Серьга Артемиды

— Ты хочешь сказать, что в конце концов одна из обиженных его убила, а штучку забрала?

— Хочу, — призналась Тонечка. — Вдруг это на самом деле какая-то редкая драгоценность?

Герман еще немного подумал.

— Или его убила Зоя и не за безделушку, а за квартиру в Песчаном проезде! Как тебе такой вариант?

— Все возможно, — согласилась Тонечка. — На то и расследование! Но непонятно, почему Зоя убила его именно теперь, а не год назад, не два и не когда он от нее ушел? И зачем она платила за него долги?

— А она платила?

Тонечка кивнула.

— И для чего лечила его мать?

— А она лечила?

Тонечка вновь кивнула.

— Может, как раз сейчас ей все это надоело, и она решила закончить лечить и платить. А заодно поиметь неплохую квартиру в центре нашего богоспасаемого и очень дорогого городишки.

— Саша, — сказала Тонечка и спрятала в портфель записную книжку. — Пшенная каша с крабом здесь просто огонь! Спасибо тебе за обед. Поедем к майору Мишакову и спросим у него, вдруг в квартире у Василия нашли клад.





* * *


— Нашли, — сказал майор сердито. — А вы откуда знаете, дамочка? Кто вам нашептал?..

Тонечка посмотрела на Александра Наумовича. Во взгляде у нее было что-то вроде того самого «Я же говорила!» и еще торжество.

— Мне никто ничего не шептал, — заспешила она, потому что майор ждал и хмурился. — Я так и подумала. То есть мне показалось, что так и должно быть по законам драматургии. То есть жанра. То есть детективного расследования.

Майор засопел.

— Погодите, дамочка, погодите. Вы объяснитесь. Вот ручка, вот бумажка, изложите свои соображения в виде заявления.

— Э-э, — сказал Герман и почесал нос. — Давайте лучше на словах, товарищ майор. Если Антонина Федоровна сейчас примется писать, я к вечеру получу сценарий, а вы никуда не продвинетесь.

— Какой, к аллаху, сценарий?!

— А что за клад вы нашли? И где?..

Мишаков крякнул, потыкал загорелым пальцем в телефон, послушал, бросил телефон на заваленный бумагами стол, прошагал к двери и зычно закричал:

— Павлуша! Павлуша, ядрить твою через коромысло!.. — Повернулся к Тонечке, засмущался и добавил: — Извиняюсь.

В кабинете возник молодой лейтенант.

— Слушаю, товарищ майор.

— Ты с описью работаешь?

— Так точно.

— Тащи ее сюда. Стой, Павлуш, стой! Чаю мне налей по дороге! Наш кулер в ремонт увезли, дуй на третий этаж! Вон кружку мою захвати.

Он вернулся за стол, поерзал в кресле, устраиваясь, повернулся к подоконнику и пощупал землю в горшке с дохлым цветком.

— Я, собственно, вас вызывал, — начал майор, — не для сценария, а чтоб круг знакомых покойного очертить. Так оно вышло, больше некому чертить-то. Жена сказала, что его коллег, соратников и полюбовниц она не знает, а вы знаете. Вот я вас и вызвал. А вы сразу — клад покажи!..

— А что там за клад? — влезла Тонечка. — Это очень важно, очень!..

— Кому важно? Вы вот что! Вы пока погодите! Вы лучше мне круг очертите. Вот вы сами, к примеру, с покойным были коротко знакомы?

— Нет, — сказала Тонечка нетерпеливо. — Я его едва знала. Встречались иногда в телекомпании и на общих мероприятиях. Вместе мы не работали.

— А мы работали, — перебил Герман. — Пару раз он снимал для меня сериалы.

— В каких вы с ним были отношениях?


— В обычных. У режиссера и продюсера всегда одинаковые отношения. Продюсер давит, режиссер сопротивляется. Побеждает всегда продюсер.

— То есть вы конфликтовали, — заключил майор.

Герман засмеялся, и Тонечка тоже засмеялась. Мишаков рассердился.

— Что я смешного сказал?

