Семь смертей Эвелины Хардкасл

Теперь я понимаю, как тяжело Анне. Разобрать почерк Голда очень сложно, а содержание записки и вовсе не понятно.

Швыряю шахматную фигуру и записку на комод, закрываю дверь на ключ, подпираю креслом. В каждом новом воплощении первым делом я обычно рассматриваю личные вещи своей ипостаси или изучаю лицо в зеркале, но сейчас мне уже известно, что где лежит и как выглядит Раштон. Стоит мне мысленно задать вопрос, как я уже знаю ответ. В ящике с нижним бельем спрятан кастет. Несколько лет назад Раштон конфисковал его у задержанного преступника, и с тех пор кастет ему не раз пригодился. Надеваю кастет, вспоминаю, как лакей склонился надо мной, как втянул в себя мой предсмертный вздох, как с довольной ухмылкой включил меня в список своих жертв.

Руки дрожат, но Раштон – не Белл. Страх придает ему сил. Раштон хочет отыскать лакея и расправиться с ним раз и навсегда, вернуть себе достоинство, утраченное в предыдущей стычке. Сейчас я уверен, что это гордость Раштона заставила меня вихрем пронестись по лестнице в коридор. Раштон мной управлял, а я этого даже не заметил.

Такого больше нельзя допускать.

Его опрометчивость нас всех погубит, а мне нельзя терять очередную ипостась. Для того чтобы мы с Анной освободились, надо упредить лакея, а не следовать за ним. Мне нужна помощь, и я знаю, к кому за ней обратиться. Правда, уговорить этого человека будет непросто.

Снимаю кастет и, наполнив таз водой, начинаю умываться перед зеркалом.

Раштон – человек молодой, хотя и чуть старше, чем ему представляется; высокий, сильный и внешне очень привлекательный. Россыпь веснушек на переносице, глаза цвета темного меда и светлые, коротко остриженные волосы создают впечатление, что его лицо соткано из солнечного света. Единственный изъян в его внешности – застарелый шрам от пулевого ранения на плече. Я могу вспомнить, как его получил, но не хочу ощущать чужие страдания.

Вытирая грудь, слышу, как дребезжит дверная ручка, и снова хватаю кастет.

– Джим, вы у себя? Дверь заперта!

Голос женский, низкий и хрипловатый.

Надеваю свежую сорочку, отодвигаю кресло и отпираю дверь. На пороге стоит растерянная девушка, готовая еще раз постучать. Из-под длинных ресниц на меня глядят синие глаза, алая помада – единственное пятно цвета на снежно-белом лице. Ей чуть больше двадцати. По плечам рассыпаются пряди густых черных волос, крахмальная белая рубашка заправлена в бриджи для верховой езды. При виде ее у Раштона играет кровь в жилах.

– Грейс, – срывается у меня с языка, и весь я превращаюсь в бурлящую смесь восхищения, восторга, вожделения и острого осознания собственной неадекватности.

– Вы слышали, что учудил мой ненаглядный брат? – спрашивает она, врываясь в спальню.

– Сейчас услышу.

Она усаживается на кровать.

– Вчера в два часа ночи он, одетый в клоунский наряд, разбудил конюха, потребовал у него автомобиль и уехал в деревню.

В ее рассказе все перепутано, но спасти доброе имя ее брата я не в состоянии. Это я решил сесть в машину и поехать в деревню. Сейчас Дональд Дэвис спит на грунтовой дороге, а тот, в кого я воплощен, требует, чтобы я помчался его выручать.

Его преданность Дэвису безгранична. Я пытаюсь понять, в чем дело, и память Раштона услужливо вываливает на меня новую порцию ужасов. Раштон и Дэвис подружились на фронте, в окопах, среди грязи и крови. Они ушли на войну молокососами, а после перенесенных испытаний вернулись братьями.

Тот, в кого я воплощен, злится на меня из-за дурного обращения с другом.

Хотя, возможно, я зол сам на себя.

Мы так тесно сплетены, что я больше не замечаю различий.

– Это я во всем виновата, – расстроенно говорит Грейс. – Он хотел пойти к Беллу за очередной порцией чертова зелья, а я пригрозила рассказать обо всем папе. Дональд на меня рассердился, но я не догадывалась, что он сбежит. – Она беспомощно вздыхает. – Он же не сделает ничего дурного, как вы думаете?

– С ним все в порядке. – Я усаживаюсь рядом с ней. – Он просто завелся, вот и все.

