Смертельная белизна
Часть 64 из 111 Информация о книге
– Да ну? – С «Амазона» гадского, – уточнила Робин. – Эти подонки от налогов уклоняются. – У Флик пробудилось некоторое любопытство. – А за что тебя? – Норму не выполняла. Свою легенду Робин почерпнула из недавнего репортажа об условиях труда рабочих магазина-склада некой торговой фирмы: тиски плана, потогонная система, упаковка и сканирование тысяч единиц товара под неусыпным надзором контролеров. По мере ее рассказа лицо Флик вспыхивало то сочувствием, то гневом. – Полный беспредел! – возмутилась она, когда Робин закончила. – Во-во, – подтвердила Робин, – там, ясное дело, ни профсоюза тебе, ничего. У нас в Йоркшире мой папаша в профсоюзе круто стоял. – Представляю, как он разозлился, когда ты ему рассказала. – Да он помер давно, – не моргнув глазом сообщила Робин. – От легких. Шахтер был. – Фигово, – сказала Флик. – Прости. – Теперь она поглядывала на Робин с уважением и заинтересованностью. – Понимаешь, ты, наверно, числилась там не работником, а разнорабочей. Чтобы этим гадам было удобней проворачивать свои делишки. – А не один ли черт? – Меньше законных прав, – объяснила Флик. – Ты, кстати, можешь на них в суд подать за вычеты из зарплаты. – А как я докажу? – в недоумении спросила Робин. – Ты-то откуда такая подкованная? – Я довольно активно участвую в рабочем движении. – Пожав плечами, Флик замялась. – А мать у меня – юрисконсульт по трудовому праву. – Честно? – Робин позволила себе изобразить вежливый интерес. – Честно, – ответила Флик, ковыряя под ногтями, – но мы не контачим. Я вообще с предками не общаюсь. Им, видишь ли, парень мой не нравится. И мои политические убеждения. Расправив футболку «Хезболлы», она покрутилась перед Робин. – А сами-то они каких убеждений? – спросила Робин, пытаясь смотреть мимо. – Консерваторы? – Вполне возможно, – ответила Флик. – Обожали Бла-Бла-Блэра. В кармане подержанного платья Робин завибрировал телефон. – А по-маленькому где тут сходить? – Вот там. – Флик указала на потайную лиловую дверь со штангами для бижутерии. За лиловой дверью обнаружилась клетушка с грязным треснутым окном. На полуразвалившемся кухонном шкафчике, рядом с которым стоял сейф, расположились две бутылки моющего средства, накрытые заскорузлой тряпкой, и чайник. В такой тесноте было не повернуться, тем более что один угол занимал давно не мытый сортир. Запершись в этой фанерной выгородке, Робин опустила стульчак, присела и начала читать длинное сообщение от Барклая, направленное одновременно ей и Страйку: Нашелся Билли. Подобрали на улице 2 недели назад. Псих. припадок, упекли в дурку на севере Лондона, в какую пока не знаю. Только вчера Б назвал лепиле своего ближ. родственника. Сегодня утром Джимми звонили из соц. защиты. Дж будет добиваться выписки Б, требует чтоб я поехал с ним. Якобы Б может там сболтнуть лишку тк у него словесн. понос. Также Дж потерял некую бумажку где упомянут Билли и забздел. Спрашивает мб я видел. Написана от руки, но что там важного не говорит. Дж считает что сперла Флик. Они снова расплевались. Пока Робин перечитывала сообщение, пришел ответ от Страйка: Барклай, выясни условия посещения, хочу проведать Билли. Робин, поройся в сумке Флик. В раздражении Робин ответила: Вот спасибо. Один ты у нас умный. Встав, она спустила воду и вернулась в магазин, где перебирала товар компания одетых в черное готов, похожих на стаю нахохлившихся ворон. Робин бочком проскользнула мимо Флик и отметила, что почтальонская сумка лежит на полке под прилавком. Когда готы ушли, накупив эфирных масел и черных свечей, Флик в очередной раз проверила телефон и вновь погрузилась в унылое молчание. Опыт Робин, полученный на многочисленных временных работах, подсказывал: ничто так не объединяет женщин, как разделенное понимание мужской подлости. У нее в телефоне появилось сообщение от Страйка: За это мне и платят солидные деньги. За умище. С трудом подавив смешок, Робин фыркнула: – За дуру меня держит. – Че там? – Да насчет бойфренда моего. С позволения сказать, – ответила Робин, засовывая телефон в карман. – Втирал мне, что с женой не живет. И как думаешь, где он сегодня ночевал? Мне доложили, что