Смертельная белизна

Звуки скрипок, а с ними и вся симфония, пошли на убыль, как только Страйк сел. Начиная от бежевого ковра и заканчивая мебелью, сохранившейся, вероятно, еще с семидесятых годов прошлого века, вся обстановка была выдержана в разных тонах коричневого. Половину одной стены закрывали встроенные стеллажи, на которых стояло не менее тысячи компакт-дисков. На столе в дальнем конце гостиной лежала стопка рукописей, набранных Брайлем. На каминной полке стоял большой фотопортрет девочки-подростка. Страйку пришло в голову, что мать этой девочки лишена даже такого горького утешения, как ежедневное созерцание Рианнон Уинн; ему стало неловко от нахлынувшего сострадания.

– Красивые цветы, – заметил он.

– Да. У меня недавно был день рождения, – сказала Делия.

– Вот оно что. С прошедшим вас.

– Вы родом откуда-то из западных графств?

– Не совсем. Из Корнуолла.

– У вас, я слышу, характерные гласные, – сказала Делия.

Она сделала паузу, чтобы Страйк мог налить себе кофе. Когда прекратилось звяканье серебра и бульканье льющейся жидкости, Делия заговорила.

– Как я уже говорила вам по телефону, мне очень тревожно за Аамира. Не сомневаюсь, он по-прежнему находится в Лондоне, потому что других городов не знает. Но не у родных, – добавила она, и Страйку послышались презрительные нотки. – Я очень за него беспокоюсь.

Осторожно нащупав бокал, она пригубила вино.

– Когда вы его заверите, что у него не будет никаких неприятностей и что все, рассказанное вам Чизуэллом, дальше вас не пойдет, тотчас же посоветуйте Аамиру связаться со мной, причем срочно.

Скрипки опять кричали и стонали, возвещая, на неискушенный слух Страйка, разноголосое дурное предчувствие. Собака-поводырь почесалась, глухо стуча лапой по ковру. Страйк достал блокнот.

– У вас есть имена или контактные данные кого-нибудь из друзей Маллика, которые могли его приютить?

– Нет, – ответила Делия. – Я бы не сказала, что у него много друзей. В последнее время он упоминал какого-то человека, связанного с университетом, но имени я не запомнила. Вряд ли это родственная душа. – От мысли об этом неблизком друге ей, похоже, стало не по себе. – Аамир учился в Лондонской школе экономики, тот район ему хорошо знаком.

– У него сохранились теплые отношения с одной из сестер, верно?

– О нет, – быстро ответила Делия. – Нет-нет, они все от него отвернулись. У него, по сути, нет никого, кроме меня, и это лишь усугубляет ситуацию.

– Однако эта сестра вывесила на «Фейсбуке» их недавнее совместное фото. Снимок был сделан в пиццерии, как раз напротив вашего дома.

На лице Делии отразилось не столько удивление, сколько неудовольствие.

– Аамир говорил мне, что вы собираете информацию в интернете. О которой из сестер идет речь?

– Я должен прове…

– Но мне кажется, сейчас он проживает не у нее, – перебила Делия, – учитывая, как с ним поступили самые близкие люди. Хотя, конечно, нельзя исключать, что он с ней связывался. Вам было бы полезно разузнать, что ей известно.

– Обязательно, – сказал Страйк. – Еще какие-нибудь мысли по поводу его возможных перемещений?

– У него в самом деле больше никого нет, – повторила она. – И это меня тревожит больше всего остального. Он беззащитен. Мне просто необходимо его разыскать.

– Сделаю все, что смогу, – заверил ее Страйк. – А теперь осмелюсь напомнить, что по телефону вы обещали ответить на пару вопросов.

Ее лицо сделалось еще более непроницаемым.

– Вряд ли я сообщу вам что-нибудь полезное, но приступайте.

– Можно для начала несколько слов о Джаспере Чизуэлле и о тех отношениях, которые сложились между Чизуэллом, вами и вашим мужем?

Своим выражением лица Делия сумела показать, что вопрос этот представляется ей дерзким и отчасти смехотворным. Вздернув брови, она с ледяной улыбкой ответила:

– Ну, с Джаспером у меня были сугубо профессиональные отношения.