– Глаза б мои не видели этого проклятого доктора… – Она разглаживает ладонью складки моей сорочки. – Как только появился Белл со своим чудесным сундучком, Дональд прямо сам не свой. Я с ним даже поговорить толком не могу. А все из-за чертова лауданума. Что бы такое сделать…

Она осекается, натолкнувшись на какую-то мысль. Я так и представляю, как Грейс отшатывается и, изумленно раскрыв глаза, следит за ходом мысли от начала до самого конца, будто за лошадью на скачках.

– Мне надо поговорить с Чарльзом, – заявляет она, целует меня в губы и выбегает из комнаты.

Не успев ответить, я молча гляжу на распахнутую дверь.

Встаю, хочу ее закрыть. Я весь распален, взволнован и сконфужен. Да, сидеть в чулане было гораздо проще.





46


Медленно крадусь по коридору, на ходу заглядываю в каждую спальню. Сжимаю кастет, вздрагиваю при каждом звуке, ежесекундно ожидаю нападения, потому что знаю: если лакей меня подстережет, то я с ним не справлюсь.

Отодвигаю бархатный занавес, вхожу в заброшенное восточное крыло особняка. Складки занавеса гулко хлопают на сквозняке, как говяжьи туши о прилавок мясника.

Не останавливаясь, иду в детскую.

Из коридора не видно бесчувственного тела Дарби, его отволокли в дальний угол, за лошадку-качалку. Окровавленная голова утыкана осколками фарфора, но Дарби жив. На него напали, когда он выходил из комнаты Стэнуина, и у неизвестного хватило совести спрятать его от шантажиста, хотя не было времени перетащить в более безопасное место.

Я обшариваю карманы Дарби, но записную книжку Стэнуина уже кто-то забрал. Впрочем, я так и думал, однако лишний раз проверить не помешает – с ним связано слишком много загадочных происшествий в особняке.

Оставляю Дарби, пусть проспится, и иду в конец коридора, где находятся апартаменты Стэнуина. Скорее всего, страх вынудил его поселиться в этом заброшенном уголке особняка, вдали от скромных удобств Блэкхита. Стэнуин сделал очень мудрый выбор. Половицы – его осведомители – громким скрипом возвещают о моем приближении, а выход из длинного коридора только один. Шантажист считает, что его окружают враги, и я не премину этим воспользоваться.


Прохожу в приемную, стучусь в дверь спальни Стэнуина. Меня встречает странная тишина, кто-то очень старается не шуметь.

– Мистер Стэнуин, это констебль Джим Раштон, – говорю я, пряча кастет. – Мне надо с вами побеседовать.

Из-за двери доносится мешанина разнообразных звуков: кто-то проходит по комнате, скрипит задвигаемый ящик стола, что-то переставляют, а потом сквозь дверную раму слышен голос:

– Входите!

Тед Стэнуин сидит в кресле, держит в руках левый сапог, яростно, по-военному, драит его обувной щеткой. Я чуть заметно вздрагиваю, вспоминая, что совсем недавно, в лесу, обыскивал труп этого человека. Блэкхит-хаус вернул его к жизни, как заводную игрушку, чтобы повторить все с самого начала. Если это не ад, то дьяволу давно пора брать уроки в Блэкхите.

На кровати спит телохранитель Стэнуина, шумно сопит сквозь повязку на носу. Странно, что Стэнуин не только оставил его в своей спальне, но и заботливо повернул свое кресло к кровати. Судя по всему, Стэнуину громила чем-то дорог.

Интересно, как бы он себя повел, если бы знал, что Дарби спрятан в детской.

– А, вот и наш герой объявился! – Стэнуин поднимает глаза на меня.

– Простите, вы ставите меня в тупик, – недоумеваю я.

– Плохой был бы из меня шантажист, если бы не поставил, – усмехается он, предлагая мне шаткий деревянный стул у камина.

Я переставляю стул поближе к кровати, переступаю через грязные газеты и сапожную ваксу на полу.

Стэнуин одет как джентльмен, в отглаженную белую сорочку и черные брюки без единого пятнышка – скромный наряд, сродни ливрее конюха или лакея. Неужели все, что он заработал за девятнадцать лет шантажа, – это право самому чистить сапоги и жить в полуразвалившемся особняке? Багровая паутина сосудов покрывает его щеки и нос; впалые глаза, воспаленные от недосыпания, выслеживают чудовищ.

«Чудовищ, которых он сам сюда пригласил».

Кичливость скрывает душу, сгоревшую дотла; пламя давно угасло. Он покорился судьбе, и теперь его согревают только чужие секреты. Сейчас он боится своих жертв не меньше, чем они боятся его.

Жалкая участь Стэнуина чем-то мне знакома и вызывает невольное сочувствие; глубоко внутри, там, где обитает настоящий Айден Слоун, пробуждается какое-то неясное воспоминание. Я приехал в Блэкхит из-за женщины. Я хотел ее спасти, но не смог. Блэкхит должен был дать мне шанс… еще одну попытку?

