток, до этого державшаяся в тени, устремилась к Хуанито, который собирал свой выигрыш, и чмокнула его, поздравляя. Джейми легонько фыркнул, пытаясь прогнать из ноздрей ее запах: она прошла мимо него и ему в ноздри ударила вонь немытого, потного тела и дохлой рыбы. Александр рассказывал ему, что такой запах издает немытая промежность, и Джейми этому поверил.

Он снова взялся за вино. Йен пил с ним вровень, кружку за кружкой, и, вероятно, по той же причине. Обычно его друг не отличался раздражительностью или обидчивостью, но, если его что-то выводило из себя, он нередко оставался таким до следующего утра – добрый сон убирал его плохое настроение, но до этого его лучше всего было не трогать.

Он покосился на Йена. Он не мог сказать ему про Дженни. Он просто… не мог. Он не мог и думать о ней, оставшейся в Лаллиброхе в одиночестве… возможно, с ре…

– О господи, – еле слышно проговорил он. – Нет. Прошу тебя. Нет.

– Не возвращайся, – сказал ему в тот раз Мурта, и ясно, что он говорил всерьез. Нет, он вернулся бы – но через некоторое время. Какая пока от него помощь сестре? Вернись он сейчас, он приведет за собой Рэндолла и красные мундиры прямо к сестре, как мух к только что убитому оленю… Ужаснувшись, он поскорей прогнал из головы такое сравнение. Но на самом деле он просто умирал от стыда, когда думал про Дженни, и он старался не думать – и еще больше стыдился из-за того, что ему это чаще всего удавалось.

Йен не отрывал глаз от другой шлюхи. Она была старая, уже за тридцать, но опрятнее остальных, да и почти все зубы были у нее целы. Она тоже заигрывала с Хуанито и Раулем, и Джейми подумал с интересом, отвернется ли она от них, если узнает, что они евреи. Или для проститутки разборчивость – непозволительная роскошь?

Его коварное воображение тут же подсунуло ему такую картину: как его сестра была вынуждена пойти по этой кривой дорожке, чтобы не умереть с голоду, и не отказывать любому мужчине, который… Матерь Божия, что сделали бы с ней люди – арендаторы, слуги, – узнай они об этом? Разговоры… Он крепко зажмурился, прогоняя от себя это видение.

– Вон та не так уж плоха, – задумчиво проговорил Йен, и Джейми открыл глаза. Проститутка наклонилась над Хуанито и нарочно потерлась грудью о его бородавчатое ухо. – Если она не испытывает неприязни к еврею, то, может…

Кровь прилила к лицу Джейми.

– Если ты еще не забыл мою сестру, ты не станешь… не станешь пачкаться с первой попавшейся французской шлюхой!

Йен побледнел, но тут же в свою очередь залился краской.

– О… А если я скажу, что твоя сестра не стоит того?

Кулак Джейми врезался ему в глаз, и он полетел назад, перевернул лавку и ударился о соседний стол. Джейми почти не заметил этого, мучительная боль пронзила его руку от разбитых в кровь костяшек до локтя. Он раскачивался взад и вперед, зажав между коленями пылавшую огнем руку и бормоча ругательства на трех языках.