– И как это понимать? – спросил Страйк, положив в кофе сахар и сделав небольшой глоток.

– Поскольку Джаспер, – изрекла Делия, – нанял вас, чтобы получить компромат на нас с мужем, я склонна думать, что вам уже известен ответ на этот вопрос.

– Значит, вы утверждаете, что ваш муж не шантажировал Чизуэлла, это так?

– Именно так.

Страйк понимал, что давить в этом вопросе нельзя: результатом будет только отчуждение. Если уж Делия выбила судебное предписание, оставалось лишь гадать, как далеко она готова зайти. В данный момент не грех было позволить себе временное отступление.

– А что можно сказать насчет других членов семейства Чизуэлл? Вам доводилось встречаться с кем-нибудь из них?

– С некоторыми, – чуть настороженно ответила Делия.

– И какое у вас осталось впечатление?

– Это поверхностное знакомство. Герайнт утверждает, что Иззи всегда была трудолюбива.


– Покойный сын Чизуэлла входил в юношескую сборную по фехтованию одновременно с вашей дочерью, правильно я понимаю?

У нее на лице дрогнули мускулы. Страйку вспомнилось, как закрывается анемона, почуяв хищника.

– Да, – только и сказала Делия.

– Вам нравился Фредди?

– По-моему, я с ним ни разу не общалась. На соревнования Рианнон ездила с отцом. Он знал всю команду.

По ковру, как прутья решетки, протянулись тени от стеблей роз. Откуда-то с заднего плана ворвалась симфония Брамса. Матовые линзы очков Делии казались угрожающими в своей непроницаемости, и Страйк, далекий от всяких суеверий, почему-то вспомнил слепых оракулов и пророчиц из древних мифов, а заодно и сверхъестественную ауру, которая обычно приписывается здоровыми этому конкретному недугу.

– Как вы считаете, отчего Джаспер Чизуэлл столь настойчиво искал порочащие вас сведения?

– Я ему не нравилась, – без обиняков высказалась Делия. – Мы часто расходились во мнениях. Он происходил из такой среды, где принято считать, что любые отклонения от условностей и норм подозрительны, противоестественны и откровенно опасны. Чизуэлл относился к богатым тори мужского пола и с белым цветом кожи, мистер Страйк, а потому считал, что коридоры власти лучше всего отдать на откуп богатым тори мужского пола и с белым цветом кожи. Он стремился во всем восстановить тот статус-кво, который помнил с юных лет. Преследуя эту цель, он зачастую поступал беспринципно и, конечно же, лицемерно.

– В каком отношении?

– Адресуйте этот вопрос его жене.

– Вы знаете Кинвару, да?

– Нельзя сказать, что я ее «знаю». Наши пути пересеклись некоторое время тому назад, и в свете публичных заявлений Чизуэлла о незыблемости брака та встреча получилась весьма любопытной.

У Страйка сложилось впечатление, что, невзирая на свой высокопарный слог и неподдельное беспокойство за Аамира, Делия сейчас получает удовольствие от этой беседы.

– И что там произошло? – поинтересовался Страйк.

– Как-то раз, ближе к вечеру, Кинвара без предупреждения появилась в министерстве, но Джаспер уже уехал в Оксфордшир. Мне кажется, она поставила себе цель застать его врасплох.

– Когда это было?

– Я бы сказала… по меньшей мере год назад. Незадолго до парламентских каникул. Она была глубоко расстроена. Из коридора донесся какой-то шум, и я вышла узнать, что происходит. По молчанию собравшихся я поняла, что все они глубоко поражены и не знают, как быть. Кинвара, крайне взволнованная, требовала, чтобы ее провели к мужу. Вначале мне подумалось, что она приехала с какой-то дурной вестью и, скорее всего, хотела найти у мужа утешение и поддержку. Я пригласила ее к себе в кабинет. Когда мы остались наедине, у нее началась форменная истерика. Кинвара говорила бессвязно, однако из того немногого, что удалось понять, – сказала Делия, – напрашивался совершенно определенный вывод: она узнала о супружеской измене Джаспера.

– Кинвара не назвала имени той женщины?