Ради чего я сюда приехал?

«Не думайте об этом».

– Что ж, давайте перечислим факты. – Стэнуин пристально глядит на меня. – Вы сговорились с Сесилом Рейвенкортом, Чарльзом Каннингемом, Даниелем Кольриджем и еще несколькими лицами. Вас интересует убийство девятнадцатилетней давности.

От неожиданности у меня путаются мысли.

– А чему вы так удивляетесь? – спрашивает он, разглядывая тусклое пятно на блестящем сапоге. – Рано утром приходил Каннингем, якобы по поручению своего толстяка-хозяина, расспрашивал об этой давней истории. Потом явился Кольридж с теми же вопросами. Обоих интересовал один из убийц юного Хардкасла, тот, кого я ранил. А теперь вот вы. Любому, у кого в голове есть хоть какие-то мозги, сразу станет ясно, в чем дело.

Он смотрит на меня, прячет расчетливость под напускным безразличием. Под пристальным взглядом я молчу, подыскивая нужные слова, чтобы развеять подозрения. Молчание затягивается.

– Вот мне и стало любопытно, с чего бы это у вас такой интерес, – хмыкает Стэнуин, опускает сапог на газету, вытирает руки тряпкой и начинает перочинным ножичком вычищать грязь из-под ногтей, потом говорит негромко и ласково, будто сказку рассказывает: – Есть две причины, способные вызвать такой внезапный приступ праведного интереса. Либо Рейвенкорт прослышал о скандале и попросил вас, за определенную мзду, провести расследование. Либо вы решили прославиться, раскрыв громкое дело.

Я по-прежнему молчу.

– Послушайте, Раштон, – презрительно фыркает он. – Вы не знаете ни меня, ни моих дел, а мне хорошо знакомы такие, как вы. Вы – простой работяга, ухлестываете за девушкой из богатой семьи, только вам не хватает денег. Сделать карьеру, улучшить свое положение в обществе – похвальное стремление, но для этого нужны средства. И с этим я могу вам помочь. Информация – ценный товар, так что наше сотрудничество будет взаимовыгодным.

Он не сводит с меня глаз, но чувствуется, что ему не по себе. У горла бьется жилка, лоб покрывает испарина. Такой прямой подход чреват осложнениями, и Стэнуину об этом известно. Тем не менее его предложение соблазнительно. Чтобы красиво ухаживать за Грейс, Раштону нужны деньги; ему хочется лучше одеваться и приглашать ее на ужин чаще, чем раз в месяц.

Загвоздка в том, что ему нравится служить в полиции.

– Кому известно, что Люси Харпер – ваша дочь? – невозмутимо спрашиваю я.

Теперь моя очередь смотреть, как на его лице проступает изумление.

Первые подозрения у меня возникли, когда он нагрубил Люси за обедом из-за того, что она осмелилась обратиться к нему по имени. Глядя на это глазами Белла, я не придал этому большого значения: Стэнуин – грубиян и шантажист, такое поведение для него естественно. А будучи Дэнсом, я услышал теплоту в голосе Люси. На лице Стэнуина мелькнул страх: не хватало еще, чтобы здесь, среди тех, кто рад всадить ему нож под ребро, девушка во всеуслышание объявила о своей привязанности. Неудивительно, что он так резко ее отчитал, ведь узнай кто об их родстве, попытались бы использовать Люси в своих целях. Ее надо было срочно отослать из гостиной.

– Какая еще Люси? – Стэнуин изо всех сил стискивает тряпку.

– Отпираться бесполезно, – говорю я. – Она такая же рыжеволосая, как и вы, а у вас есть медальон с ее детской фотографией, который вы храните вместе с шифровальной книжкой. Странное соседство, но, как я понимаю, это самые дорогие для вас вещи. Слышали бы вы, как Люси вас выгораживала перед Рейвенкортом!

Мои слова, как удары молота, пригвождают его к месту.

– Вообще-то, все это нетрудно вычислить, – говорю я и повторяю его слова: – Любому, у кого в голове есть хоть какие-то мозги, сразу станет ясно, в чем дело.

– Чего вы хотите? – негромко спрашивает он.

– Узнать, что на самом деле произошло в день убийства Томаса Хардкасла.

Он облизывает губы, в напряженном уме лихорадочно крутятся шестеренки, смазанные ложью.

– Чарли Карвер вместе со своим дружком увели Томаса к озеру и там закололи, – говорит он, снова берясь за сапог. – Карвера я остановил, а его дружок улизнул. Может, вас интересует еще какая-то давняя история?