— В кино всегда конфликтуют, — заговорили Герман и Тонечка наперебой. — Это обязательно. Денег мало, сроки горят. Артисты то пьют, то параллельно в трех картинах снимаются, текст не помнят, играют плохо. Сценарий переписывается на ходу, в смету не укладываются.

Они остановились и посмотрели друг на друга.

— Но это нормальный рабочий процесс, — сказала Тонечка.

— И все от этого получают удовольствие, — добавил Герман.

— Ничего себе, удовольствие, — пробормотал майор Мишаков. — У вас же субординации никакой нет. Вот из вас двоих кто главнее?

— Я, — сказал Герман.

— Он, — подтвердила Тонечка.

— Вот пусть он и говорит, — распорядился майор. — Так, значит. Покойный работал у вас на договоре, так? Снимал кино, так? Какие у него были доходы?

— Ну, он не первого ряда режиссер и даже не второго, — сказал Герман. — Он на подхвате. Вот некому сериал снимать, а сценарий проходной, так себе, заранее понятно, что хита не выйдет из него, и отдают снимать Филиппову. Он ничего особенно интересного не снимет, но и не испортит окончательно.

— То есть бедно жил.

— Он зарабатывал прилично, потому что брался за все подряд. На площадке мог подхалтурить — поставить оператора, чтобы тот за него снимал, и уехать.

— Запойный?

— Нет, — сказал Герман. — Пил, разумеется, но съемок не срывал никогда. У него репутация довольно надежного режиссера.

— А знакомые? Много, небось, у него знакомых!

Герман вздохнул.

— Это мягко сказано, товарищ майор. Мы все друг с другом знакомы, а Василий был человеком общительным.

— А полюбовницы?

— Я всех не знаю, — предупредил Герман.

Вернулся Павлуша с майорской кружкой, над которой поднимался пар. Из-под мышки у него торчала папка. Майор принял кружку, отлил из нее немного кипятка в замызганный стакан, стоявший тут же, на столе, и сунул в кружку чайный пакетик.

— Что у него нашли, товарищ майор? — не выдержала Тонечка. — Ну, не томите!

— Да я никак понять не могу, почему это вас так взволновало, дамочка! В чем дело?

— Я думаю, что его убили из-за драгоценного украшения, — объявила Тонечка торжественно, и майор покатился со смеху. Она растерялась. — А что такое?

— Да не обнаружили мы у него на квартире никаких украшений. И драгоценностей никаких тоже. С чего вы взяли? Запонки были золотые, на месте остались. И часы на месте.

Тонечка оказалась так поражена и разочарована, что Герман взял ее за руку и аккуратно пожал.

— Как… не обнаружили? — убитым голосом сказала она. — А у меня такая прекрасная версия была…

— Вот как раз версии — мое дело, а не ваше, — отчеканил майор. — Ваше дело в телевизоре искусство создавать, а не версии выдвигать.

— Понятно, — сказала Тонечка.

Майор поболтал в стакане остывшую воду, махом опрокинул ее в цветок, из кружки отхлебнул чаю и распахнул папку.

— Покойная артистка Дольчикова и покойный режиссер Филиппов состояли в интимной связи, — начал Мишаков, проглядывая листы в папке. — Сначала погибла Дольчикова, затем Филиппов. Филиппов опасался за свою жизнь и неоднократно сообщал окружающим, что его убьют, как и Дольчикову. При этом жизнь он вел беспорядочную и, по словам соседей, довольно шумную. При осмотре квартиры Филиппова зафиксировано отсутствие мобильного телефона.

— Его забрал человек, который принес бутылки и лимон, — подхватила Тонечка.

— Это ваши фантазии, — строго сказал майор. — Не перебивайте. С трупа Дольчиковой похищены часы-браслет, все содержимое сумки, включая деньги и банковские карточки на месте. Из квартиры Филиппова на первый взгляд ничего не похищено, за исключением телефона, но покойный мог его и потерять, как и Дольчикова могла часы обронить.

Тонечка застонала. Майор перевернул страницу.

— При этом, — он поднял палец, — при досмотре одежды Филиппова в кармане пиджака обнаружена почтовая квитанция. По этой квитанции в почтовом отделении в присутствии понятых произведена выемка отправления. — Тут он счел нужным пояснить: — Ну, то есть посылки.