утром он аккурат от нее выходил. – Она шумно вздохнула и облокотилась на прилавок. – Н-да, а мой парень, прикинь, западает на теток постарше, – ковыряя под ногтями, призналась Флик. Робин помнила, что бывшая жена Джимми старше его на тринадцать лет, и понадеялась на новые откровения, но тут в магазин впорхнула компания девушек, говоривших на каком-то чужом языке – вроде бы на славянском. Они столпились вокруг корзины с подвесками-талисманами. – Дзенькуе чи, – поблагодарила Флик, получая деньги от одной из покупательниц; девушки рассмеялись и похвалили ее произношение. – Что ты им сказала? – спросила Робин, когда они ушли. – По-русски, что ли? – По-польски. У родителей домработница была – полька, я от нее нахваталась. – Тут Флик внезапно затараторила, будто сглаживая оплошность: – Да, я всегда лучше с домработницами ладила, чем с предками, и вообще, разве можно считать себя настоящим социалистом, когда на тебя домработница пашет, согласна? Если своими силами с уборкой не справиться, так нечего занимать такие хоромы. Давно пора ввести нормирование жилплощади, конфисковать излишки, перераспределить землю и недвижимость в пользу нуждающихся. – Это точно! – с энтузиазмом подхватила Робин, а Флик, похоже, воспряла духом, когда Бобби Канлифф, дочь покойного шахтера, профсоюзного активиста, простила ей родителей-толстосумов. – Чай будешь? – предложила Флик. – Давай, пить охота, – согласилась Робин. – Ты что-нибудь знаешь о Реальной социалистической партии? – спросила Флик, вернувшись с двумя кружками в руках. – Без понятия, – ответила Робин. – Это не просто политическая партия, – заверила ее Флик. – Это общественное движение, мы организуем демонстрации, марши протеста и так далее, отстаиваем подлинные ценности рабочего класса, а не ту империалистическую херню, которой нас пичкают долбаные «новые лейбористы», прихлебатели тори. Мы не играем в старую политику, мы хотим изменить правила игры в пользу простых трудящихся… Ее прервал «Интернационал» в исполнении Билли Брэгга[41]. Флик полезла в сумку, и Робин поняла, что это рингтон. Увидев, кто звонит, Флик напряглась. – Я тебя оставлю ненадолго, справишься тут? – Да не вопрос, – ответила Робин. Флик скользнула в подсобку. Когда дверь захлопнулась, Робин расслышала ее слова: – Ну что там? Виделись с ним? Когда стало ясно, что дверь не откроется и можно действовать, Робин бросилась туда, где только что стояла Флик, присела на корточки и запустила руку под кожаный клапан ее сумки на длинном ремне. Своим содержимым сумка напоминала недра мусорной корзины. Пришлось разгребать залежи мятых бумажек, конфетных фантиков, чего-то липкого – вероятно, жеваной резинки; пальцы нащупывали то ручки без колпачков, то тюбики с косметикой, то значок с портретом Че Гевары, то пачку рассыпавшегося по всей сумке табака для самокруток, а то и запасные тампоны или перекрученный тканевый комок, который, как опасалась Робин, вполне мог оказаться ношеными трусами. Попытки расправить, прочесть и заново смять каждый клочок бумаги заняли немало времени. По большей части это, похоже, были черновики статей. Затем, через дверь у себя за спиной, Робин расслышала зычный голос Флик: – Страйк? А фигли… Обратившись в слух, Робин застыла. – …параноик… пусть бы уже заткнулся… скажи им, что он… – Прошу прощения, – через прилавок заглянула какая-то женщина. Робин вскочила. Дородная седовласая покупательница в футболке с кислотным рисунком указывала на стеллаж: – Интересный атам. Можно посмотреть? – Где «там»?.. – растерянно переспросила Робин. – Атам. Ритуальный кинжал, – ткнула пальцем пожилая дама. Голос Флик в подсобке окреп и снова затих. – …его, или как?…мню те… выплатить мне… деньги Чизла… – Хм, – протянула покупательница, осторожно взвешивая кинжал в руке, – а нет ли побольше? – …у тебя, а не у меня! – рявкнула за дверью Флик. – Э-э, – промямлила Робин, косясь на стеллаж, – вроде других нету. Разве что вон тот… Чтобы дотянуться до более длинного кинжала, ей пришлось встать на цыпочки, а Флик в это время огрызнулась: – Да пошел ты, Джимми! – Вот, пожалуйста. – Робин вручила даме двадцатисантиметровый кинжал. Дверь с грохотом распахнулась, огрев Робин по спине.