– По-моему, нет. Впрочем, возможно, что и назвала, но она пребывала в таком… одним словом, ситуация была очень тревожной, – строго произнесла Делия. – Она как будто переживала не разрыв супружеских отношений, а тяжелую утрату. «Я всегда была пешкой в его игре», «Он никогда меня не любил» – и так далее.

– Как по-вашему, что за игра имелась в виду? – спросил Страйк.

– Подковерная игра, насколько я понимаю. Кинвара твердила, что ее унижают. Говорят ей – буквально, – что она свое отслужила… Джаспер Чизуэлл, знаете ли, был чрезвычайно амбициозен. Один раз он уже разрушил свою карьеру супружеской неверностью. Как мне представляется, он маниакально метался в поисках другой жены, способной упрочить его имидж. Долой итальянских попрыгуний-однодневок – они будут только мешать его возвращению в кабинет министров. А вот Кинвара, по его мнению, вполне соответствовала требованиям провинциальных консерваторов. Воспитанная. Любительница лошадей. Впоследствии мне доводилось слышать, что после того случая Джаспер упрятал ее в какую-то психиатрическую клинику. Вот такими, на мой взгляд, методами в семьях, подобных Чизуэллам, укрощают лишние эмоции. – Делия сделала еще глоток. – Но Кинвара, несмотря ни на что, осталась с ним. Конечно, бывает, что люди не уходят из семьи, даже подвергаясь гнусному обращению. В моем присутствии Чизуэлл говорил о ней так, словно это неполноценное, назойливое дитя. Помню, он сказал, что придется просить мать Кинвары «понянчить» дочь в день ее рождения, поскольку ему самому нужно было присутствовать на важном голосовании в парламенте. Разумеется, он мог бы организовать «зеркальное голосование» – найти парламентария-лейбориста и договориться с ним. Но это лишние хлопоты. Женщины такого склада, как Кинвара Чизуэлл, чья самооценка полностью зависит от статуса и успешности мужа, естественно, теряют почву под ногами, когда что-нибудь идет не так. Я думаю, эти ее лошади были просто отдушиной, заменой и… ах да, – спохватилась Делия, – еще вспомнила… Уже уходя, она сообщила, что, ко всему прочему, ей теперь нужно спешить домой, чтобы усыпить любимую лошадку.

Делия нащупала широкий шелковистый лоб Гвинн, лежавшей у кресла.

– Конечно, я очень ей сочувствовала. Мне самой животные тоже приносят огромную радость. Они для нас – большая отдушина.

На руке, ласкающей собаку, все еще поблескивало обручальное кольцо, с которым, как отметил Страйк, соседствовало другое, массивное, с аметистом под цвет ее домашнего платья. Наверное, кто-то – по всей видимости, Герайнт – объяснил ей гармонию цвета, подумал Страйк и опять же почувствовал совершенно излишний прилив жалости оттого, что кому-то надо объяснять такие простые вещи.

– А Кинвара не сказала вам, как именно она уличила мужа в неверности?

– Нет-нет, ей требовалось просто выговориться, и она разразилась бессвязным потоком злости и печали, как малое дитя. И все время повторяла: «Я его любила, а он никогда меня не любил, это была сплошная ложь». Мне никогда не доводилось слышать таких пронзительных излияний скорби – ни на похоронах, ни у смертного одра. С тех пор мы с нею не общались – ну, разве что здоровались. Она держалась так, словно того разговора и вовсе не было.

Делия отпила еще вина.

– Мы можем вернуться к Маллику? – спросил Страйк.

– Да, конечно, – быстро ответила она.

– Утром того дня, когда умер Джаспер Чизуэлл, тринадцатого числа, вы были здесь, дома?

Последовала долгая пауза.

– С какой целью вы меня об этом спрашиваете? – изменившимся голосом осведомилась Делия.

– Чтобы найти подтверждение одной услышанной версии, – ответил Страйк.

– О том, что со мной находился Аамир?

– Именно так.

– Что ж, это чистая правда. Я оступилась на лестнице и растянула запястье. Вызвала к себе Аамира, он пришел. Хотел, чтобы я поехала в травматологию, но такой необходимости не было. Я могла шевелить всеми пальцами. Мне просто хотелось, чтобы кто-нибудь приготовил завтрак и прочее.

– И для этого вы призвали к себе Маллика?